Заговор Лжецов

День 29й месяца Созревания. Амноэль, Университетум. Восходная Заря. Накрапывающий всю ночь дождь наутро разошёлся в уверенный затяжной ливень. Капли били по крышам, залили все окна, сошлись в мутные потоки и превратили немощёные улочки Амноэля в склизкие грязевые ручьи. Туда, где худо-бедно было мощено, воды нанесли всякого сору и глины. Так что нельзя стало отличить булыжную мостовую от земляной. Кухарные дрова отсырели, понеже изъяснилось, что крыша протекает, так что на завтрак кирасиры получили полусырую яичницу и слегка тёплую воду, в коей не горели желанием расходиться листья мяты. Отведав этакого шедевра кухарского искусства, кирасир Борль Вофхаль выругался презлобно и запустил в голову старшего кухаря мокрую от дождя каску. Тяжелый рокантон окрасил нос мэтра котла и поварёшки в красное с белесым, а нрав — в багрово-чёрную злобу. Вофхаль (Между прочим не родовое имя, а всего лишь указание, что данный сударь родом из местечка под названием Халь. Подобное часто случается у простолюдинов — пишутся по месту происхождения, коли род имени не заполучил) поймал по макушке тяжёлым черпаком, взъярился и вышло немалых степеней побоище, ибо за Борля вступились два дема из вышедших с караула его сомечников, а за кухаря — его подручные вкупе с изрядным числом народу, согласным и на сухари, лишь бы в брюхо упало. Лаут, коий ещё не сдал стражи, со свойственным тщанием резюмировал что поломано лавок и столов — семнадцать, оконных переплётов — два, вышиблено цветных стёкол в трапезной — пять. В негодность приведены черпак длинный, большая разделочная доска бивуачная, малый котел и четыре скалки. Тяжко пораненых — трое, средне раненых — восемь, легко раненых — двадцать девять. Изрядно порвано мундиров и шляп, сбиты каблуки на тринадцати сапогах. Клинки, слава небу, извлечь из ножен не решились. Вофхаль вместо сена в одной из зал, где встал на постой его аред, заполучил охапку соломы в каморке, отведённой под карцер. Разбирательство отложили до излечения командира, а трапезничать решили прямо на постойных местах, ибо иные залы приспособлены под учение и полы в оных ступенчатые, поднимающиеся с краёв к центру, где должно стоять наставнику. Главный кухарь в чине демера также получил реприманд изрядный, поскольку сколь не были бы сыры дрова, а обед в Штандарте традиционно должен быть сытен и вкусен. Тем и отличается оный от всяких армейских, тем более номерных пехоцких. Поминание о пехоте, коя не так давно повышвыривала семерых белых через окно таверны, совершенно перекосило кухаря и он щедро отыгрался на котловых, а ещё пуще — на костровых. В общем — все, как обыкновенно и случается при этаком неблагочинии. Поутру большинство караулов с восходно-северного крыла сняли. Лишь двое скучали в устье галереи, упреждая проходящих, что шуметь ни-ни, Их Сконститство старшой аредер обещался сердце выдрать, ежели лязгнешь али крикнешь. В неких вещах старший аредер действительно не был склонен к шутовству. Вот у советной залы караул остался основательный, двойной. Двери подпёрли тяжеленным комодом, стащеным из кабинета наставника словесности. Был комод вырезан из осины, коя, как ведомо, всем демонам не по нраву. Обвешаные дешёвыми амулетами солдаты, конечно, мало надеялись на эту самую «менбелю», как на средство атакования, но время удрать комод давал и данное обстоятельство вселяло в оробевшие сердца надежду. За стенами шуршал ливень — дядька Крат всё-таки решил расчесать