Fleurs

       Глядя на тонкую полоску небольшого и к тому же единственного окна помещения, Лу поморщилась и прикрыла глаза, потирая пальцами переносицу: несмотря на то, что пятнистое небо уже давно переходило из жёлто-оранжевого в розовый, мягкий свет помещения вместе с яркими цветами заката всё равно вызывал ощутимую резь, особенно после тренировок, коими девушка старалась занять почти всё свободное от работы время. Псионичка прекрасно понимала, что без совершенствования своих откровенно слабых навыков и с кое-как подтвержденной сквозь красную пелену четвёртой ступенью она далеко не уйдет, а заливаться кровавыми слезами может и вовсе перерасти в рутину, чего ей не очень хотелось: больно же, чёрт бы его побрал. Одно хорошо: за это доплачивают. Чувство превосходства над собой телохранительнице было обычно чуждо, однако тут оно шло приятным бонусом. В любом случае, сейчас это не столько важно, сколько окончание рабочего дня, так как Лу чётко решила, что наконец заслуживает мало-мальского отдыха, желательно без контакта с людьми, а еще желательнее — в компании своего мотоцикла. Размышления об отдыхе мгновенно испарились, когда девушка услышала звук открывающейся двери: месье Баретти вышел из своего кабинета, а Лу мысленно обрадовалась, что наконец выучила расположение каждого офиса в слишком уж длинном по её мнению коридоре, где все двери выглядели одинаково и стояли друг напротив друга. Исключением была разве что комната Мартена: запомнить ее было проще всего, так как находилась она в самом конце и была двустворчатой. Естественно, она выделялась.        По-обыкновенному угрюмый Гектор кивнул в сторону Лу, точно приветствуя, хотя они уже здоровались ранним утром, и направился в сторону кабинета Приора, зайдя, как и всегда, без стука. От скуки и осознания того, что ничего интересного сегодня не произошло, девушка опустила взгляд на куда более приятный для напряжённых и уже покрасневших глаз тёмный пол, и стала поправлять подол свободного медянистого платья, размышляя о том, что оно до жути неудобное, а хождение в нем даётся куда непривычнее, чем ею ожидалось; смущал откровенный по меркам псионички вырез на ноге, равно как и высокие бежевые сапоги на запутанной и абсолютно странной шнуровке, в которых радовало только отсутствие каблука. Не то чтобы Лу совсем не умела ходить в такой одежде, однако следить за собой в платье было куда сложнее: нельзя было расставлять ноги так, как хочешь, а еще нужно было постоянно следить за своей походкой и осанкой. Всё же, долго размышлять о высокой современной моде и её тенденциях девушке не пришлось: Баретти как раз вышел из кабинета Приора, не закрывая дверь, и взглядом указал Лу в его сторону.       — Месье Приор хочет с вами поговорить.       Голос у Гектора всегда был суховатым и жёстким, подобно старой щётке, поэтому звучал он грозно даже тогда, когда находился в расслабленном состоянии. Лу приходилось всерьёз задумываться, рассержен он или ему плевать, ведь всё-таки фигура не последняя — подставляться девушке хотелось в последнюю очередь. Однако сейчас разбираться в этом не было ни желания, ни сил.       Лу подошла к Гектору и, полузайдя в кабинет, крепко схватилась за холодную металлическую ручку, делая вид, что собирается закрыть за собой дверь; сама она в это время стрельнула глазами в Баретти, стараясь этим жестом высказать как можно больше недоумения, дабы получить хотя бы немой ответ на вопрос, зачем она внезапно сдалась Мартену в такое время. Мужчина лишь изобразил сухое подобие улыбки, слегка шевельнув губами, что Лу всё равно не увидела из-за седых густых усов. Ярко-синие глаза и вовсе постоянно выражали для неё жажду какого-то чудно́го террора, однако она всегда понимала, что просто додумывает. Кивнув, псионичка резко отпустила дверную ручку, в которую чуть ли не впивалась, из-за чего дверь моментально закрылась, и это получилось куда громче, чем она ожидала, а в контексте длиннющего коридора, где некоторые разговоры шли эхом, это вообще можно было расценивать как нехилый такой хлопок.       «Крэп… вот и поговорила с, мать его, Приором»

