ненавистные ночи.

Ночь. Вокруг лишь слякоть и вода, будто случайно разлитая на мольберте. Свежесть воздуха продирала лёгкие девушки, бегущей по каменной тропинке. Дорога была настолько неровной, что, каждый раз, катаясь на велосипеде, на её теле появлялись кроваво-багровые отметины. Но сейчас у Медведевой была не та ситуация, чтобы думать о своих минувших беззаботных деньках. Девушка остановила свой бег, как только её пронзающий и напуганный взгляд встретился с тёмно-коричневыми воротами. Загвоздки по периметру манили своей изысканностью любого прохожего. Раньше, Кира тоже восхищалась постройке этих врат. Ведь в маленьком мире Медведевой, это была её каменная стена, которая не впустит ни единого врага на свою территорию. Но как только начался пубертатный период, всё изменилось. Теперь, через эти куски металла, Медведева перепрыгивала каждую ночь, как только у её поехавшего папаши начинался обряд: "всенощного бдения". Как же Кира ненавидела каждую ночь. Настолько, что слёзы уже не текли по её впалым щекам, не было истерик. Не было ничего, будто она пустой сосуд, который, просто не более, чем дышит. Она не имела в своей жизни ничего из-за давно принятых привычек. Алкоголь, наркотики и сигареты стали глотками из стакана оставшихся эмоций. Они стали девушке лучшими друзьями. Дерьмо смертельных веществ заменило ей всех и, особенно, саму себя. Никого не нужно было рядом. Никого. Даже себя рядом не терпела. Не знала, кто же такая "Кира Медведева" на самом деле. Она настолько потеряла себя в бесчисленных масках общества, что необходимостью стали лишь деньги, чтобы оплачивать её больные увлечения. Непонятно, от чего сейчас тряслись её руки. От нахлынувшей панической атаки? Или же от вечных употреблений губящих веществ? Но тонкие девичьи пальцы нащупали связку ключей. По спине Киры пробежался знатный холодок. Ведь заставило её вернуться в бытовой ад, лишь отсутствие денежных средств. Они закончились именно в тот момент, когда девушка подходила к своему нарко-курьеру. Делать было нечего, а закурить желаемый дым, не табак, было жизненно необходимо сейчас. Поэтому Медведева сделала настолько глубокий вдох, что рассудок немного помутнел. Тихо войдя в коридор, она оглянулась по сторонам, мало-ли, отец закончил свои ночные бдения раньше, чем предполагалось, но Кира никого не обнаружила. Осознания одиночества в просторах коридора её умиротворило. Приободрившись такой удачей, Кира прошла на носочках в свой "обитель злых духов", где она жила практически сама. Для полной картины абсолютного одиночества не хватало лишь установки туалета и холодильника. Её комната — второй дом, где девушку никто не тревожил, где мысли устаканивались сами собой. Оттуда она высовывалась изредка, в основном только для побега или потребностей человека. Всё остальное время Кира находилась сама с собой, матери вечно не было в её жизни, то она по разъездам, то по выходным с отцом. Такое ощущение, будто этой женщине вообще было плевать на Медведеву. На самом деле, так оно и было. Маму не смущало ненормальное помешательство мужа на религии, оттого Киру и не понимала. Женщина считала, что дать денег и съебаться — самый оптимальный и лучший вариант для пубертатного подростка, мол, пусть отец жизни поучит, ведь свою мать девушка не слушала. Медведева давно смирилась с тем, что мать никто в её семье. Девушка не придавала особого значения присутствию, или отсутствию матери дома. В полном спокойствии, блондинка прошла в своё обживание. Она знала, что отец ещё занят и, в любом случае, не застанет её дома. Встав посреди комнаты, Кира начала освещать память. Где же она положила этот чёртов кошелёк? Однако, её поиски прервали. Она услышала неистовый мужской крик. Кроме него некому было тут находиться. — Где ты была?! Передёрнувшись, Медведева резко обернулась, и увидела разъярённого отца. Его грубый голос, который произносил эти слова со всей своей злобой, пугал её. Девушка боялась резких движений по отношению к ней, особенно, если эти движения совершал её ебнутый папенька. Лучшая защита — нападение. — Что ты забыл в моей комнате? — Кира задала встречный вопрос строгим голосом, будто это спасёт ситуацию. — Я ещё раз спрашиваю, где ты, блядь, была?! — Глаза мужчины, будто вылетали с орбит. Карие глаза в гневе выглядели точно так же, как глаза Киры. Теперь она понимала, как выглядит со стороны когда злится. — Я ничего тебе не скажу! — Произнося эти слова, Медведева устремила свой карий, и до боли острый взор, на агрессивное лицо напротив. Внезапно подлетевший отец толкнул Киру прямо в грудь и повалил на кровать. Тембр его голоса повышался с каждой секундой. Уже срываясь на крик, мужчина проговорил: — Скажешь, ещё как скажешь, дрянь! Девушка отчаянно пыталась восстановить прерванный поток кислорода. Слёзы, которых давно не было, брызнули, будто яд кобры, из-за чувства унижения и собственной слабости. Кира рывком двинулась на отца. — Отвали от меня! Что ты забыл в моей комнате?! — Где ты была, нечистая?! Что у тебя на тумбе делает портрет окровавленных рук?! Отвечай, дьяволица! — Мужчина опять пихнул Медведеву на кровать, не оставляя попыток встать, — где иконы, которые здесь стояли?! — Теперь понятно, почему ты так взбесился, икон своих не увидел. Выкинула я их. Не нужны тут твои рукописи! — Произнесла Медведева на одном дыхании, колени непроизвольно тряслись, со стороны казалось, что она болеет синдромом туррета. К счастью, или к сожалению, Кира болела вечным дефицитом внимания и радости семейных прелестей. — Это не твоя комната, а мой дом! Не ты их поставила, и не ты уберёшь! — Ты вообще уже ебнулся со своими обрядами и Богами, не твоя это комната, не тебе решать! Иди в свою и стой на коленях перед своими Богами, они тебя и убьют! Мужчина замахнулся на девушку, а та инстинктивно закрыла глаза, подставляя руки. Впервые за долгое время она впала в истерику, а взгляд стал до ужаса гневным. — Я тебя научу Родину любить! — Мужчина схватил Медведеву за короткий блондинистый хвост и швырнул на пол. Первый тяжёлый удар отца коснулся бледной щеки юной девы, пока та начала захлёбываться в собственных криках и мольбах. Он заставил её полюбить Родину. *** Кира снова бежит. Опять всё те же небрежные лужи, всё те же белые ночи в местных округах. Она мчится на всех порах, подальше от этого гиблого места. Это больше не её дом, не её врата и не её место. С носа хлыстала алая струя, которая застыла под порывами ветра. Скула, на которой красовались пастельно-жёлтые, вперемешку с фиолетовыми оттенками бутоны, уже не болела. Слабость давно покинула её тело, лишь гудящий тремор остался на повреждённых конечностях. Единственное утешение для такого дьявольского отродья как она, это такое же порочное существо, по мнению её папеньки. Лишь она оборачивала на себя всё внимание шоколадных глаз. Только она могла закрыть Кире глаза и вести вслепую. Никто кроме неё не смог бы позаботиться о Медведевой. Все чувства, которые были давно похоронены, вспыхивали в мгновение ока, в присутствии этой девушки. Благороднее и красивее неё, Кира никого не знала. Только вот не внешняя красота привлекала Медведеву, а внутренняя. Мир маленькой на вид девочки был полон доброты, но крайне жесток, перед глазами обидчиков её близких. Вспоминая об Ангелине, моментально вспыхивали флешбеки их первого свидания: *** — Я знала, что однажды, ко мне прямиком с небес спустится ангел, такой замечательный, такой желанный.. У тебя даже имя ангельское — "Ангелина". — Но ты ведь знаешь, что я не такая. Имя всего лишь порок, на который нас обрели родители, а характер и всё остальное ты приобретаешь в течении жизни. — Знаю, Гель, знаю. И ведь Кира действительно знала, поэтому молча обняла свой лучик, ей хотелось остаться в этом дне навсегда. Никто не заменил бы этот яркий момент, даже спустя года. *** Остановившись, Медведева достала из заднего кармана своих протёртых джинс старенький смартфон, и упорно начала искать записанный номер телефона. Дыхание сбилось к чёртям собачьим, но Кира всеми силами игнорировала боль в рёбрах, надеясь, что селезёнка не повреждена. Она уже начала мысленно читать молитву "Отче наш", ведь других не знала и не хотела знать. Медведева очень надеялась на то, что звонок не будет проигнорирован вечно занятой дамой. В щёку вонзались осколки мобильника, его экран совсем плохо себя чувствовал. Девушка даже не помнит, как его разбила. Когда была объёбанной? Или же когда очередной раз убегала из дома? Телефоном Кира пользовалась только для поддержания связи с Гелей, и для назначения встречи с курьерами. В других случаях она заявлялась лично, зная, что отец может прослушать все её диалоги. Разговоры Медведевой были исключительно завуалированными, если бы отец узнал хотя бы малейшую деталь настоящей жизни девушки, которая даже рядом не стояла с "дьявольскими" плакатами в её комнате, точно бы долго не думал над тем, чтобы сдать юную девушку в секту, где он находился чаще, чем в собственном доме. Мужчина каждый вечер перед своим обрядом торчит в этом обществе, где ему тщательно промывают не только тело, но и мозг. Недавно пророк заявил ему на радостях жизни богослужений: — Андрийко, пускай и твоя дочь Кирия в храм прийдёт, у Бога здравия за семью попросит, да и к труду местному пристрастим её. Ты ведь давно говорил, что она девонька с бесами