бородищу. С южной башни промокший дозорный тоскливо разглядывал крыши города, серую реку, затянутый туманом дальний берег и выезжающий из ворот мальпост — огромную двухярусную почтовую карету на высоченных колёсах. Шестерка невысоких крепких коней с натугой тащила экипаж, на треть колеса утонувший в жидкой грязи. Парусина, навешеная над продольными скамьями верхнего яруса, спасала лишь от наголовных струй, а не от боковых. Проезжие закутались в плащи и пелерины, кучеру с почтарём было легче — и плащи у них были длинные и привычка к подобным передрягам имелась немалая. «Вот и весь бунт» — сонно размышлял кирасир Бул Кривой, прозваный так за привычку прикрывать левый глаз при игре в зернь. — «Как и не бывало. Ну сидит ктой-то в тюрьме, ну решеть вчера связали — да и всё. Вон девка с корзиной — не иначе на торг побежала — репы прикупить али морковки к обеду. Вон два приказчика в лавку ползут — с утра гляделки налили. Вон метельщик вылез, плюнул в лужу, да и сызнова в каморку спрятался. Водовоз проехал. Кому он тут воду возит? Колодцев по всему городу, река под боком. Хотя ежели из ключа набирать, то вода не в пример речной слаще. Ишь ты, губернатор кашу варит — с трубы дым идёт. Оно конечно, стекла хоть побиты да сундуки разворочены, а жрать-то хочется. А может и замерз дедуля. Старые — оне вечно мерзлявые.» Тучи ползли низко, отчего всё окрест насупилось, съежилось, сжалось, заскучало. Маллайрцы к тучам привычны, точнее сказать к солнцу непривычны — над всеми ведомыми землями постоянно ходят густые облака. Солнце узреть — великая редкость и добрая примета. Но вот такие дождевые, чернилом налитые кущи, разве что страдалому благородной хворобой епохорией в радость. Дожди занялись провинцией Средний Мар основательно, с расстановкой. Внимание Була привлекла процессия гонимых в каторгу — впереди на соловом жеребце ехал офицер в плаще поверх зелёного пехотного мундира с серо-стальными отворотами воротника, золотистой отделкой и чёрными обшлагами. За офицером следовали трубач и вымпеловый на гнедых конях. Потом скобкой шагал передовой дем, собраный по-походному. Дем охватывал голову закованой в цепи колонны по-трое. С боков каторжников охраняли два дема, растянутые редкой цепью, а в конце шли ещё два — охватный и подкараульный. За длинной звенящей колонной ехало полтора десятка фур, виднелись свешеные с задков сапоги. Это был ещё один аред — отдых имеющий перед сменой стражи. Теперь вот так, сменяясь, с остановками в полдень и на ночь, они поведут определённых в каторгу на юг, в каменоломни или на гиблые болота Нижнего Мара, где режут горюч-земь. Дойти предстояло двум третям из четырёхсот. Прочие помрут в дороге от ран, хвори, старости, устатку. Двое будут загрызены прокравшимся в ночной лагерь оголодавшим волком. Один утонет на переправе. Один — зарублен на побеге. Его содружник сбежит, но попадётся через год и будет сослан в Герноль, в нафтовые работы, откуда уже никогда не возвратится. Впрочем, никто ещё того не знал. Каторжники синхронно переставляли отягченные железами босые ноги, солдаты медленно шли пообочь, тоскуя от муторного дела, кое продлится до настоящих холодов. Уныло лязгали цепи, не в ногу шагали солдаты, то и дело роняя от сонности головы под приплюснутыми треуголками. Ветром ли веяло, вспомнилось ли, только краем уха слышал Бул Кривой старую заунывную каторжанскую песню. Тянет ноги цепь железная, Тянут руки кандалы. Мы плетёмся по дороженьке Мимо белой