Тик Talk

Быть в отношениях с таким парнем, как Тэхён — это что-то из разряда фантастики. Чонгук за свои двадцать один год перечитал достаточное количество романов, чтобы детально нарисовать в голове идеальный образ будущего партнёра и романтических отношений в целом. Прогулки под луной, поцелуи под проливным дождём, милые подарки без повода и тысячи слов любви, сказанные шёпотом под покровом ночи на смятых простынях — в мировоззрении Чона это фундамент прочной и настоящей любви. И если за три месяца с Кимом прогулок, поцелуев и мелких приятных вещей было достаточно, то вот со всем остальным дело как-то не шло. И это удручает Чонгука. Нет, он не ждёт громких слов и клятв в вечной любви, но вот смятых простыней… Этого ему не хватает. Но все прозрачные намёки на секс Тэхён упорно игнорирует и включает дурачка, стоит хотя бы отдалённо заговорить на эту тему. А спросить прямо Чонгуку не хватает смелости. — Я не понимаю, почему он не хочет со мной серьёзных отношений, — хнычет в телефонную трубку Чимину. — Мы только и делаем, что ходим за ручку и целуемся, а когда я предлагаю ему зайти ко мне в гости на чай или посмотреть фильм, он сразу сливается и придумывает отмазки. Неужели он не понимает намёков, что я хочу зайти дальше? Это ведь нормально, что спустя три месяца я хочу близости? — Так спроси у него прямо, Гук, — цокает друг. — Что ты как маленький? И серьёзность отношений не зависит от того, трахаетесь вы или нет. — Зависит, Чимин! Для меня зависит. Это ведь момент единения, слияния душ и тел, понимаешь? Что может быть романтичнее? — Чувак, ты слишком большое значение придаёшь обычному сексу, — фыркает Чимин. — Прекрати читать свои книжки про любовь до гроба после первого траха. И, умоляю, поговори уже открыто со своим парнем и не устраивай драму на ровном месте. — Ты меня не понимаешь, — обречённо стонет Чон, но на подкорке сознания мелькает внезапная мысль, что он и сам себя не до конца понимает. — Я хочу построить с ним крепкие и долгие отношения, а сейчас всё выглядит так, будто мы подростки, которые просто проводят время вместе без какого-либо намёка на серьёзное продолжение. И когда я перебарываю своё смущение и пытаюсь заговорить с ним об этом, он сразу перебивает меня и меняет тему. Когда я пытаюсь коснуться его более откровенно, он сразу же останавливает меня. Что я должен думать в этом случае? Единственный вывод, который напрашивается — он меня не хочет. — Ты заебал ныть. Решение твоей проблемы лежит на поверхности — открой рот и поговори с ним. Ну, или соблазни его, в конце концов, — предлагает Чимин, понимая, что Чон от него просто так не отстанет. — Заведи настолько, чтобы он сам умолял тебя о сексе. — И где я, по-твоему, это сделаю? На лавочке в парке? Говорю же, он отказывается приходить ко мне. — Сходи с ним на канатную дорогу. Однажды мы с Юнги такое там твор… — Боже, нет, — кривится Чонгук. — Прошу, давай без подробностей. — Только, чтобы там было людей поменьше, нужно идти либо рано утром, либо поздно вечером, — поясняет Чимин. — И Гук… — А? — Подготовься сразу. Если ты понимаешь, о чём я… — Да блин, Чимин! — щёки Чона вмиг вспыхивают румянцем. И как он собирается соблазнять Тэхёна, если смущается даже разговоров об этом? — Спасибо за совет, я дальше как-нибудь сам. Сбросив вызов, Чонгук идёт на кухню попить воды и немного освежить мысли. Его небольшая квартирка в одном из спальных районов Сеула последние месяцы кажется слишком пустой и безжизненной. Светлая спальня с широкой кроватью, рабочим столом и книжным шкафом, заваленным книгами, больше не приносит чувства комфорта. На кухне, обставленной подержаной техникой, больше не хочется обедать в одиночестве. Как и смотреть телевизор в гостиной на мягком диване. Чонгук любит свой уютный уголок, подаренный родителями в честь поступления в университет, но с появлением в его жизни Тэхёна эта квартира будто кричит о том, что в ней не хватает ещё одного жильца. Такого, чтобы свистел по утрам, пока готовит кофе, бесконечными дёрганными движениями головы убирал белоснежную чёлку со лба и по тысяче раз на дню извинялся за очередной мат, слетевший с вишнёвых губ. Проще говоря, Чонгук влюблён настолько, что готов спустя три месяца отношений попросить Тэхёна переехать к нему. Он ведь законченный романтик. Верит, что если полюбил, то это навсегда. Так к чему тогда ходить вокруг да около и тратить впустую время, отведённое для них, если можно наслаждаться присутствием друг друга уже сейчас? Именно поэтому Чона тревожит то, что Тэхён умышленно избегает встреч дома, в интимной обстановке, будто ему достаточно прогулок в парке за ручку, невинных поцелуев и переписок. И извечно смущающийся Чонгук, милый парнишка в розовых очках и с несчётным количеством сентиментальных мечт, вбил себе в голову парадоксальную мысль, что именно секс станет решением всех проблем. А потому, зная, что сегодня вечером его ждёт встреча с Тэхёном, краснея и едва не теряя сознание от волнения, тщательно готовит себя, не жалея времени на растяжку. Он чудовищно смущён, но настроен как никогда серьёзно. Решимость слегка утихает, стоит Чонгуку увидеть своего парня — тот выглядит сумасшедше горячо в чёрной футболке, контрастирующей со светлыми волосами, и светло-голубых джинсах; на его пальцах кольца, в ушах несколько серёжек-гвоздиков, и, чёрт возьми, Чон готов прямо здесь и сейчас, в парке, упасть перед ним на колени. Влюблённый дурачок. — Тэхён, т-ты… Ты выглядишь превосходно, — произносит на выдохе, а в глазах плещется океан восхищения. Тот улыбается невыносимо тепло и снова сдерживает себя, чтобы не испортить момент очередной руганью. — Гук-а, я надел первое, что попалось под руку, — смущается, а оттого нервничает, и как итог — свистит и щёлкает пальцами в воздухе. — Уверен, ты и без одежды выглядел бы восхитительно… — завороженно шелестит Чонгук, пока не ловит на себе удивлённый взгляд Тэхёна. Такая реакция вновь заставляет чувствовать себя нелепо, будто он сморознул несусветную глупость. — П-прости, я… — Срань! Сука! — громко вскрикивает Ким и обречённо стонет. — Чёрт, прости, Гук. Куда ты сегодня хочешь пойти? Ну вот. Снова делает вид, что ничего не услышал, и уводит тему совершенно в противоположную сторону. Чонгук расстроенно вздыхает и невнятно бормочет о канатной дороге, после чего берёт Тэхёна за руку и молча шагает в сторону выхода из парка. Вера в то, что его план сработает, тает на глазах, и это чудовищно огорчает. В голове снова тысячи противоречивых мыслей, Чон начинает себя безжалостно накручивать, искать причину в собственном поведении, сомневаться в чувствах Кима, и доходит до того, что в сознании прочно укореняется мысль, что его парень трахает кого-то на стороне. А как ещё объяснить то, что здоровый, молодой юноша, состоя в отношениях уже третий месяц, дальше поцелуев не заходит и не позволяет этого сделать Чонгуку? Стоит тому только опустить руку к поясу штанов, как её тут же хватают и переплетают пальцы, останавливая. Да, это всё очень романтично, но, чёрт возьми, даже если отбросить все размышления насчёт серьёзности отношений, Чон ведь не железный, а постоянно дрочить в одиночестве при живом-то парне — быстро надоедает. — Ты сегодня такой молчаливый. Случилось что-то? — заботливо интересуется Тэхён, вырывая притихшего Чонгука из болезненных размышлений. — Не знаю… — тот неопределённо мычит в ответ, отвернувшись в сторону набережной, чтобы спрятать стыдливый взгляд, и внезапно решается спросить: — Тэ, я у тебя… Единственный? Тэхён резко тормозит и дёргает Чона на себя, вынуждая вернуть зрительный контакт. Молчит, всматриваясь в растерянные глаза напротив, и немного грубо выпаливает: — Ебать-копать! Блядь… Что за вопросы, Чонгук? — А… Первая часть твоих слов — это были тики или ты? — осторожно интересуется Чон. — Первое. Но я всё ещё жду ответ на свой вопрос. Два щелчка и громкий свист. Тэхён, кажется, здоровски разозлился и уже даже не пытается сдерживать тики. — Просто спросил, не бери в голову, — оправдывается Чонгук, чувствуя, что зря вообще начал этот разговор. — Банальное любопытство, прости. — Гук-а, — строгий тон вкупе с ласковым прозвищем немного сбивает с толку. — Ты за кого меня принимаешь? Блядь! За уёбка! — Тэхён несколько раз дёргает головой в сторону и морщится. — Это опять тик, прости. Конечно, ты у меня единственный. И, знаешь, такие вопросы расстраивают… Ты не доверяешь мне? Чёрт, как же глупо. Чонгук совсем запутался и чувствует себя сейчас до пылающих щёк нелепо. Просто королева драмы во всей красе. — Доверяю, конечно. Прости, Тэ, не знаю, что на меня нашло, — крошечный шаг навстречу, виноватый взгляд и лёгкий поцелуй на губах, оставленный Чоном в качестве извинения. — Простишь? Тэхён поверженно выдыхает и смотрит так тепло, расплываясь в умилительной улыбке, что Чонгуку кажется, будто бабочки, трепыхающиеся в лёгких, сейчас проломят его грудную клетку и вырвутся наружу. — Тебе не за что просить прощения. Ты имеешь право задавать мне такие вопросы, просто я думал, что это очевидно… Ну, что ты у меня один. И снова ладонь Чонгука крепко сжимают, переплетая пальцы в замок, и весь оставшийся путь до канатной дороги проходит в спокойной обстановке, разбавленной болтовнёй о всяких мелочах, будто и не было между ними этого дурацкого разговора. Всё вокруг кричит о романтике — улицы утопают в мягком свете фонарей и разноцветных вывесок, время стремительно близится к десяти вечера, отчего прохожих становится всё меньше и меньше, что очень радует Чонгука. Он всё ещё надеется, что в кабинке никого, кроме него и Тэхёна, не будет, и тогда есть все шансы провернуть свой незамысловатый план. Чон клянётся себе, что это будет последняя попытка перешагнуть черту и сблизиться окончательно и бесповоротно. Чтобы всё, как в книжках. Главное, чтобы Ким опять не дал заднюю. Купив два билета у милого старичка на кассе, парни становятся у специально прочерченной белой линии в ожидании своей очереди, и в этот момент Чон ощущает, как его начинает нехило потряхивать. Он видит, что каждая вторая кабинка едет пустая, что даёт надежду на полное уединение, и когда сотрудник, отвечающий за безопасность посетителей, указывает им на одну из них, что уже практически подъезжает к линии, делает неуверенный шаг внутрь, тут же падая на мягкую скамью. Тэхён закрывает за ними дверь на специальный засов и садится напротив, с любопытством вглядываясь в окна, за которыми с каждой секундой открывается невероятный вид на ночной город. Чем выше они поднимаются, тем сильнее трясёт Чонгука. Он блуждает взглядом по расслабленному лицу Кима и совершенно не понимает, с чего начать свой план по соблазнению. Блядство. Нужно было хотя бы загуглить, как люди обычно делают это. Хотя, учитывая количество прочитанных книг, кое-какие познания у Чонгука всё же есть. Остаётся только перебороть робость и страх быть отвергнутым. Закинув ногу на ногу, Чон нервно похлопывает себя ладонью по коленке и кусает губы, судорожно ища в мыслях хоть что-то, что сможет ему помочь. Точно не Тэхён — тот, посвистывая и дёргая головой, слишком увлечён пейзажами за окном, что опять-таки расстраивает. Романтичная обстановка, они одни в пустой кабинке, внизу горят огни города, на небе — звёзды, а Ким даже внимания на Чонгука не обращает, любуясь окружением и игнорируя своего парня. Всё происходящее сейчас и все мысли, кружащие ворохом в голове Чона последнее время, заставляют его решиться на отчаянный шаг. Он чувствует, как эмоции берут над ним верх, и, полностью отключив рассудок, поднимается со скамьи и, чуть пошатнувшись, касается щеки Тэхёна, безмолвно призывая повернуть к нему голову. Когда их взгляды сталкиваются, он бесцеремонно садится на бёдра Кима, уперевшись коленками в кожаную обивку скамьи, и обвивает шею того руками. — Ч-что ты делаешь, Гук?.. — сбивчиво лепечет Тэхён, но, несмотря на растерянность, всё равно обнимает Чонгука за талию, притягивая к себе, чтобы тот не упал. — Хочу кое-что попробовать, — шепчет Чон, алея щеками, и втягивает опешившего Кима в поцелуй, нагло проталкивая язык в приоткрытый от удивления рот. Становится страшно. Вдруг оттолкнёт? Это разобьёт бедному Чону сердце. Но Тэхён не даёт даже шанса подобным мыслям заполнить разум, тут же со всей отдачей отвечая на поцелуй. Пальцами одной руки зарывается в тёмные волосы Чонгука, мычит что-то неразборчиво прямо в губы, пока другой рукой сжимает тонкую талию сквозь ткань белой футболки. Это сводит Чонгука с ума. Его тело дрожит от возбуждения, вспыхнувшего буквально за секунду. Тэхён никогда не целовал его настолько горячо и развязно, как сейчас, и это добавляет решимости, смывая собой любые границы дозволенного. Либо сейчас, либо никогда. Чон со всей уверенностью и непоколебимостью может поклясться, что готов отдаться прямо здесь, на чёртовой скамье чёртовой кабинки, подвешенной на десятки метров над землёй. Атмосфера кажется безоговорочно идеальной для откровенных ласк — никакой банальщины, только неистовая страсть и желание принадлежать друг другу до последней клеточки тела. Чонгук вжимается в Кима, беззастенчиво трётся собственным пахом о чужой, чувствуя, что крепко стоит здесь не только у него. И это приводит его в дикий восторг, заставляя пальцы на ногах подгибаться от жара внизу живота. Вот тот самый момент, когда черта будет преодолена и навязчивые мысли уйдут прочь. Тот самый момент, о которых так часто пишут в романах. Чонгук мажет губами по щеке Тэхёна, ведёт дорожку из мелких поцелуев к мочке уха, тут же втягивая её в рот, и едва не скулит, услышав первый отчётливый стон, слетевший с вишнёвых губ. Ким запрокидывает голову, упираясь затылком в прозрачное окно, за которым горят улицы города, и сам сгорает, когда Чон влажно целует его шею, не заботясь о том, что может оставить следы. Хочется ещё. Хочется больше и ближе. Возбуждение достигает немыслимых границ. Чонгук рвано дышит, когда отрывается от чужой шеи, любуясь наливающимися засосами, и резко, не давая времени обоим передумать, слезает с бёдер Тэхёна и становится перед ним на колени. Плевать, что джинсы новые, а пол грязный, плевать, что сам Чонгук сейчас выглядит до безобразия грязно, когда тянется руками к ширинке Кима, поднимая на него помутневший взгляд. Он действительно готов сейчас на всё. Но его руку перехватывают, снова останавливают и смотрят растерянно, будто не понимают, к чему всё это сейчас было. — Что ты делаешь? Зачем… Сука! Блядь! — весь вид Тэхёна говорит о том, что он в полном недоумении. И это так дьявольски непонятно и странно, что Чонгук взрывается, резко поднявшись на ноги. — Ты что, ребёнок? Что значит «зачем»? Сколько можно ходить вокруг да около? — это совсем на него не похоже, но разочарование, смешанное с граничащим с болью возбуждением, отключает мозг и здравый рассудок. Ким снова морщится, сдерживается, чтобы не ругаться, но свист и щелчки пальцами унять не удаётся. — Еблан! Прости. Чонгук, чёрт возьми, ну не здесь же! — А где?! — возмущённо вопит Чон. — Ко мне домой ты идти не хочешь, к себе не зовёшь, где я, по-твоему, должен это делать?! — С чего ты вообще взял, что должен это делать? — холодно бросают ему в ответ. И это приводит Чонгука в чувства. Он разочарованно хмыкает и садится на скамью, отвернувшись к окну. Хочется прибить Чимина за глупый совет, а себе дать отрезвляющую пощёчину. На что он вообще надеялся? Знал же, с кем встречается, и догадывался, чем всё закончится, так какого хрена было выбирать для подобных экспериментов кабинку, из которой теперь не сбежать, пока она не доедет до конечной точки? Здорово. Просто высший класс. Нет ничего более неловкого, чем сидеть и обиженно пыхтеть в коробке со своим обидчиком, без возможности драматично развернуться и уйти. Он ведь обещал себе, что это последняя попытка проявить своё намерение на серьёзные отношения, но ему ясно дали понять, что не разделяют его желаний. — Гук-а, давай поговорим, — осторожно начинает Тэхён, касаясь пальцами чужой острой коленки. Но Чон грубо отталкивает тянущуюся к нему руку и мысленно умоляет сраную кабинку ехать быстрее. — Детка, пожалуйста, нужно всё спокойно обсудить, ладно? — не оставляет попыток Ким. Ох, как мы заговорили. Детка. Жаль только, что поздно. Чонгук молчит и даже не поворачивается в сторону Тэхёна. Хватит, пусть катится к чёрту. Спустя примерно пять минут, кажущихся для обоих нескончаемой вечностью, они доезжают до долгожданной остановки. Дёргаными движениями открыв металлический затвор, Чон грубо отталкивает дверь, вываливается на площадку и быстрым шагом идёт к выходу за ограждённую территорию. Хочется домой. Закрыться в своей маленькой квартирке и читать, пока глаза не вытекут, лишь бы не думать и не видеть Кима. И что самое обидное и отдающее острой болью где-то под рёбрами, это то, что за ним никто не идёт. Не пытается остановить. Его просто отпустили, даже не пробуя помириться. Две жалких потуги заговорить в кабинке и всё. Всё, чего достоин Чонгук, который всегда старался быть