Доброе утро, папа и мама

«Доброе утро, папа и мама!» – слышится отлик из дальнего царства. Шажочек, другой: и вот впредь проёма, Стоит малый мальчик, уж весь на готове. Вещи и ящик, три пассажира, Едут они все в далёкие грёза: Где врозь тишина, где зелень повсюду. Где около речки птички поют. Где там, на высоком холме, Взвышается луг над тройкой семьи. Сейчас это место все краски стеряла. Холм приуныл, да сгорби́лся чуток. Но Эмили не считает этой помехой Езжать из лета в лета сюда. Шины машины шурша по дороге Впарковалась тихонечко возле той мхой И вышел оттуда парёнек И не такой и не сякой. Уж повидал он в своей жизни Кучи провалов: и лезвие смерти И фары смерти мимолётной Все уже не важно, да и важно ли Помнить об этом и почитать? Пара гвоздик сжимая к руке Сложил над первой могилой. «Уолтеру Эмили» – гляну́л на панель, «Белла моя, ты ведь тоже нужна» С такими словами над второю могилой Склонились две розы, алые ярые Как отклик её фамилии «Шмидт» Помню же я, как свой дом и семью Фразу одну от сотрудника «Рая» Где дети резвились, как будто бы весь Радостью жизни наполнен бокал: «Была та она, как ярая лампа Горела как лучики солнца. В отличи от наших-то ламп Она не сгорела за пары минут. Не лопалась как шарик с водой. Единственный человек в моем темном притоне, Что может улыбку свести. И тот, от которой не веет Едкий пашок ядрёна мазута.» Прекрасный слова, наш Даниэль Да вот жаль что в живых не остался И все, кто был хоть как-то да связно С компанией Льюиса, Льюиса Брауна В живых уж увы, не найдете теперь. Что мелочиться? Пора в дом идти Солнца восход теребит два оча. Вот, шума шин и мотора Не слышно в густой той поляне. Теперь здесь царит тишина и покой И птицы писк песни едва уловишь.