***
Тот, кто погас, будет ярче светить, Чем кометы, пролетающие над планетой. Из пустоты без твоей красоты Не родится юности вольная птица
Шли дни, недели, месяцы... После того, как завершилась Революция, принесшая мир и спокойствие в дистриктах, повседневная жизнь постепенно возвращается в привычное русло. Люди восстанавливают районы после бомбёжек, снова запускается производство и строительство. Всё медленно приходит в норму. Жители даже временами поют старые песни. Они даже веселятся, уму непостижимо... Всюду жизнь бьёт ключом. Люди радуются тому, что они выжили, что жизнь продолжается, они радовались открывшимся перед ними возможностям. Все двигаются вперёд, лишь Энни Креста осталась на прежнем месте. Она нисколько не пришла в себя. Она словно застыла во времени. Её дом, впрочем, всё так же приветлив и уютен. Энни частенько зовёт к себе гостей — посетители её скромной обители обычно наперебой восхищаются тем, какая она замечательная хозяйка, какой у неё прелестный домик. Или же наоборот — бросают на девушку сочувственные взгляды, подмечая, какая она сильная, как она прекрасно "держится". Не забывают они и напомнить о том, что "всё обязательно будет хорошо, тебе будет лучше". Энни и вправду держится молодцом. Несмотря на то, что в доме живёт она одна, здесь всегда прибрано, почта разобрана, в холодильнике всегда есть еда, на столе стоит старая ваза с неизменными пионами — любимыми цветами Финника Одэйра. На том же столе, рядом с вазой, располагается разрисованная вручную сахарница. И кажется, будто вот, сейчас, Финник выйдет из одной из комнат с привычной ухмылкой на лице и кокетливо спросит: "Не желаете кубик сахара?". Всё в этом чёртовом доме напоминает Энни о нём. Кресло, на котором он сидел, попивая горячий травяной чай с тремя кубиками сахара (Энни никогда не понимала, как можно пить настолько сладкий чай). Его шарф, небрежно повешенный на крючок. И его парфюм, пахнущий горьким миндалём и ландышами. Стопка писем Финника, среди которых его прощальная записка: "Моя любовь, моя драгоценная Энни. Я ухожу сражаться за наше будущее. Я ухожу сражаться, чтобы нашему счастью ничто больше не угрожало. Я обещаю тебе, что вернусь. Я вернусь и нас никто больше не разлучит. Я никогда не подводил тебя, помнишь? Финник Одэйр держит свои обещания. И это сдержу. Береги себя, любовь моя. Финник" — бередит едва зажившие раны Энни словно ножом. Каждая буква, каждая завитушка, выведенная Финником, всё это будто давит на девушку. Ей опять хочется рыдать, кричать в слезах "Ты же обещал!". Только вот кричать некому. Не услышат её вопли. Энни и вправду держится молодцом. Вот только с наступлением темноты девушка не может уснуть. А если ей удаётся сомкнуть глаз, она с душераздирающими криками вскакивает посреди ночи, зовя Финника. Под покровом ночи некому спасти Энни от кошмаров. Нет никого, кто обнял бы её, прижал к себе крепко-крепко, нашёптывая слова любви и успокоения на ухо. Некому защитить её. Энни совсем одна против собственных страхов и своего отчаяния, пожирающего её изнутри с каждым днём. Всё, чего она боялась, все ужасы, что она пережила, всё то, что преследовало её в ночи и при свете дня — всё разом наваливается на неё, и всё, что Энни остаётся делать — закрыть уши руками, пытаясь заглушить весь шум, что она слышит. Если бы только Финник был здесь... Она скучает, безумно скучает по нему. Ей хочется верить в то, что ему удалось спастись, что он скрывается где-то, ищет дорогу домой, а может, заблудился, и теперь ему просто нужно немного пожить где-то ещё, прежде, чем он сообразит, как попасть в Четвёртый дистрикт. Но с каждым новым днём надежда гаснет. Если бы Финник хотел, он бы давным-давно вернулся. Он хотя бы написал письмо. Хотя бы дал знать, что с ним всё в порядке.***
В День рождения Финника Энни надевает свой самый лучший наряд — струящееся белое платье из лёгкой, как пёрышко, ткани, перевязанное зелёным пояском. Платье открывает веснушчатые плечи девушки, на которые спадают ярко-рыжие локоны. Она выглядит по-настоящему красиво. Впервые за очень долгое время Энни Креста довольна своим отражением в зеркале. Даже не захватив с собой верхнюю одежду, в одном лёгком платье Энни выходит на улицу и направляется в сторону моря. Она всегда идёт туда, когда в голове творится бог знает что, а на душе смятение. Горожане знают это, поэтому, завидев девушку, увидев, во что она одета (подумать только — февраль на дворе, а она тут с открытыми плечами расхаживает! Что за идиотка!), они лишь покрутили пальцем у виска. Энни же, не слушая никого, шла своей дорогой. Спустя некоторое время Энни добралась до моря. Сколько бесконечных минут они с Финником здесь провели. Весь пляж словно пропитан насквозь её воспоминаниями. Она делает шаг навстречу морю. Оно почти полностью замёрзло. Когда Энни была маленькой, ей всегда было жалко море, покрывающееся коркой льда. Наверное, ему очень грустно, думала девочка. Грустно, когда всё вокруг двигается, шумит, озорничает, танцует, летит, бежит, а ты останавливаешься, тебя сковало льдом, и всё, что тебе остаётся — безучастно наблюдать за бурлящей жизнью, которая проходит мимо тебя. Удивительно, как в столь юном возрасте Энни была способна так тонко чувствовать всё, что происходило вокруг. На пляже не было больше ни души. Только рыжеволосая девушка, обхватившая свои тонкие плечи, да безмолвное серое море. Энни неотрывно смотрит вдаль. Она не понимает, зачем она здесь. Чего она ждёт? Что вскоре появится на горизонте огромный корабль с алыми парусами, который увезёт её куда-то далеко, где она будет счастлива? Глупости. Она, Энни, никакая не героиня романтичной книжки, а счастье её ушло куда-то далеко, даже не попрощавшись. Энни не знает, сколько времени провела на пляже. Да и неважно это. Тут на улице пошёл снег. Снег, какого в феврале и не увидишь — тяжёлые белоснежные хлопья, кружащиеся на ветру. Снежинки путаются в тёмно-рыжих волосах девушки, оседают на ресницах, задевают лёгкими касаниями её хрупкие плечи. Она чувствует, что начинает замерзать.***
Юноша с глазами оттенка бирюзы появляется на горизонте. Он замечает Энни ещё издалека. И сердце его пропускает один удар.