***

      — Мне нравятся старые фильмы.       Лу отпила кофе из чашки и с характерным звоном поставила её на тарелку, прерывая тягучую тишину кабинета Приора. Как оказалось, по совету Гектора он всего лишь решил провести некоторое время вместе с ней, а позже и Кеем, чтобы привыкнуть друг к другу и «организовать бо́льший комфорт в рабочей среде». В итоге псионичка около полутора часов смотрела доштормовой фильм «Эквилибриум» на неожиданно предоставленном ей планшете, отметив про себя, что внешне главный герой был чересчур похож на месье Мартена, в то время как сам он разбирал какие-то бумаги: очевидно, фильмом телохранительницу Приор хотел просто занять, дабы ему не мешали работать, а ей было не очень скучно. Лу такой подход устраивал: и делать ничего не надо, и отвлекаться на ерунду не приходилось. Постепенно напряжение перешло в более расслабленное ощущение, на что Баретти и рассчитывал.       — Они куда… интереснее современных, что-ли. Более динамичные. Откровенные. Сейчас таких не делают. По крайней мере, я не видела.        Нельзя было сказать, что Лу смотрела фильмы постоянно, однако о всех новинках и классике современного мира она знала, что, впрочем, было неудивительно: после Шторма создание кино стало дорогим, да и невостребованным удовольствием, поскольку значительную популярность почти сразу набрали театральные представления, в которых и принимало участие большинство актёров Нью-Пари. К театру у псионички было двоякое отношение: с одной стороны, игра актёров обычно ее завораживала и нередко вызывала восхищение и восторг, с другой же — на поход в театр нужно было потратить слишком много усилий и времени, в то время как фильмы прекрасно смотрелись и дома, не теряя в качестве и в общих впечатлениях от просмотра.       — Как и многим, — отметил Иво, спокойно прикрыв глаза. — Современная киноиндустрия не настолько эффектна, как сейчас, и это не только заметно, но и объясняется логически. Люди до Шторма могли выбирать для фильмов актёров со всего мира, сейчас же это невозможно, — он потёр переносицу, — думаю, вы это понимаете, людей сейчас гораздо меньше. В целом.       — Раньше не только фильмы, но и вообще все вещи были куда эффектнее, месье Приор, не замечаете? — псионичка поправила подол платья, слегка откинулась на спинку поразительно удобного для своего дизайна дивана и призадумалась, точно вспоминая что-то, подняв взгляд на тёмный потолок и позволяя глазам расслабиться.       — Например? — боковым зрением Иво выглядел для Лу бледно-серым пятном с играющими тёмными пятнами глаз, а его чёрная форма начала сливаться с помещением выделяя силуэт на фоне пыльно-жёлтой подсветки; по интонации она смекнула, что Приор был слегка озадачен.       — Например… шлемы для мотоциклов! — от общего восторга она резко повернула голову в сторону Приора, из-за чего взгляд на пару секунд расфокусировался, и в глазах блеснуло редкое, доброе ехидство, выражающее явный энтузиазм в теме намечающегося диалога.       Тут же Лу увидела, как на его бледном лице с поразительно острыми чертами, чётко сформировавшимся из ранее размазанных пятен серого света, вместо замешательства наметилось подобие сдержанной улыбки. Отметила про себя, что никогда не замечала, чтобы Иво Мартен так улыбался. Чаще всего его улыбки были такими же сухими и плоскими, как и все высшее общество, хотя псионичка еще давно заметила, что он от него отличался. Однако Приора всё равно никогда нельзя было назвать высокоэмоциональным человеком, поэтому девушка оценила этот жест как одобрение на продолжение своего странного заключения, и её губы расплылись в широкой и открытой улыбке, впервые за время, проведённое здесь.       — Вы приводите довольно интересные сравнения, мадемуазель Рид, — сказал Иво предварительно кивнув, точно соглашаясь то ли с Лу, то ли с самим собой. — Можете рассказать, почему вы выбрали именно… шлемы?       — Мой отец работал в шахтах, хотя думаю, вы это итак знаете.        Псионичка плавно перевела взгляд на пол, то ли разглядывая тёмную плитку под ногами, то ли делая вид. Об отце она говорить не умела. Не понимала, как это делать. Он определённо не был ей чужим, но сейчас для неё он не был и близким: жизнь до интерната в принципе ощущалась чем-то нереальным. Несуществующим. Сном.       — Вот однажды там шлем и нашелся, среди хла-, — Лу осеклась, подбирая более приличное и подходящее слово, — среди старых вещей, сделанных до шторма. Мне принес. Я ребёнком была, — покосилась на чашку кофе, стоящую на столе, отпила. Остынет же — жалко.       — Любопытно, — Приор тихо усмехнулся, и Лу отчетливо услышала эти весёлые нотки в его голосе, которых не было ранее.        В отличие от Гектора, Иво Мартен всегда звучал хоть и строго, но приятно и бархатисто, причем совсем не слащаво или нежно. В определённых ситуациях он и вовсе говорил металлически холодно и отрывисто, напоминая тупую линейку, коей усиленно били об стол.       — И как он выглядит? Я про шлем. Признаться честно, никогда не интересовался подобными вещами.       — Древне, — псионичка громко выдохнула и заключила с толикой обиды, — мои друзья и вовсе считают его нелепым, — вскоре она уже ухмылялась, — с другой стороны, ездить в нем не отказываются. Я его вообще держу больше… из-за отца, наверное. Приятно вспоминать. Иногда.        В финансовые подробности девушка решила не углубляться: что-что, а вот об этом Приору уж точно знать неинтересно и не нужно. Зато Лу здо́рово так задумалась о том, насколько частым было это загадочное «иногда» раньше, и насколько редким оно стало сейчас. Хорошо ли это? Вряд ли — однако желания и времени на то, чтобы горевать у Лу уже давно не было. Да и… банально уже не хотелось как-то. Не имело смысла. С другой стороны, вспоминать отца, да и мать вообще стоило бы почаще, наверное. Всё-таки, делала всё это она не только ради себя, но и ради мамы. Из размышлений о семейном долге девушку вырвал спокойный голос Приора:       — Не хотите показать? — мужчина посмотрел прямо на Лу, и она была уверена, что тот выражал настоящую заинтересованность, и это показалось ей чертовски странным. — Такие вещи не каждый день встретишь, тем более такой узкой специализации.       Лу издала нервный смешок, надеясь на то, что Мартен его не прослушает или не обратит внимания. Показать старый, грязный и потресканный шлем Приору? Да он, должно быть, шутит! Или это один из очередных странных снов, которые участились у нее из-за ночных смен в недалеком прошлом. А может и то, и другое.       «Чё там смотреть-то? Если захочет, ему принесут сотни таких же новых.»       — Вы, должно быть, шутите? — Лу еле сдержалась, чтобы опять не захохотать, не совсем в тему разряжая обстановку просторного кабинета; всё равно вышел тихий, но для общей атмосферы всё же слишком звонкий смешок, — Ха-ха! Шутку я оценила.       — Нет, Рид, я был серьёзен. Знаете, новые вещи и технологии это замечательно — но настолько старые вещи встречаешь в наших реалиях куда реже, поэтому интерес они могут вызывать… примерно одинаковый, — Иво заключил: — Можете считать, что я просто интересуюсь вашим хобби в менее стандартном для этого формате.       — Шлем сейчас дома, — увлечённая идеей, Лу ответила в куда более веселом, ироническом ключе. — Завтра показать, месье Приор?       — Да, завтра будет отличным вариантом, мадемуазель Рид.       В тот момент Лу не смотрела на Иво, пытаясь сосредоточить взгляд на столе из темного дерева и думать о своём положении, но готова была поклясться, что он улыбался.