Хейтоны. Хейтонэ, мой город ласковый, Я повенчаный с тобой. Здесь гулял, гулял молоденький, Да с подругой огневой. Здесь на первые свиданьица Бегал через старый порт, Где в тавернах за пол-серебра Подают отличный кнорт. Ох, прости меня, родимая, Хейтонэ, ты город мой. Долго-долго нам, старинная, Не увидеться с тобой. Гонит нас конвой на каторгу — Ямы глыбкие копать И слезу земли горючую Со дна ямы выгребать. Через десять лет, родимая, Приползу совсем больной. Перед смертию мучительной Я вернусь, вернусь домой. Тянет ноги цепь железная, Тянут руки кандалы. Гонит нас конвой на каторгу Мимо милой Хейтоны. Оглянувшись украдкой, не видит ли демер, стоящий на балконе шагах в тридцати, Бул начертил перед собой в сыром воздухе пальцем незамкнутую восьмёрку, благословив гонимых в неволю знаком Матиссы. Не было у Кривого к оным бедолагам большой злобы. «Дурни, не более того. В чужое гульбище гостями пришли, а как за вино платить — так на всех пришлось. Вот и угодили. Эхе-хе. Скорей бы пожечь истых виновников, прочих на барку речную и марш-марш на квартеры. Оно конечно, служба такая, так ведь к осени ближе бунтов почти не бывает. Ожениться надобно. Экое несчастие, что господин веркер захворали. Дружок, как с караула менялся, шепнул что ихний аредер уже вовсю хозяйнует в темнице. Продаёт подарестных направо и налево. Ну, торгаш он и на троне корону продаст.» Бул прошёлся по каменной плоской крыше туда-сюда. Скучно, промок, продрог. Скорей бы сменили что ли. Ридж открыл глаза и некоторое время лежал в темноте. Монотонно били в стекло капли, урчал водосток. Медленно, ибо руки-ноги слушались дурно, веркер откинул одеяло и слез на пол. Хотелось пить. Ри сделал шаг наощупь и вступил на что-то мягкое, мгновенно ставшее упругим. Упругое с трёхярусной руганью рванулось из-под пятки, веркер полетел назад, пребольно ударившись спиной о край постели, а перед ним появилось нечто низкое, светлое и злющее. — Ну куда? — провыло светлое пятно голосом Нира. — Куда? Желаешь все труды псу в задницу запихнуть? Чего тебе, несчастье всея Штандарта? Отлить? — Наоборот. — буркнул Ри. — В глотке кто-то сдох и засох. — Вались обратно, Светлость наша. — Тэм встал, почесал живот, отдавленый веркером и пошлёпал в соседнюю комнату, откуда вернулся с оловянной чаркой и кувшином вина. Ридж выпил три стакана, отметив, что это любимое Тэмом вотунское. Белое, терпкое и не самого лучшего урожая. — Ложись. — Не хочу. — Ридж сел на постели, скрестив ноги и обернувшись вкруг пояса одеялом. — Дела плохи, Тэмми. — Нет, а то я не ведаю! — Тэм взмахнул кувшином. — Сколько раз говорить — на сверхъестественные сущности дозволяется глядеть через заговорённый бычий пузырь или посредством отражения в зеркале, да и то не во всяком! Полюбовался и чуть к Решающей не отбыл, болван. — Откуда же мне было знать, что то демон? — Ри почесал нос. — Я поначалу полагал, какой-то чудак… — Угу. Чудак. — Тэм покрутил головой. — В сильном потоке и со злыми змейками вкупе. — Всякое бывает. — Ридж пожал плечами. — В старые времена случалось некоторым и с Белором переведаться, и с иными сущностями. — С трёх кувшинов красного! — отрезал Нир, пододвинул стул, хлопнулся на него и закинул ногу на ногу. — В это — верю. В хвастовство неумеренное — верю. А в то, что бог сойдёт с небес и станет разъяснять немытому вонючему дубарю в железе как одолеть дракона — нет. — В озёрных хрониках семь упоминаний о явлении Тэммрэн. Два — о Лойе. Последнее