***
— Джисон, ты за такие шутки по жопе получишь. — