Размахнись, рука!

Белая голова всегда знала: когда у личностей в одном теле нет между собой согласия, однажды они от этого убьются. Крепкая задним умом пессимистка Синяя добавляла, что сгубит их самонадеянность. Красная добавляла что-то про алчность — она признавала за собой такой грешок. Чёрная ставила на нерешительность и дурь. Зелёная отмалчивалась. Многозначительно. А подвела их в некотором роде обычная жопа. Оскорбительней всего было не то, что Всебесцветную Драконицу, вылезающую из Врат, ведущих в Бездну, не встречали с барабанами и человеческими жертвоприношениями. И даже не то, что никто из её служителей не явился засвидетельствовать почтение. А то, что она застряла во Вратах, как мышь в бутылке. Только в отличие от мыши, у которой где пролезла голова, пролезает и всё остальное, Драконица за тысячу лет потеряла форму. И если в Бездну её забросили сквозь Врата с лёгкостью, то с обратным путем возникли проблемы, о которых она как-то не задумывалась, пока, тяжело дыша, гоняла по Бездне Рейстлина Маджере со скоростью подыхающей коровы. И — вот что значит растерять форму! — догнала его уже за Вратами. Если можно так выразиться. Головы проскочили каким-то чудом, а вот всё остальное застряло напрочь. И решительно отказывалось двигаться в любую сторону. Передними лапами даже скрести пол не выходило, а задними было всё никак не упереться в рыхлую землю Бездны. - Не могли Врата побольше сделать, что ли? - оскорбилась Красная, убедившись, что застряла накрепко. Так вышло, что Красная первым делом рванулась за Маджере в лабораторию и застряла головой под тяжелым столом. Тот засел на драконьей голове прочно, и Красная напрасно стучалась столом о стены — ломаться он собирался только вместе с её черепом. — Меньше надо было жрать! — вызверилась на Красную Чёрная, яростно пытаясь освободиться. Она была готова оторваться от их общего туловища, лишь бы добраться до мага. Зелёная и Белая засипели и принялись жадно хватать воздух, задыхаясь — Чёрная своими манёврами пережала им шеи. Единственной, кто мог добраться до Рейстлина, оказалась дурища-Синяя. Но она отвлеклась на лежащий на полу труп Китиары и блеснувший рядом меч. Или дело было в том, что некогда Синяя съела кендера и заразилась тягой к разного рода блестящим штучкам от него, или в том, что зрение у неё было так себе, но Синяя отчего-то решила, что раз блестит, значит вкусное. А раз вкусное, надо лопать быстрее, пока не сожрала вечно голодная Красная, которой всегда доставались самые лакомые кусочки. В общем, вместо того, чтобы перекусить Маджере пополам и потом уже в спокойной обстановке протащить их общий зад на Кринн, Синяя голова цапнула меч, хрустнула им, как леденцом, и проглотила. Рейстлин за это время успел оценить ситуацию и при первой же возможности впихнул ей в пасть посох так, что кристаллом на вершине тот уперся в нёбо, а противоположной стороной в нижнюю челюсть. Синяя попыталась закрыть рот, но быстро поняла, что без членовредительства не получится, и оскорблённо заклокотала. Во все стороны от неё полетели синеватые молнии и искры. Головы дёргались,завязывались в какой-то хитрый узел, бились о стены, пол и потолок, крошили лабораторные шкафы и книжные полки. Всё напрасно. Обычную башню они бы развалили, но лаборатория Палантасской Башни Высшего Волшебства была сделана с расчетом на то, что однажды у её хозяина что-то взорвётся, и желательно, чтобы хотя бы половина Ансалона после этого подлежала восстановлению. — Хватит, — рявкнула Чёрная, сообразив, что застряли они накрепко и рискуют передушить друг друга в попытках вырваться. Красная вывалила раздвоенный язык, тяжело дыша. Остальные тоже порядком притомились от непривычной беготни и шеедвижений. Маджере хмыкнул. — Это у него был такой хитрый план, — пояснила Белая. — А? — не поняла Синяя. До неё доходило как до овражного гнома. И в основном через то место, которое до сих пор торчало с той стороны Врат, в Бездне, злобно размахивая хвостом. — Выманить нас, чтобы мы застряли, — вздохнула Белая. — И прирезать, как кур. Досадно вышло. — Вот я сволочь, да? — спросил Рейстлин мрачно. Головы заклацали зубами, задёргали шеями, пытаясь раздавить