явление датировано пятьсот семьдесят седьмым годом. — спокойно произнёс веркер. — Имелись многочисленные свидетели. — Ой, я тебя умоляю! — Тэм отхлебнул из кувшина. — Ты не слушал курс простых чудес? Наряди портовую девку, пара заклинаний — и вот тебе Морская Дева. По какому случаю она хоть явилась? — На похороны одного праведного рыботорговца. — Ну да! Больше, конечно, ей делать нечего. Надо думать, наследники объявили лавку святым местом? — Сие неведомо. — Можешь не сомневаться — выгоду поимели. Тэммрэн с погребальным венком — Ха! — Ну ладно, ладно, ладно! Хорошо, предположим — подделка. А как быть с богопринятым Ермишем Вторым? Всё-таки король, хроники велись основательно. — Он такой же богопринятый, как наш Лаут. — Нир отвалился на спинку. — В правление Ермиша несчастье ложилось на ненастье и тянуло за собой неудачу. Смотри: — Тэм начал загибать пальцы. — за одиннадцать лет четыре года неурожая, три — междуусобицы, два года — потопы. На восьмом году умер от какой-то драной простуды наследник, на последнем — соседи с севера дважды грабили по нескольку городов и отхапали добрую треть тогдашнего Азара. Вот и пришлось срочно выдумать явление сильномогучего Белора, дабы не оскользнуться на лестнице. Ну, кто же знал, — щелчок пальцами, взмах руки — что через несколько дней Их Величество выпадет из окошка? И ведь до сей поры неясно: самолично или помог кто. Аэт принял слабый край, трещащий по живому месту. Эх, лихой был сударь по молодости! Умный, хитрый. Верно ставку делал — на магов и святых отцов. Только закончил погано. Ну, так этого никто ждать уж совсем не мог! — Ну почему? Сам бы мог рассудить — стоит ли задевать вольнолюбивое дворянство, когда вся корон-гвардия из них. Это нынче набирают из простолюдинов, да ещё стараются из глухих краёв, где король чуточку ниже богов считается. Ну, медные там тоже есть. С одним знакомство имею. — Которого ты под кроватью в нумере от полиции скрывал? — хохотнул нахал. — Как же, помню. За-го-вор-щик недоделаный. И что он, служит? — Служит. — Н-да, жаль, что ему башку не отхряпали. Хотя, честно сказать, наш нынешний государь лучших слуг не заслужил. Может и спихнёт однажды твой Кенс короля с лестницы алебардой под зад. Правда, наследничек уж совсем дурной, но особо злобствовать поостережётся, коль папашу настигнет подобная планида. Ридж помотал башкой: — Не поостережётся. Глуп, заносчив. Зрел сего отпрыска. — Хе, так ты потому более не королю служишь, а дому Вэйт? — Я, Тэмми, служу дому Исс. — хмуро отозвался веркер, сжимаясь в пружину — как бы не задумала чего развратная скотина. — Дому Исс любопытен союз с Вэйтами и ихним Кленовым Листом. Вот и вся недолга. Нир пересел на постель и тоже сложил ноги крестом. — Какой откровенный мальчик. — прошипел он, облизнув губы. — Мальчик не боится растирания? — Боится. Так же, как кое-кто боится пламени кары. — Ридж сузил глаза. Тэм поднял перед собой ладони и премило осклабился. — Верно. Оставим сии беседы. Итак, Ри. Что велишь делать? — Я и сам не знаю. — Ридж опустил голову. — Жертва в подземельях свежая, вот в чём штука. Не студиозусы то, Тэмми. Не они. — Так мы уже поняли, что не они. Граф де Бутолон, нет? — Тэм, давай прикинем. — Ри положил руки ладонями вверх на колени. — Заклинание призыва и вообще демоноведение — знание запретное, верно? Аредер кивнул. Глубоко кивнул. — Провинциальный дворянин. Древний небогатый род. На дорогого книжника средств не хватит. — Нипочём не хватит. — Этот