хорошим, удобным и понимающим парнем. И в итоге получил вот это. Превосходно. Едва сдерживая слёзы, грозящиеся вот-вот сорваться с длинных ресниц, Чон бредёт к дому, радуясь хотя бы тому, что идти недалеко. Каких-то пятнадцать минут и он сможет спокойно разреветься, не волнуясь о том, что его завывания будет слышать половина города. Как же ему сейчас паршиво и обидно. Достав из кармана телефон в надежде увидеть там пропущенный звонок или сообщение, Чонгук раздосадовано фыркает, скользя взглядом по экрану, на заставке которого стоит фото Тэхёна, но совершенно отсутствуют любые уведомления. Теперь ко всем прочим эмоциям добавляется ещё жгучая ярость. В мыслях зудит желание самому позвонить и, не стесняясь в выражениях, рассказать этому придурку, какой он беспросветный мудак, но смелости не хватает. Всю истратил на глупую попытку соблазнения. Да и головой Чонгук понимает, что не сможет оскорбить Кима, и максимум, что ему удастся — это уродливо разрыдаться в трубку. Слишком много чести. У Чона гордость тоже имеется, как бы. Открыв дверь в подъезд, он даже не успевает шага сделать, как слёзы беспрерывным потоком срываются с ресниц, скатываясь по щекам к подбородку. Хочется прямо здесь сесть на холодный бетон и завыть от обиды, но, услышав позади шаркающие шаги, Чонгук понимает, что нужно дотерпеть до квартиры. Шмыгнув носом, он подходит к лифту, жмёт кнопку вызова и чувствует на себе чей-то пристальный взгляд. Ну вот, сейчас кто-то из соседей увидит, какая он тряпка. Утерев тыльной стороной ладони мокрые дорожки с щёк, Чон в миллионный раз прокручивает в голове произошедшие события. Эмоции постепенно стихают, оставляя за собой только тупую, ноющую боль в надломившемся сердце, и Чонгук начинает здраво рассуждать и сомневаться в правильности выбранной стратегии. Как подтверждение тому, в мыслях всплывают слова Чимина о том, что секс — это не про серьёзные отношения, а всё, что пишут в книгах — далеко от реальности. Почему представления Чона об идеальных отношениях сузились до банального соития и почему он считал это залогом крепкого союза — ему уже самому не ясно. Наверное, стоит извиниться перед Тэхёном за своё поведение. Он ни разу не дал усомниться во взаимности чувств, всегда нежен, ласков и внимателен. А что Чонгук? Сначала предстал перед ним безумным сталкером, а теперь вообще — озабоченным придурком. Какой же стыд и позор. И где были его мозги? Из-за своего спермотоксикоза даже не пытался понять причину, почему Тэхён избегал близости, а сейчас уверен, что она несомненно есть, вот только поздно уже задавать правильные вопросы. И снова хочется разрыдаться из-за своей узколобости. Но сзади стоит кто-то из соседей, а потому Чонгук сдерживается, позволяя лишь нескольким солёным каплям бесшумно сорваться с ресниц. Он думает обернуться и посмотреть, кто стал свидетелем его слабости, но писк лифта и открывшиеся перед ним двери не дают этого сделать. Чон заходит внутрь, жмёт кнопку девять и, смотря в пол, прячет заплаканные глаза от того, кто вошёл за ним. Но вот… Чонгуку кажется немного странным то, что этот кто-то, стоит лицом не к двери, а к нему. И обувь кажется определённо знакомой, да и цвет джинсов тоже... Не может быть. Он поднимает голову и видит перед собой Тэхёна — нахмуренного, но не от злости, а, скорее, от беспокойства. — Ты ч-что тут делаешь? Как ты узнал, где я живу? — Шёл за тобой, — ему отвечают почему-то шёпотом. — Всё это время? С самого парка? — Чон снова шмыгает носом, чувствуя, что вот-вот разрыдается от мысли, что Тэхён после всего этого дурацкого спектакля его не бросил. — Конечно, глупый. Как я мог оставить тебя одного в таком состоянии? — Ким делает шаг навстречу и упирается лбом в чужое плечо, тяжело выдохнув. — Я просто решил дать тебе время остыть. И самому нужно было многое обдумать. Дверь лифта с писком открывается, и Тэхён за руку тянет Чонгука на выход, останавливаясь на лестничной клетке. — Прости меня, Гук-а, — и снова ладонью прикрывает рот, скривившись, но Чон тут же убирает её, сжав в своей руке. Знает же, как неприятно Киму сдерживать тики, а потому никак не реагирует, когда тот выкрикивает: — Долбоёб! Блядь! — Ты тоже прости, Тэ. Просто, знаешь… Я такой дурак... Перечитал столько романов, что