наглого мага. В тесноте лаборатории это оказалось непросто сделать — часть комнаты у самых Врат была недосягаема для зубов и рогов. Чёрная проверила это на практике, пытаясь забодать Маджере, но застряла на очередном рывке. Плеваться огнём, кислотой или льдом в такой тесноте было смертельно опасно для самой Драконицы. Истративший же всю магию Рейстлин мог разве что приложить с размаху посохом или ткнуть в глаз кинжалом. Загнанный в угол лаборатории — в противоположный от двери, не заткнутой тушей Драконицы, — он не мог сбежать. А запасти поближе к Вратам пару драконьих копий или нормальный меч не догадался. Ситуация показалась на первый взгляд патовой. А также на второй и третий с четвёртым. Для всех, кроме Чёрной головы. — Сейчас обратимся в одну бабу и тебя покромсаем, — сказала Чёрная кровожадно. Красная так многозначительно облизнула стол, что Белая чуть забеспокоилась: как бы товарка не занозила язык. — Совести у тебя нет, Маджере, — сказала Зелёная. Сама она знала про «совесть» от братца Паладайна, но была не в курсе, зачем она ей. — Вот сейчас, — пропыхтела Чёрная. — Сейчас превращусь! Мозги с пола собирать будешь! Белая замотала мордой. По пути она сбила два чудом устоявших шкафа с реагентами и перевернула банку с жутковатого вида Живцом, похожим на плод порочной любви ежа и моргенштерна. — Не получится, — пояснила она. Чёрная попыталась вывернуть голову так, чтобы посмотреть Белой в бесстыжие глаза и может даже в них плюнуть. — Почему? — уточнила Красная. — Потому что мы застряли одновременно в двух разных планах бытия. А в самой точке перехода наша божественная сила не работает, — популярно объяснила Белая. — Как и любая магия. Поэтому мы не можем сменить форму, иначе нас напополам разорвёт. Судя по тому, как ухмылялся Рейстлин Маджере, он об этом знал. И даже кое-что придумал. — Маджере, — забеспокоилась Чёрная. — Маджере, может быть не надо? Рейстлин полюбовался каминной кочергой, помахал ей в воздухе, примериваясь. — Маджере, — нежным голосом произнесла Белая, — ты это чего? — Да вот, — пояснил тот, опустив кочергу, — сама знаешь — магам запрещено пользоваться оружием. А единственным кинжалом я вам глотки до старости перепиливать буду. Если проковыряю чешую. — Маджере, — ласково сказала Белая, точно разговаривала с малышом Нуитари, из любопытства выпотрошившим свою близняшку Зебоим, чтобы посмотреть, что же у богов внутри. — Кочерга тупая, и заточить её тут нечем. Поверь, даже осколком пробирки получится быстрее. Вот за такие советы Нуитари и любил Белую голову мамочки. Что не мешало ему ненавидеть остальные. Синяя сквозь застрявший между зубами посох Магиуса замычала что-то неодобрительное. — Мне нужно чем-то отогнуть твою чешую, — в тон Белой ответил Рейстлин. — И пустить кровь. Истечешь ей, ослабеешь, а я тебя потом добью. — И то верно, — согласилась Белая. Черная откровенно занервничала. Она прекрасно понимала, что начнут с неё. — Маджере! Маджере, не надо! Хочешь оружие таскать — будешь! Давай я вынесу этот вопрос на голосование?! Нуитари не посмеет мне отказать. — А три голоса против? — усомнился Рейстлин. — Так у меня-то пять, я точно в большинстве. — Сейчас вы, все пять, торчите из Врат, — сказал Маджере насмешливо. — И вряд ли вылезете оттуда сами. — Мы похудеем, — огорчила его Зелёная, — и пролезем на Кринн целиком. А ты не сможешь выйти, ослабеешь и умрёшь. Может даже раньше, чем мы освободимся. Маджере хмыкнул и принялся демонстративно перебирать сложенные кучкой в углу лабораторные ножички и прочие остро заточенные приспособления. — Предлагаю тебе десятую часть мира, — попыталась решить дело миром Чёрная. — И бабу. Та, конечно, уже сдохла, так что новую себе найдёшь, с большими сиськами. Тебе тёмненькие больше нравятся или светленькие? Маджере сжал какую-то пробирку так, что стекло брызнуло осколками во все стороны. В разгар одностороннего торга - головы предлагали всё больше, Маджере злобно на них молчал - явился Сот, нагло бряцая подкопчённым доспехом, гремя боевым топором и костями. И потребовал бабу для себя. — Да вы сговорились! — вызверился Рейстлин. Сот пробубнил что-то про то, что ему нужна конкретно вот эта, и без