***

       Спешившись с мотоцикла, Лу взяла в руки старый шлем и потёрла его рукавом пиджака. Это была, как бы выразился Йонас, «бесполезная работа»: дома девушка уже пыталась протереть его перед тем, как показать главе Инквизиции, но то было тщетно: пластик пожелтел еще задолго до её рождения и, похоже, безвозвратно. Трогать такой же по возрасту побитый фрагмент визора она не решилась, ограничившись попыткой счистить грязь из-под наклеек, намертво приклеенных к корпусу. В общем, все попытки успехом не увенчались. Поэтому сейчас Лу ощущала себя крайне глупо, что ей определённо не нравилось: в дорогом и отвратительно роскошном платье она шла к главе Инквизиции со старым шлемом в руках. Мало того: она шла показывать этот шлем главе Инквизиции.        В коридоре, как и ожидалось, девушка столкнулась с Кеем. Сидя на кушетке он допивал свой кофе и, увидев псионичку в таком странном положении дел, чуть не поперхнулся, вовремя отведя чашку с напитком от своего идеально вычищенного костюма. Когда посуда оказалась на столе, мужчина позволил себе расхохотаться, и Лу заметила, как на глазах эмпатика даже выступили редкие слезинки, из-за чего смеяться захотелось и ей самой. Однако, чтобы не дать ему больше поводов для смеха, девушка начала говорить с такой серьёзностью, с какой не говорила никогда прежде:       — Что смешного? Шлем впервые увидел?        Придя в себя от короткого приступа смеха и тряхнув головой, напарник ответил:       — Ты бы видела мысли свои при таких «серьёзных» ответах. От этого еще смешнее, — в этот раз Кей ограничился скромной улыбкой, еще больше иронизируя над Лу.       — Да пошёл ты, — девушка отмахнулась, прижимая шлем крепче к себе.       — Хочешь сказать, что идёшь к Приору со шлемом в руках? Хоть на столе оставь.       — Нет, Кей. Я иду к Приору… просто иду со шлемом и всё. Мне он очень нужен.       — Врёшь.       — Догадывайся и дальше. Сам же говорил, что пока не дотронешься, правду не узнаешь.        Лу ответила это специально и с издёвкой, так как понимала: здесь Стоун точно не побежит дотрагиваться и проверять, что там она задумала. Потом уже можно и рассказать. А пока, уходя она услышала доносящийся до неё ответ Кея:       — Только не говори, что собираешься показать Приору шлем… да еще и с цветочками!       «Да, конечно. Сука, а ведь реально цветочки» — Лу покосилась на фиолетовые наклейки на шлеме, чувствуя, как подступающий к горлу стыд язвительно обжигает. Но отступать было уже некуда.