негодяй должен вертеться здесь, Тэмми. Понимаешь — здесь. Или хотя бы в городе, что вернее. Демон нуждается в корме. Часто ли? — Ри исподлобья смотрит на мага-самоучку. — Ча-а-асто. Иначе уйдет. Хоть трижды сущность высокая, а до богов ему, как до Брета пьяному на коленках задом наперёд. Жрать ему надо премного. — Раз так, стало быть раз в один-два дня чернокнижнику приходится таскать чудищу жертвы. Он крепок телом — иначе бы не дотянул в такие подземелья. — Постой. — Тэм коснулся ладони веркера. — А к подземному ручью один ход? — Не ведаю. Может быть и другой. — Вот! Через иной ход может тащить легче, а может несчастные сами с ним шли. — Хммм… сами… — Ридж задумался. Кто может пойти? Кто угодно. А с кем могут пойти в подвалы? С дешёвой шлюхой — они часто водят клиентов на чердаки и в подполы. Подёнщик или наёмный кучер — под предлогом выноса тяжёлых вещей нанимателя. Нет-нет. Последние вряд ли полезут далее домашнего погреба. К тому же Амноэль мал, слухи о пропаже членов крошечного цеха разнесутся резво. А если… картинка начинала складываться. Губа отвисла, глаза забегали. Тэмми, знавший такие признаки, вытянул шею, становясь похож на гончую. Дано: старинные подземелья и добровольно идущая за убийцей жертва. Кто может часто водить люд в подземелья, в глубь такую? Первое: тот, кому доверяют. Второе: тот, кто сумеет разжечь интерес. У кого легче всего разжечь оный? Ответ — у молодых да бесшабашных. Студиозусы. На них всё сходится. После бунта студенты попрятались или попались. Значит — сей мерзавец должен ведать их убежища или иметь доступ в темницы. Город чесали основательно, в том де Каро сомнений не имел, его люди дело знали туго. Темницы? Как там в старинной балладе? Ри сам не заметил, как прочёл вслух, по памяти. В полночной тьме, Не узреный никем, Прокрался волк За стены. И обернулся он Среди доспешной залы, Покуда стража, слуги, Господа и гости, В нем зверя страшного Не распознали. Начнём же наш рассказ О смерти, Что поселилась В замке Морн. Доныне замок Сей стоит: От ветра пуст, От крови черн. Тэм отклонился назад и закусил губу. Самое поганое — предатель среди своих. И не просто в веркаде, а в узком кругу посвященных в чернокнижие. Ибо демоноведение, в отличии от демонологии, как уже говорилось, учение запретное, тайное. Но так просто старший аредер ретирадировать не привык: — Это уже безумие, друг мой. Давай думать: я, Цегвер, Тай, Грэй, Моллен из четвёртого, Лорфельд из второго. Всё. — Моллен — питуха изрядная. — Зато врождённый маг, как и я. Демона надобно было призвать ранее. Но в отпуску никто не был, по служилой надобности не отъезжал аж с Гроз. Не ждал же сей прожора с Гроз до Созревания! Нет, Ри, волк не в замке. Кружит у крепостного рва, грызет несторожких простолюдинов. Мне иное престранно — демон свое дело исполнил, так чего ему ещё надобно? Кто и к чему не дает ему уйти, делая подношения? На башне в городе отбило четыре с половиною. Тэм помотал башкой: — Отложим до полудня, а? Нам обоим надо выспаться — всего три часа почивали. После обмена-то! Ридж, которого начало мутить от слабости, легко согласился и снова вытянулся на постели. Тэм отошёл задвинуть засов. Когда он обернулся, молодой человек уже задремал. — Ну нет… в могиле я видал на полу валяться, как слуга. — нагло ухмыльнулся Тэм и вытянулся рядом с предметом обожания. Впрочем, единственное, на что его хватило, так это на то, чтобы обнять Ри. Слишком уж вымотал его треклятый Обмен!