неё его сухим костям грустно и одиноко. — Сделаем так, — сказал Маджере, — отдавай топор, а сам бери Китиару и делай с ней, что хочешь. Покойный государь качнул шлемом и, подхватив труп Китиары, растворился, оставив оружие на полу у ног Рейстлина. — Должна же быть хоть какая-то польза от сестры, — пояснил Рейстлин, примериваясь к топору. — Сволочь ты, Маджере, — сказала Красная. — Не отрицаю, — кивнул Рейстлин. И, разом поскучнев, спросил: — Так кто тогда ржал у ручья? Головы дружно прикинулись слепыми и глухими дурами, искренне радуясь, что Синяя не в состоянии ляпнуть про их общее божественное желание посмотреть порнушку. — Ыа, — промычала Синяя, мотая головой. — Ыа. — А кто придумал про костёр? Чёрная? — спросил Маджере у Белой. Тон его не сулил ничего хорошего. Белая не ответила, уставившись в окно одним глазом, а вторым кося на место, где недавно лежал труп Китиары. Идея смотреть эротику с участием двух девственников и правда принадлежала Чёрной, поспорившей с Зелёной, что у Маджере на этот раз всё-таки встанет. Коварная Зелёная, сообразив, что вот-вот продует спор, заржала. А вот к кострам всегда была неравнодушна пироманка-Красная. — Сам-то как думаешь? — вопросом на вопрос ответила Зелёная. Врата затрещали, с потолка посыпалась пыль — Чёрная отчаянным рывком пыталась освободиться. Маджере размахнулся топором. — Предательницы! — прошипела Чёрная. — Каждый сам за себя, — сказала Зелёная. — Не буду говорить, что это стало для нас огромной потерей, — сухо сказала Белая. — Туда ей и дорога, — зло добавила Зелёная. — Мне она тоже никогда особо не нравилась, — поддакнула Красная. — Какая досада, — сказал Маджере бесцветным тоном. Синяя промычала что-то невнятное и яростно попыталась выпихнуть посох изо рта, помогая себе языком. Остекленевшие глаза Чёрной смотрели на них с ненавистью. С вываленного чёрного языка стекала струйка крови пополам с кислотной зелёной слюной. Измочаленная шея топорщилась обломками костей и кусками криво разрубленной трахеи. Крови — светящейся и переливающейся всеми цветами радуги — натекло столько, что маг стоял в ней по щиколотку. И был залит ей с головы до ног. Топор для Маджере оказался тяжеловат, с первого раза перерубить шею ему не удалось. И даже с десятого. Чёрная в процессе порубки ругалась, плевала кислотой, дёргалась, угрожала и всячески оттягивала свою кончину. Досталось кислотой и товаркам: у Белой частично оплавились рога и выросты на морде, Синяя щеголяла глубокими пропалинами в чешуе и часто-часто моргала одним глазом, у Красной слегка разъело ноздри. Легко отделалась только Зелёная, которую не брали никакие яды и кислоты. Под конец Красная призналась, что готова сама была загрызть Чёрную, если бы могла повернуться хоть немного. Белая была с ней согласна. Красная сдохла сама и достаточно глупо. Она едва не раздавила Маджере шеей, дрыгаясь, точно в припадке, но тут, на её беду, на глаза Красной сполз клятый стол. Голова попыталась его скинуть, метя в Рейстлина. Добилась только того, что стол переполз ниже, перекрыв обожженные ноздри. Красная поперхнулась и выкашляла облако чёрного дыма. Из всех голов она единственная способна была плюнуть огнём, и им же подавиться. — А я предупреждала, — сказала Зелёная. Красная задёргалась в конвульсиях и едва не выколола Синей глаз сломанным рогом. Потом упала на Чёрную, но Чёрной уже было без разницы, и задымилась. Глаза её вытекли от внутреннего жара, и голова стала похожа на раздутый гномий дирижабль, ощетинившийся обломанными шипами. К радости остальных голов, загорелись только её защёчные мешки, и пожаром во внутренних органах это не грозило. Белая метко плюнула льдом, приморозив покойных товарок и край мантии Маджере к полу. Сам Рейстлин поторопился убраться подальше из зоны поражения. Оставшиеся в живых головы возмущенно завизжали — вернее, завизжала Зелёная, а Синяя издала булькающий звук, явно свидетельствующий о её негодовании. — Маджере, мы согласны на треть мира, — сказала Зелёная дипломатично, насколько это было возможно в её состоянии. — Оцени щедрость. Остальные две трети будут твои. — От себя добавлю храм в Нераке, — посулила Белая, не особо надеясь на