Сильнее смерти

- Ясно, как девушка я тебя не интересую. Но ты ведь не ненавидишь меня, правда? Что он должен был тогда ей сказать? Что хотел ответить? И почему не сказал? Оглядываясь назад, он бы никогда не подумал, что жизнь выкинет такой финт. Подарок судьбы или ее проклятье – вопрос, на который он так и не нашел ответа. А, может, и не хотел его искать. Их первую встречу У Се помнил до сих пор: темнота складских помещений, стройные ряды полок – и тонкий девичий голос, раздавшийся за спиной. Думал ли он тогда, что их знакомство обернется вот так?.. Бай Хаотянь, двадцатилетняя девчонка-фанатка, в действительности оказавшаяся большим начальником и той еще смутьянкой. И он, У Се – потрепанный жизнью мужчина, которому по паспорту скоро сорок, но жизни в запасе осталось лишь на пару месяцев. Они из разных времен и разных миров, которые неожиданно пересеклись. Это пересечение должно было стать коротким, но обернулось чем-то гораздо большим, чем просто сотрудничество. И всегда внимательный к деталям У Се упустил тот миг, когда это случилось. Он помнил день, когда выяснилось, что ей всего двадцать. Он знал, что она еще очень молода, но не думал, что настолько. Пропасть в возрасте стала серьезной преградой, но даже она не смогла изменить того, что он чувствовал к Бай Хаотянь – к его Сяо Бай. - Все, что я делала, было только из любви к тебе!.. Думал ли он об этом, когда оставлял ей автограф с пожеланием поскорее найти парня? Мог ли вообразить – с его-то богатым воображением и острым умом, – что однажды будет так сожалеть о скоротечности собственной жизни? Когда они в шутку поклялись быть братом и сестрой, на мгновение он испытал облегчение. Казалось бы, вот оно, решение этих запутанных отношений – но на сердце снова быстро стало тяжело. Его рассудительность твердила, что все это – лишь каприз девичьей юности и ее неопытность. Ее решительность отвечала, что все с точностью наоборот – дело только в его упрямстве. У Се сам не заметил, когда оттаял. В тот день, когда они впервые поссорились, и она в слезах обронила те слова о любви? Или еще раньше, когда изо всех сил старалась ему помочь? Может, даже когда в одиночку полезла в подвал – только чтобы он снова не рисковал собой? Ему вдруг вспомнился звездный потолок склада. Вдвоем они смотрели на те звезды лишь один раз – он тогда еще подумал, насколько Сяо Бай романтичная душа. Хрупкая, ранимая, юная и жаждущая любви, рисующая в мечтах образ героя. Тогда ему с горечью подумалось, что он никак не соответствует этому образу. Тяжелее всего ему пришлось на карантине, когда он не имел ни малейшего понятия о том, что происходит с Бай Хаотянь. У него было много времени подумать, переосмыслить каждое свое слово, сказанное ей – пусть мимоходом, в гневе или просто брошенное в раздражении. Она не заслужила такого к себе отношения, пусть и скрывала тогда слишком много. И когда она появилась по ту сторону толстого стекла – заплаканная, но не сдавшаяся, он не удержался. Тот миг слабости, когда он смотрел на нее, ожидая вот-вот найти следы причиненной ей боли, он не мог забыть до сих пор. Наверно, в тот самый момент он и понял, что на самом деле к ней испытывает. Он снова и снова старался не поддаваться чувствам, пытался казаться равнодушным или, по крайней мере, быть для нее старшим братом. И раз за разом проваливался, выдавая себя с потрохами в мелочах – взглядах, поступках, словах, даже просто интонациях. Толстяк откровенно над ним подшучивал, Цилин с молчаливым пониманием смотрел на все со стороны. И, казалось, только Черные очки понимал его по-настоящему – потому что и сам сделал такой же выбор в отношениях с Чу Чу. Защитить дорогого человека любой ценой, даже если для этого им придется расстаться. Потому что такая жизнь, как у них, не для каждой девушки. Но все же было одно важное различие. Очки сделал свой выбор из страха подставить Чу Чу под удар. У У Се же было на то сразу несколько причин: страх за Бай Хаотянь, их разница в возрасте – и время, что ему осталось. Время. Тогда все упиралось только в него. Ей бы стоило тратить это время на вечеринки и развлечения, а не коротать свою молодость рядом с ним, пока он доживает остаток дней. Но «стоит» и «хочется» – вещи все же разные. - Что бы я делал, если бы ты погибла? Как бы смог с этим жить? Я больше не позволю тебе рисковать. - Я пообещала себе, что не умру, пока ты жив. - Ты из ума выжила? Ты жива, потому что ты молода, а нам попросту повезло! Как это вообще связано с тем, жив я или нет? - Но ведь получилось. Порой она напоминала ему А Нин, такая же упрямая и сильная. Но на этом их сходство кончалось. Сяо Бай была более открытой, более энергичной. Про таких говорят «любит жизнь». Когда-то и он был таким. Она же любила жизнь так, словно ей на белом свете остался всего один день, и за него нужно успеть сделать все то, что всегда хотелось. Пожалуй, ему бы стоило этому у нее поучиться. Впрочем, иногда она напоминала У Се и его самого. Свою собственную наивность он до конца так и не поборол, и Сяо Бай порой бывала такой же, с каким-то детским любопытством и искренностью приходя ему на помощь. Потому он сдался, когда она твердо заявила, что на помощь его дяде поедет вместе с ним. У Се точно знал, что даже если откажет, Сяо Бай догонит их в дороге – а если учитывать, что кто-то в команде дяди играет на стороне врага, дело становилось крайне опасным. Как бы он ни старался защитить близких