В огненных всплесках

             Эта ночь должна была быть такой же, как и прошлогодняя – молодая кровь бушует, всё больше босых пяток бьют в сырую землю, шумные толпы сходятся к костру, передают в подрагивающие ладони стебли трав, капающие воском свечи, широкие ленты и гроздья оберегов – насытившись праздником, что отдан дикой, бушующей силе древних легенд, они будут охранять и приносить удачу.       Ночь Купальская вскидывается к небу золотыми искрами и девичьим смехом, перезвоном молодых листьев и пьяным от восторга, свободным воем звонких голосов:       – Пока род стоит, пока земля родит!       Пока солнце красное светит!       Гой! Слава!       Танец несётся, отбивает ритм, кружит в хороводе, ударяет в ночь – но звучит он игриво, по-ребячески, детской шалостью – пока белоснежную вереницу не разрезает силуэт: он горит огнём, он несётся неутомимо, неистовый, совершенно иной, будоражит содрогающуюся землю силой; у него таинственный взгляд – бархатно-темный, и низкий голос; он ведёт танец за собой, смыкает кольцо, шагает ближе к огню.       И сжимает крепко её пальцы.       Те ещё помнят тепло знакомой ладони – подружка уже пляшет по другую сторону, – но теперь их обжигает мужским жаром, точно распаленным костром, расцветающим цветком папоротника.       И ночь на Купалу взрывается по-новому, обретает опасные краски, наполняется всполохами теней и тихим шёпотом в ухо, – а ещё пьянит горечью трав и алыми реками вина, в который окрашены чужие губы; незнакомый гость смеётся, тянет её ближе, запутывается в медном золоте волос – и ведёт на новый круг, вскидывая руки в ночь, отпуская широкие рукава в небо птичьими крыльями – и слова её падают быстро, весело:       – Пан, айда через костёр?       В огненных всплесках его улыбка кажется нежной.       В безопасной темноте высоких кустов она кажется мягкой.       Свободная сорочка её – белый цвет и рукава в тонких нитях обережных символах, словно это может остановить настоящую нечисть, что явилась на праздник к свету Купальского огня, к жару молодой крови, – спадает к ногам, сброшенная одним умелым рывком: в незнакомом госте чувствуется опыт многих жизней, и это почему-то влечёт ещё больше, заставляя девичье тело под ним извиваться ужом – сегодня особая ночь, сегодня можно.       Пока остальные ищут папоротник – ему достаётся иной, особый цветок.       Вот только венок её – зверобой, ромашка, терпкая полынь       тенью уходит под воду.