решил, будто наши отношения не выглядят серьёзными из-за отсутствия... Интимной близости, как это описывается в книгах, — и снова смущается, будто это не он получасом ранее чуть не изнасиловал Тэхёна в дурацкой кабинке. — И вот я накрутил себя, что ты меня не хочешь. — Ты же сам сегодня чувствовал, насколько сильно я тебя хочу, — смеётся Ким. — Но почему тогда мы… Почему мы не занимаемся, ну… Этим. — Этим? В кабинке ты был смелее в своих выражениях и действиях, — улыбаются ему. — Мы можем зайти к тебе и я всё объясню? Не очень удобно говорить об этом здесь. Коротко кивнув, Чонгук открывает дверь картой-ключом, входит в коридор и включает свет. Как гостеприимный хозяин предлагает тапочки, чай и поздний ужин, но его поток мыслей прерывают, тянут за руки в гостиную, будто Тэхён уже был здесь, и сажают на диван, умостившись напротив. — Гук, выслушай меня, только не перебивай, — начинает Ким слегка подрагивающим голосом. — Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу. С первой нашей встречи, с первого взгляда на твои милые, вечно краснеющие щёки мне хотелось сделать так, чтобы они пылали у тебя не от смущения, а от… Блядь! Ебаться-всраться! — внезапный тик, от которого Чонгук дёргается, не ожидав. — Прости. В общем, да. Я хочу тебя, как никого и никогда, но… Ты даже не представляешь, как я волнуюсь, думая о том, как это будет происходить. Мои тики… Я не хочу, чтобы в процессе я выкрикнул что-то обидное или как-то оскорбил тебя. Мне просто страшно, потому что я знаю, что этого не избежать, понимаешь? А ты такого не заслуживаешь, — заканчивает едва слышно, выглядя при этом так разбито, что Чону снова хочется разрыдаться. — Ну ты дурак? — Чонгук садится ближе, берёт обе ладони Тэхёна в свои и уверенно произносит: — Я же знал, с кем строю отношения, Тэ. И меня не оскорбляют твои тики, меня оскорбляло то, что ты не подпускал меня ближе. И… Откуда тебе знать, может, я люблю, когда в постели меня называют всякими грязными словечками? — снова смущается, отводя взгляд, но спустя короткое мгновение возвращает его, добавляя: — Прости, что эгоистично думал только о себе и даже не попытался тебя понять. Я должен был догадаться... Но заострил внимание совсем на другом. Прости, что был невнимателен и... Вообще, полным придурком. Становится так стыдно, что хочется уткнуться лицом в грудь Тэхёна, чтобы спрятать виноватый взгляд, и тысячу раз молить его о прощении за свою глупость. Чёртов эгоист и мечтатель, думающий только о своих чувствах и желаниях, навеянных грёбаными романами. Чон смотрит на свои руки, лежащие в ладонях Тэхёна, и не решается поднять глаза, боясь увидеть в чужих осуждение и обиду. Но не может сдержаться, когда слышит неожиданную фразу, слетевшую с любимых вишнёвых губ нежным полушёпотом: — Я люблю тебя, Чонгук. Он замирает, не веря своим ушам, тихо всхлипывает и счастливо смеётся сквозь слёзы, когда Тэхён к своим словам добавляет громкое «Сука! Ебать-колотить! Люблю!». И это звучит красивее всех признаний мира. Для Чонгука это романтичнее, чем «Титаник», романтичнее, чем любая история Николаса Спаркса и отношения Джона Леннона и Йоко Оно. Романтичнее, чем все песни и стихотворения о любви. Потому что оно для него. Потому что искренне и отзывается внутри чем-то необъяснимо тёплым и прекрасным. Потому что до боли под рёбрами взаимно. — Я люблю тебя, Тэхён, — сквозь очередной всхлип отвечает Чон и улыбается прямо в поцелуй, в который его тут же втягивают, заваливая на диван. Медленно, неспешно насладиться моментом не получается. Одежда слетает с тел со скоростью звука, так же, как и несчастная лампа, стоящая на тумбе у дивана, которую Ким случайно зацепил ногой. Беспорядочные поцелуи жгут кожу, заставляют счастливо смеяться, потому что щекотно и до безобразия хорошо. Чонгук смотрит на нависшего над ним Тэхёна и видит в его глазах столько желания и любви, что не понимает, как не замечал этого раньше. Оно ведь всегда так было, Тэхён всегда так смотрел, а Чонгук сходил с ума, придумывая невесть что и накручивая себя. — Дай мне две минуты, — оставив лёгкий поцелуй на скуле, Ким, оставшись в одних боксерах, убегает в ванную. Не теряя времени, Чон несётся в спальню, быстро достаёт смазку и презервативы, лежащие