Домой

Шаг-шаг-вдох. Шаг-шаг-выдох. Шаг. Шаг. Совсем скоро уже, Элизабет поднимает взгляд с земли и улыбается. Вдох. Дом виднеется из-за поворота, такой знакомый, такой далекий, господи, какой же долгой была дорога. Элизабет поднимает руку к виску, чуть морщится, натыкаясь пальцами на шлем, выводит на экран визора старую фотографию. Поздняя весна, жарко, деревья в цвету. Весь сад усыпан мелкими розовыми, желтыми, фиолетовыми, крупными бледно-голубыми, белыми, ярко-синими звездами. И зелень, зелень кругом – листья яблонь и вишен, трава, уже успевшая порядком разрастись – с зимы еще не косили. Аккуратные светлые стены дома, коричневая крыша. Белая беседка в саду, едва различимая за ветвями деревьев. И сама Элизабет – совсем крошка, взъерошенная, в волосах веточки и листья, штаны на правой коленке порваны, коленка разбита. Сидит на скамейке, смотрит в кадр, улыбается от уха до уха. Словно смотреть сквозь время – завораживающе, радостно, мучительно, так реально, вот-вот провалишься туда, обратно. Благословение и проклятие современных технологий. Элизабет усмехается и тут же морщится, вздрагивает, сдерживая кашель. Шаг-шаг. Выдох. Все здесь совсем не так, как она помнит. Совсем не так, как было еще год, полгода назад. Темно, хотя должен бы быть день. Дом смотрит пустыми глазницами, нетронутый, но запыленный, обветшавший... уставший, как будто прошел не год, а по меньшей мере десяток лет. Элизабет видит светлые стены и крышу, окна, беседку и даже скамейку рядом. Сада нет. Зелень и розовые, желтые, фиолетовые и синие звезды – канули в небытие, цветовая гамма – приглушенная, тусклая, темная. Дом смотрит на Элизабет, непривычно обнаженный и тихий. Элизабет вздрагивает от болезненно очевидного сходства. Вдох. Она шагает вперед тихо, непроизвольно страшась нарушить это неестественное безмолвие. Казалось бы, стоило привыкнуть за время дороги – ни птиц, ни зверей, – но когда в тишину погружен твой собственный дом... Шаг-шаг, Элизабет прихрамывает на правую ногу и бессознательно почти держится за бок. Выдох, вдох, дышит она с трудом, глубоко, прерывисто и больно, не нужно запускать диагностику, чтобы понять, что система жизнеобеспечения костюма окончательно дышит на ладан, с последней остановки она и так держалась на честном слове. Шаг-шаг, еще шаг, и Элизабет опускается на скамейку перед домом. «Внимание! Угроза здоровью критическая, рекомендовано немедленно обратиться...» – вспыхивает у нее перед глазами, но она неловким жестом смахивает надпись в сторону и отключает аудио-сопровождение. Медленно моргает, веки поднимаются и опускаются тяжело, словно налитые свинцом. Неожиданно накатывает боль, вся сразу – ноет поврежденная лодыжка, колет в боку и в груди, в глаза как будто стекла насыпали. Каждый вдох – как дышать кислотой. Элизабет медленно расправляет плечи, откидывается на спинку скамейки и делает еще один глубокий вдох. Как же она устала. Как больно, как страшно, какое пустое это темное небо. Какое жаркое солнце. Прошлое смотрит на Элизабет мириадом цветов, настоящее щерится оттенками серого. – Я дома, – шепчет Элизабет потрескавшимися губами и наконец закрывает глаза. На изнанке век она видит будущее. * * * Солнце заходит и снова встает из-за горизонта. Занимается новый рассвет.