людей, ему это никак не удавалось. Каждый, кто оказывался рядом с ним, словно становился смертником – и раз уж удержать любимых в стороне у него не получалось, по крайней мере, он мог присмотреть за ними, когда они рядом. Впрочем, это было слабое оправдание, и У Се это прекрасно понимал. Бай Хаотянь хоть и была влюблена, слабой отнюдь не являлась, раз за разом доказывая всем вокруг и ему самому, что ради близких тоже готова на все. Когда она чуть не получила стрелу за него, он сдержался чудом. Совсем еще девчонка, ей бы жить да жить, а не рисковать собой ради того, чей конец уже близок… Но даже боль, пока он обрабатывал ее рану, она терпела молча – только тихо шипела сквозь зубы, понимающе шепча, что знает, насколько его жизнь для него не важна. В тот момент У Се жутко хотелось сказать, насколько дорога она ему стала, но он все же промолчал. Его время подходило к концу, и не стоило снова бередить едва начавшие затягиваться раны. В конце концов, он и правда всегда больше заботился о других, чем о себе. Он поступил так снова, когда отправился один в долину. Прыжок с парашютом в ядовитый туман, чтобы найти пропавших друзей, – дело заведомо рискованное, и втягивать кого-то еще он попросту не посмел. Каждый из его команды сделал для него слишком много – кто-то даже чудом остался жив. Но когда он услышал за спиной голос Толстяка, почти не сомневался, что когда обернется, увидит рядом с ним Сяо Бай. Когда она с неохотой заявила, что обязана пойти из-за той клятвы быть им сестрой, он понял одно: раз дело дошло до таких аргументов, она точно пойдет за ним даже на смерть. Допустить этого он не мог. Решение идти дальше только втроем с Толстяком и Цилинем далось ему нелегко. Он долго глядел на спящую девушку, думая о том, что ее жизнь должна продолжаться, прежде чем уйти. Но никак не предполагал, что, даже исчезнув из ее жизни, все равно оставит ее под ударом. - Женщины У Се долго не живут. Он слышал эти слова несколько раз и много размышлял над ними. Вероятно, это и впрямь было его проклятьем, и он не хотел, чтобы оно постигло еще и ее. Но спасая ее, подобрать нужных слов он не смог. Желание просто обнять ее пришлось подавить – вместо этого он просто протянул ей руку и тихим шепотом сказал, что им нужно идти. Сяо Бай тогда просто кивнула, но он по глазам видел, что она благодарна, что он не стал ее утешать. Уже того, что он пришел за ней, было достаточно. Как бы он ни старался, слова Черных очков лишь убедили его в том, что как бы он ни пытался, заглушить чувства у него не выйдет. Если мужчина говорит женщине, что они из разных миров, вероятно, это просто отговорка. У Се использовал этот довод множество раз, но с Бай Хаотянь он уже не работал. Да и по правде говоря, он сам устал от этих слов. - Ты должен идти вперед. Не надо оглядываться. Тогда он не думал о том, сколько всего на самом деле она для него сделала. И не представлял, сколько сделает еще. Не думал У Се и о том, что судьба все же сжалится над ним в самый последний момент. В ту секунду все его прошлые переживания и отговорки как-то незаметно отошли на второй план. И, выбираясь из пещеры, он все размышлял о том, как все сложится теперь – и что он скажет Сяо Бай. Необходимость в новой лжи отпала, и лишь предрассудки и отголоски опасности еще удерживали его от того шага, который ему давно хотелось сделать. Потом она вытащила их из западни – и он разом забыл все, что хотел ей сказать. Было достаточно чувствовать ее руки на шее, когда она его обняла, а с остальным можно было повременить. После Города грома их отношения все же изменились – едва уловимо, но все же стали иными. Толстяк даже от своих шуток отказался, просто молча поглядывая то на одного, то на другую, словно перед ним разворачивалась лучшая пьеса в мире. Когда они вновь оказались на складе, У Се почти перестал сдерживаться. Он чувствовал ее взгляд, когда она думала, что он этого не видит. Наблюдал за ней сам, когда думал, что этого не видит она. Отшучивался, когда даже в минуты опасности она умудрялась проявить свои чувства, и сам беспокоился о ней – сильнее, чем того требовали обстоятельства. Не всегда, конечно, бывали моменты, когда от страха за нее он терял голову – как, например, при спуске, когда она сорвалась с ящиков. Найти ее, непременно живой и невредимой, казалось таким же естественным и важным, как не забывать дышать. Но все же в конце он приготовился к смерти. Подаренное ему судьбой время вот-вот вновь должно было кончиться, и спасти ее в финале было единственно верным решением. Пусть он так и не сказал того, что хотел, но она должна была выжить. Если же ему тоже повезет, все точно изменится. И поднимаясь наверх, когда все на самом деле кончилось, У Се думал обо всех тех, кого потерял в эти месяцы. Кто был рядом, когда ему нужна была помощь, кто защищал его, когда этого не мог сделать он сам. А потом он увидел ее, там, на краю обрыва – со слезами на глазах и нескончаемой верой во взгляде, которым она буравила темноту пропасти. От теплых объятий закружилась голова, и, если бы не запекшаяся кровь и ненужные свидетели, он бы собрался с духом. Но тогда смог сказать лишь, что она повзрослела. Бай Хаотянь все поняла и так. Сейчас, вспоминая об этом, У Се точно знал, что последние три месяца стали для него определяющими. Подтверждением тому были его друзья, ожидавшие их в кафе, – и теплая ладонь девушки, ютящейся с ним под одним зонтом, в его руке.