в столе, кидает их на кровать и ложится сам. Вертится, как уж на сковородке, пытается придумать сексуальную позу, в которой его застанут всего такого готового к шалостям, но в итоге терпит фиаско, потому что Тэхён входит в комнату ровно в тот момент, когда Чонгук, также оставаясь в одних боксерах, стоит на четвереньках спиной к нему, поправляя подушку. — Блядь! Охуеть! — разносится по комнате, и Чон застывает, чувствуя, как вся кровь приливает к щекам. Ну почему именно сейчас он зашёл? Господи, как же стыдно. — Я… Я подушку поправлял… — зачем-то оправдывается, но, увидев в глазах напротив пляшущих чертят, понимает, что, видимо, так даже лучше. А когда на него голодно набрасываются, вжимая в матрас, беспорядочно целуют и шарятся руками по телу, то совсем забывает, как дышать, лишь громко выстанывает что-то несвязное, теряясь в ощущениях. Рассыпается на белых простынях, наслаждаясь долгожданными ласками и горячими губами, блуждающими по пылающей коже, покрытой мурашками. Выгибается, роняя очередные всхлипы вперемешку со стонами, когда Тэхён сжимает его член сквозь мешающую ткань боксеров и втягивает при этом торчащий сосок в рот, играя с ним языком. Слишком приятно. Слишком правильно и необходимо. — Какой же ты сладкий, Гук-а, — как в бреду шепчет Тэхён, опускаясь поцелуями к кромке боксеров. — Блядь! Охуенный! — легонько прикусывает проступающую сквозь ткань головку, срывая с губ Чонгука вскрик наслаждения, граничащего с болью. — Тэ, сними… Прошу… Ким медленно, будто дразнясь, стягивает чёрные боксеры с Чона, после чего избавляется от своих и ложится сверху, ёрзая влажным от большого количества естественной смазки членом по такому же мокрому члену Чонгука. Тот хнычет, обхватывает Кима ногами за поясницу, прижимаясь ближе, и шепчет мольбы скорее взять его, иначе грозится сойти с ума. Он так долго ждал этого, едва не кончился в той кабинке, и сейчас эти долгие прелюдии кажутся абсолютно неуместными и мучительными. — Тэ, пожалуйста… Я готовился, просто сделай это, я не могу больше ждать, — скулит Чонгук, вызывая на губах Тэхёна лукавую улыбку. — Сука! Ой, прости. Готовился, говоришь? — Да! — нетерпеливо вскрикивает Чон в ответ, шарится рукой по простыни и, нащупав бутылёк, затерявшийся в ткани, всучивает его в руки Кима. — Просто смажь и вставь, чёрт возьми! Очень не вовремя Тэхён начинает смеяться, выдавливая на пальцы лубрикант, чем вызывает у Чонгука отчаянное хныканье и рассерженный взгляд. — Ну чего ты ржёшь, дурачок? — стонет тот. — Просто… H2O, просто добавь воды! — и снова хохочет, но на этот раз с губ Чона тоже срывается смешок, который быстро теряется в стоне, потому что Тэхён приставляет к сжатому колечку мышц палец, сразу проталкивая на фалангу. — Блядство! Опиздулеть! Прости… А ты и правда готовился, — восторженно шепчет Ким, добавляя сразу второй палец. Чонгука бережно растягивают, умышленно игнорируя то, что он просил этого не делать, оглаживают тугие стенки уже тремя пальцами, пока другой рукой надрачивают истекающий предэякулятом член. Чон слишком громко стонет, сжимая пальцами простыни до побелевших костяшек, пытается держать глаза открытыми, чтобы запомнить каждую секунду их с Тэхёном первой ночи, но те сами закатываются от двойной стимуляции, срывающей крышу. — Соска! Соска-нереалка! — внезапно вскрикивает Ким, тут же извиняясь, но Чонгуку настолько хорошо, что он вообще ничего не слышит. В ушах звенит, тело натянуто как струна, и ему кажется, что ещё немного долбаной прелюдии и он кончит, так и не ощутив в себе член. — Тэ, всё, хватит, прошу тебя, я не хочу кончить так, — в очередной раз умоляет Чон, и, наконец, это срабатывает. Тэхён вынимает из него пальцы, дрожащими руками распечатывает презерватив и, шипя, раскатывает его по члену, несколько раз грязно выругавшись. — Гук, я боюсь, что кончу, как только вставлю, — признаётся Ким, громко простонав при виде своего парня, призывно расставившего ноги. — Ёбаный скорострел! Шлюшка! — О, да, Тэ… Я могу быть той ещё шлюшкой, — растягивает губы в озорной улыбке Чон и, привстав, опрокидывает Тэхёна на спину, от неожиданности вызвав у него свист. А потом седлает его бёдра и, закусив губу, двигается выше, после чего окольцовывает пальцами член и вводит в