***
Солнце светит во всю, всех греет своими ласковым лучами. Выехал Иван в поле чистое на своём коне, отпустил его, пусть побегает на воле, а сам гуляет, колосьев высоких касается руками, природой наслаждается. Ходит он средь цветов луговых, Русью-матушкой любуется. — Не догонишь! Не поймаешь! — вдруг вдалеке крик детский раздаётся, радостный, звонкий. Видит царь, выбегает из-за бугра девка прелестная, белолица, черноброва, краснощека. Бежит и кричит, от подруг, видно, убегает. Сарафан на ней дорогой, но явно большой больно, мамкин видать. Золотом по подолгу шитый, да с красными лентами. Босиком бежит девка, ножки стройные из-под летника выглядывают. Кудри чёрные в косу не собраны, на ветру развеваются. Несётся девка, под ноги не смотрит, не глядит на дорогу. А подруги-то хуже одеты, сарафаны просто белые, ленты хуже , и цвет тусклее. Волосы аккуратно под платками алыми собраны. — А ну стой! Екатерина Михайловна меня накажет, ежели ты летник опять запачкаешь! Я его еле отстирала! — у девочки от злости слезы наворачиваются. Боится она барыни, ох как боится. Да вот только как увидала она царя впереди, так и встала, как вкопанная. — Сонька, чего встала? Поняла наконец, что не до гонишь ты меня? — кричит чернобровая, а бежать не перестаёт. Так на полной скорости в мужчину и врезается. Падает сама назад, от боли шипит тихонько, голову поворачивает, хочет что-то сказать, мол, смотри куда идёшь, да только тут же и замирает от страха. Сидит, от ужаса глаза выпучила, подняться не решается. Царь ей вежливо руку подаёт, встать помогает, а то запачкает сарафан и от мамки получит. Иван аккуратен, ласков, смотрит, будто пожирает девицу взглядом, на щеки все глядит, видно, влюбился. — Девица, ты чего тут носишься как угорелая? Как зовут тебя? Ты поведай мне, чьего роду? — голос бархатный, добрый, но все равно ослушаться не посмеешь. Девушка стоит, вся дрожит, не жива не мертва. Иван её за талию обнимает, ближе притягивает, осторожно, чтоб больно не сделать, смотрит прямо в глаза, ждёт с замиранием сердца ответов на вопросы, что душу так тревожат. А она лишь сильнее трясётся от ужаса, словно зверёк, хищником пойманный. Стоит, взор в сторону отводит, глубоких царских очей боится. Не хочет ничего говорить, губу закусывает, судорожно пытается ответ выдумать. — Ну? — голос уже строже стал, приказывает государь, отказа терпеть он не намерен. — Я… — только и может выдавить она, но, чуть подождав, продолжает. — Я не девица, я… парень… Фёдор… Басманов сын… Мне бежать надобно, матушка меня заждалась давно. Прошу, позвольте уйти, — стоит, вырваться из хватки сильной не решается, не может скорее. И как только царевы руки чуть-чуть ослабели, тут же на всей скорости рванул мальчик-девица прочь, оставляя Ивана в полном недоумении. Он то думал, что это прекрасная девушка, а это полоумный паренёк? Да ещё и Басманов сын? Алешка то говорил, что сын его воин бравый, что в боях многих положил, что с саблей будто родился в руках. А тут это. Бегает в бабьем летнике по полю, будто девка, волосы отрастил длинные. Тогда уж время было возвращаться, потому царь коня подозвал, запрыгнул на него верхом, да поскакал обратно во дворец. Ехал, думал, все никак понять не мог мысли свои. Перед глазами все мелькал Фёдор: его очи голубые, его руки тонкие, его стан прелестный, его щеки алеющие, его кудри смоляные, на ветру развевающиеся. Никак не мог он вразумить, отчего так сердце его колотится в груди, отчего так тепло на душе при мысли о мальчишке этом? Прибыл во дворец царь, в дела государственные с головой погряз. Стал грамоты различные разбирать, послов иноземных у себя принимать, а из головы лик паренька неразумного не вылезает, все маячит в мыслях, сосредоточься не даёт. Не может царь ничего делать: ни спать, ни есть, ни пить, ни дела делать — все из рук валится. Долго думал Иван, как поступить, что сделать, чтоб мысли освободить да делами наконец заняться. И решил. — Святослав, записывай! — вдруг окликнул своего писаря Иван. Тот схватил перо, обманул в чернильницу да и стал ждать. — Пиши, — царь встал со своего трона и прошёл к окну, потихоньку придумывая текст письма. — Письмо царя и великого князя Ивана Васильевича, самодержца российского роду Басмановых. — Записал, государь-батюшка, что дале? — тихо спрашивает парень, а перо не опускает, ждёт пока ему вновь диктовать начнут. — Я – Царь и великий князь Иван Васильевич велю Фёдору Басманову немедля явиться во дворец, служить в опричном войске. Требую явиться незамедлительно, ибо нужны государству бравые войны. Повелеваю на службе не халтурить, служить честно и в полную силу, — Иван слегка остановился, резко повернулся и направился к писарю. Тот протянул листок царю. — Отлично. Ставь печать да иди отдай письмо посыльному. Пускай он едет в Елизарово, передаст им волю мою царскую да без Фёдора не возвращается. — Как пожелаете, государь. Все сделаем. В лучшем виде, — писарь растопил над свечей сургуч алый, вылил его на письмо, свернутое в трубочку и поставил печать. Поклонился Ивану и выбежал из покоев царских. А царь так и остался стоять посреди зала, не зная, чего сам хочет. С одной стороны, хочется ему, чтоб отказались Басмановы, сказали, что сын ещё молод, и рано ему ещё на службу. А с другой ждёт он, что приедет прекрасный юноша, будет в войске его великом щитом царским, а заодно и взор Ивана радовать будет. Все же влюбился он, сам он это прекрасно осознает. Не хочет ещё грех на душу брать, но любит, а потому и на ещё большие муки адские готов.***
Да, весна – прекрасное время года. Все просыпается от затяжного зимнего сна. Земля снимает с себя белоснежное покрывало, выбирает себе более яркий, более пестрый наряд. Тысячи молодых росточков пробиваются сквозь холодную, ещё не оттаявшую почву. Птицы возвращаются в свои гнезда. Заводят потомство. Растят малышей. Животные ищут себе спутников на оставшиеся годы, с которыми они разделят жизнь и вместе продолжат свой маленький род. Деревья-гиганты отмерзают, на них появляются почки, сок вновь начинает бежать по их твёрдой древесине. Все пробуждается и ищет прекрасное чувство. Это чувство — любовь.