в душеньке детской, так давай поможем ей, а? По неизвестной причине, мужчина на это никак не решался, будто бы знал, что происходит с молодыми девчушками в этих сектах, но никто ему ничего не проповедовал, и тем более не намекал. Жёны пророка давно были перевезены в отдельное место, а что с ними было там, один лишь Бог ведал. Страшно было отцу, не хотелось дочь свою, неблагоразумную, отдавать. Поэтому отшучивался, мол, сама пристрастится, она итак у меня умница и красавица. Кира об этих диалогах, естественно, не знала. Её не волновало, где с утра и до самой ночи шляется папаша. Главное, чтобы денег давал и есть оставлял. В остальном она чудесно справлялась сама. По крайней мере, Медведева так считала. Кира судорожно нажимала по клавиатуре пальцами, в которых ещё бродил страх, несколько раз удаляя, чтобы написать заново, без ошибок. **** Мой ангел в сети недавно Вы: — Геля, привет, не могла бы ты срочно выйти на площадку? Мой ангел: — могу. *** Ангелина никогда не задавала лишних вопросов, когда дело касалось её близкого человека. Девушка понимала состояние Киры, и знала её ёбнутого отца с библейскими замашками, которого она убила бы при первой же возможности. Новосёлова не придерживалась религии христианства, считала их культуру аморальной, а способы варварскими. Она делала всё, что душа пожелает. Для чего нужна жизнь? Чтобы тратить её на служение тому, к кому отправишься по истечению своей жизненной чаши? Ей было искренне жаль свою возлюбленную, которая скиталась в этом мире и не видела ничего, кроме испорченности, разврата и лжи, а так же навязанной религии, от невменяемого отца. Новосёлова поставила бы его на колени, заставив пересказать все заповеди Библии, все проповедования Иисуса, каждую произнесённую пророком из ближайшей церкви строчку и отхлестала ненормального деда, который не дал нормального существования своей драгоценной дочери, металлическим крестом. По мнению девушки, этот мудак не сделал ничего хорошего для её нежной Кирочки. Медведеву не заслуживает никто, кроме Ангелины. Таков был окончательный приговор девицы, ростом в пять футов, для каждого, без исключения. Подойдя к месту встречи, Геля увидела увядший пион, среди этой серой пустоши. Как же Новосёловой резало по сердцу такое зрелище. Кира молча покачивалась на железных качелях, опустив голову и думая о своём. Она даже не заметила любимую стройную фигуру. Ангелина медленно приблизилась к девушке. Она была в шоке от увиденного, но ни слова не сказала о том, насколько Кира исхудала. Умолчала о её состоянии. В этом и заключалась вся Новосёлова. Любила по-своему, поддерживать умела лишь присутствием, а Кире большего и не надо было. Медведева любила её за уникальную точку зрения, и за то, что рядом была всегда, пусть и не виделись месяцами, пусть и ссоры были. Это и есть их совместное счастье. Когда Геля присела на соседнюю качелю, Медведева тихо произнесла: — Каждому дьяволу положен свой ангел, и ты нашла меня на городской свалке. Запачкав девственные крылья, пылью. Унесла меня, ведь я оказалась такой жалкой.. — Ты не жалкая. Будь ты такой, мы бы никогда не сошлись. Никто бы не дарил мне подарки, сделанные своими руками, от всей души, не нашёптывал мне столь важных слов. Кира, ты мне нужна такая какая есть, а я нужна тебе, — немного задумавшись, Новосёлова ответила, — давай не будем больше поднимать такие темы. Рука ангелины лягла на подрагивающую спину Медведевой, а та лишь вздрогнула, поднимая разбитое лицо и взглянув не менее разбитым и разочарованным взглядом. От вида Медведевой хотелось плакать. Геля, прежде не видела Киру в таком состоянии. Слышала, но не лицезрела. — Разочарована во мне? — А я в тебе и не очаровывалась. И да, не разочарована, просто хочу набить ебало твоему папашке. — Брови Новосёловой сделались домиком. Глядя на эту картину, Медведева лишь расхохоталась. Кира протянула руку к миловидному лицу Гели, чтобы убрать прядь за ухо. Приблизившись к лику солнечной девы, Кира взглянула в зеркала неизведанной души — в её глаза, чисто смольные, которые манили блондинку к себе в глубины. Мельком девушка поглядывала на губы младшей, ей очень хотелось трепетно прикоснуться к горячей коже девушки. — И всё же, ты мой ангел надежды в эту ненавистную ночь. — И я хочу, чтобы все ночи стали для тебя переносимы со мной. Наконец-то девушки слились в нежном успокаивающем поцелуе, где уместились переживания и страдания Киры и поддержка Ангелины. Бархатные губы соприкасались с грубыми губами Медведевой крайне осторожно и спокойно, что стало для двоих новой целью и надеждой. Ненавистные ночи ушли, оставив за собой лишь благосклонность и милость Всевышнего.