себя, шумно выдыхая. Чувство наполненности будоражит, вид раскрасневшегося и возбуждённого до предела Кима хочется отпечатать на внутренней стороне век, но всё, что делает Чонгук — это медленно начинает покачиваться, привыкая к размеру. Упирается ладонями в грудь Тэхёна, задницей выводит восьмёрки, стимулируя простату и заставляя своего парня отчаянно повторять: — Блядь! Блядь! Блядь! Они точно так долго не продержатся, учитывая долгое воздержание и маленькую шалость в кабинке канатной дороги. Чонгук и сам это понимает, чувствуя, как собственный ствол от болезненного возбуждения прижимается к животу, а всё тело дрожит в предоргазменной судороге. Он ускоряет темп, бесстыдно прыгая на члене, и не сдерживает хныканье вперемешку со стонами. Волосы неприятно липнут к коже, пот стекает по вискам и лбу, но как же не хочется, чтобы это заканчивалось. — Сука! Пошёл нахуй! — очередной голосовой тик срывается с искусанных вишнёвых губ, а пальцы Тэхёна с силой сжимают бёдра скачущего на нём парня. — Я и так на нём, Тэ, — сквозь нахальный смешок бросает Чонгук, но тут же вскрикивает, когда Ким слегка приподнимает его за талию и начинает вбиваться с сумасшедшей скоростью, каждым толчком тараня простату. — Блядь, боже… Тэхён, твою мать! — Чон не выдерживает такой сверхстимуляции и кончает, забрызгивая спермой себя, Кима и, кажется, попадает на простынь тоже. Едва держится, чтобы не повиснуть безвольной куклой, пока Тэхён догоняет его, делая последние, слишком глубокие толчки, и изливается в презерватив, громко выкрикнув имя любимого. — Какой же пиздец… Я точно скорострел. Прости, в следующий раз продержусь подольше, — сбивчиво шепчет Ким, когда Чонгук валится рядом с ним, рвано дыша. — И почему мы не сделали это раньше? Ответом ему служит лёгкий удар кулаком в плечо и тихий смешок, оседающий сладким сиропом под рёбрами. В комнате душно, пахнет смазкой с ароматом клубники и сексом, но, чёрт возьми, Чон так долго ждал этого момента, что на эти мелочи не хочется обращать внимания. Не хочется открывать окно, чтобы проветрить помещение, не хочется идти в душ, чтобы смыть с себя пот, сперму и вязкую смазку. Хочется вот так лежать, слышать, как рядом приводит в порядок дыхание Тэхён, и знать, что их чувства взаимны. Чонгук задумывается на несколько коротких мгновений, приподнимается на локте, ждёт, пока поймает на себе взгляд янтарных глаз, и замирает, любуясь идеальными чертами лица любимого человека. Внутри горячей лавой разливается желание принадлежать только ему; каждой клеточкой своего тела, каждой даже самой сокровенной мыслью, каждым вздохом и взмахом ресниц доказывать ему изо дня в день, насколько он важен, ценен и дьявольски сильно любим. Чон законченный романтик, он верит, что если полюбил, то это навсегда, а потому, набрав полные лёгкие воздуха, на выдохе произносит робкое: — Переедешь ко мне? Снова видит растерянность на родном лице, снова сомневается и решает, что поспешил. Боится, что Ким подумает, что это предложение навеяно эмоциями после секса, и уже готовится взять свои слова обратно, но ему не позволяют этого сделать. — Ты хочешь просыпаться каждое утро от фразы «Блядь! Ёбаное утро»? — серьёзно спрашивает Тэхён. — Хочу, — со всей уверенностью в ответ. — Даже когда узнаешь, что это не тик, а я просто терпеть не могу просыпаться по утрам? — и улыбается, засранец. — Придурок, — уронив голову тому на плечо, смеётся Чонгук. — Завтра перевезём твои вещи, ладно? Хочу засыпать с тобой каждую ночь и просыпаться каждое утро в твоих объятиях. Чон чувствует себя до безобразия счастливым, потому что Ким прижимает к себе так сильно, будто хочет врасти в него, стать единым целым. Будто этими цепкими объятиями безмолвно клянётся никогда не отпускать и любить так же сильно. И каждое их утро будет сопровождаться свистом, пока Тэхён готовит кофе, бесконечными дёрганными движениями головы убирая белоснежную чёлку со лба, а Чонгук будет умиляться извинениям по тысяче раз на дню за очередной мат, слетевший с вишнёвых губ. Всё далеко не так, как в книгах. Без вычурных фраз и помпезных признаний, без громких клятв, но с ёмким "Сука! Ебать-колотить! Люблю!". Всё совсем не так, как в популярных романах. А намного, в тысячи миллионов раз лучше.