***

       Зайдя в кабинет Лу поймала на себе одобрительный взгляд Мартена. Кивнув в сторону дивана, точно говоря подождать, Приор продолжил рассматривать какие-то бумаги у себя на столе. От вчерашней лёгкой и непринуждённой атмосферы не осталось ни следа, хотя, как бы Лу ни старалась их найти, но никаких изменений в кабинете замечено не было. Одна лишь телохранительница сидела со шлемом в руках и ощущала себя ужасно, до омерзительного скованно. В последний раз она чувствовала себя так еще в интернате, а сейчас это липкое и пугающее чувство неизвестности захлестывало псионичку с головой вновь. Что, если ей реально почудилось? А вдруг Приор просто пошутил? Быть может, он просто хотел себя повеселить таким нелепым зрелищем, как древнейший шлем у себя на столе? Идеи неприятно роились в голове точно пчёлы, жужжа неуверенностью ей в уши. Лу постаралась осторожно тряхнуть головой, чтобы отбросить весь этот бред, и принялась ждать, пока Мартен закончит со своими чёртовыми бумагами. Секунды слипались в минуты и текли медленно, точно часы, хотя на деле прошло минут семь, после чего Приор поднялся со стула и подошёл к Лу.       — Вы пришли.       — А могла не приходить? — от долгого, по мнению Лу, ожидания, девушка на секунду забыла, где она находится, и с трудом сдержалась, чтобы ядовито-иронически не съязвить.       — Могли. Просьба была странной, прошу за это прощения.       — Нормально.        Цепкая хватка рук Лу вокруг шлема в одночасье ослабла, и девушка подхватила его с колен, показывая Приору. Ей бы очень хотелось, чтобы волнение ощущалось как поездка на мотоцикле на высокой скорости, но вышло, к сожалению, не совсем так: напоминало больше противные американские горки от которых тошнило.        Подойдя к Лу, Иво протянул ладони к шлему и их пальцы ненадолго соприкоснулись. Тогда девушка впервые почувствовала, насколько у Приора ледяные руки. Это шло совсем вразрез с тёплыми и мягкими руками Кея или сухими и шершавыми руками Йонаса — это были ледяные, гладкие руки, ощущавшиеся как что-то не относящееся к человеку. Возможно, именно так ощущался фарфор — об этом материале писали в доштормовой литературе и рассказывали в интернате. А быть может, это было совсем иначе. Приор ничего не вкладывал в этот жест, но псионичке показалось, что он тоже почувствовал, как между их пальцами прошёл какой-то… ток? Почему Лу вообще думает об Иво Мартене, главе Инквизиции… в таком ключе?       В это время он рассматривал шлем и Лу было сложно определить, какие эмоции Приор испытывал. Выглядел он по-стандартному серьёзно, точно на каком-нибудь приёме или при важном диалоге с коллегой. Только вместо коллеги был шлем с грёбаными, мать его, цветочками. Её шлем. И в тот момент Лу даже почувствовала какую-то еле заметную, тихую, нерожденную в ней ранее нежность, глядя на то, как глава Инквизиции с интересом крутит шлем и вглядывается в каждую царапину. В этом было что-то… определённо странное, но от этого не менее захватывающее, и Лу даже на секунду задержала дыхание, чувствуя что-то, чего не ощущала очень давно. Из общей рефлексии Лу вышла почти моментально, стоило ей заметить, что сделал Приор: покрепче взяв шлем в руки, он надел его. Иво Мартен. В шлеме, с, мать его, цветочками. Улыбается.       За стеклом визора Лу разглядела ту его улыбку, которой не было никогда ранее. Для обычного человека такая была частью дня, рутиной, чем-то обыденным и ничем не примечательным. Но не для Приора: так он никогда не улыбался. Лу поднялась и посмотрела на Иво в шлеме: выглядело… завораживающе. Под побитым визором сверкали поразительно острые иголочки глаз в обрамлении смазанных из-за запотевшего стекла ресниц, ярким розовым пятном на лице играла настоящая, открытая улыбка: не для зажравшихся аристократов, не для священников и не для советников.       Для Лу. Это была улыбка для Лу. И кажется, псионичка наконец поняла, что впервые за много лет она ощущала…       — А многим он не нравится.       — Это удивительно, мадемуазель Рид. Лично я нахожу его очень…       — Винтажным, — они сказали это одновременно и засмеялись.       Звонко и до приятно больного громко. Таким смехом, каким он никогда не смеялся. Таким смехом, какого она никогда не слышала. близость.