результат. — И всех жриц. То, что жрицами у неё были дряхлые бабки с обвисшими грудями, упоминать не стоило. Тем более, для Маджере с его проклятым зрением бабками были все человеческие женщины независимо от биологического возраста. — Я его и так, кхе, заберу, — сказал Рейстлин, замахиваясь. — Зачем мне твои жрицы? — Это я ещё в Истаре поняла, — ответила Белая устало. — Чёрная говорила, что у тебя с этим делом проблемы. Нет, я понимаю, ту жрицу в постель тащить было неправильно - Сот тому примером, светлые жрицы ни к чему хорошему не приводят. — А остальные чего? — спросила Зелёная. — У тебя блядей половина Истара на выбор была, мог любую трахнуть. Белая зажмурилась, чтобы в глаза не попала кровь. — Сами дуры, — прокашляла Зелёная. Она выплёвывала слова вместе со сгустками крови и облачками ядовитого даже на вид газа. — Каждая сама по себе, а задница-то одна. Вот и допрыгались. — Я запомню на будущее, — кивнул Маджере. — Пользуйся опытом предшественника, — назидательно сказала Белая. — Пока он не издох. Попыток помочь Зелёной она не делала и понимала: точно допрыгались. Крови с них натекло столько, что маг утонул в ней по колено. Белая с чисто научным интересом пожалела, что не увидит, как выглядит её сердце и прочий ливер. На Зебоим она в своё время смотрела не столь внимательно, больше занятая тем, чтобы не перепутать селезёнку с почками и запихнуть всё на место, пока в выпотрошенном виде не срослось. К тому же, тогда ей одной рукой приходилось держать за ухо маленького поганца Нуитари, сообразившего, что сейчас его отшлёпают, и всерьёз вознамерившегося сбежать, заявляя, что де притесняют его свободу самовыражения и ограничивают естествоиспытательские порывы разума. Потом паршивец ещё оскорблялся: познание мира через ремень по заднице ему не слишком понравилось, видите ли. А Зебоим ещё долго делалось дурно при виде колющего и режущего. Синяя методично стучалась головой о стену, обламывая рога. Белая всегда знала: суицидальные наклонности не стоило спихивать в одну голову. Это было… чревато. — Маджере, — окликнула Белая, — да видно по тебе, что ты дрова сроду не рубил. Давай я тебя снавигирую. Смотри, вон там, под пятой пластиной гребня… Маджере зло хекнул и размахнулся. — По пальцам себе не попади. Чем тогда заменять отсутствие жрицы будешь? — сказала Белая. И по-змеиному зашипела, задёргалась. Особой боли она не чувствовала, но ощущение от прорубившего шкуру топора едва ли можно было назвать приятным. — Ты знаешь, кочергой по основанию черепа вышло бы гуманнее, — просипела Белая. — У минотавров это называется «анестезия». Или трепанация, если не попали, куда нужно. — Если ты помолчишь, мне будет проще, — мрачно сказал Маджере и снова размахнулся. Крошки гребня полетели во все стороны. — Не в позвонок же, — проскулила Белая. — Нервный узел там, под пятой пластиной. Руби уже, хватит меня мучить. Маджере не ответил. Только закатал рукава мантии повыше. — Маджере, — позвала Белая. — Я тебя об одном прошу. Когда потом будешь рассказывать, как меня победил, скажи, что магией. И в Бездне, ладно? Что бились три дня и три ночи, пока я не пала. Ладно? Чтобы эпично, с огнём, с кислотой и облаками газа. Маджере?! — Не беспокойся, — сказал Маджере устало. — Что-нибудь навру про твою героическую гибель. А тебе какая разница? — А такая, — смутилась Белая, — что одно дело — когда меня убил другой бог. А другое, когда я сдохла, потому что за тысячу лет такую жопу нажрала, которая даже во Врата не пролезет. Маджере пожал плечами. Синяя скосила глаза на топор в его руках. На самого мага, залитого её кровью. Потом на картину бойни вокруг. Потом видимо сообразила, что даже если на лапах пообещает Рейстлину вечную молодость и кожу цвета попки младенца, это поможет вряд ли. И молча сомкнула челюсти сама, не дожидаясь расправы. Наконечник обломанного посоха вышел у неё из глазницы. Голова задёргалась, забулькала и вскоре затихла. Рейстлин Маджере — уже не маг, бог! — бросил на пол топор, вытер со лба трудовой пот и светящуюся кровь. «Какое счастье, — подумал он, — какая удача, что у Паладайна всего одна голова». Но топор всё же следовало припрятать в Бездне. На всякий случай.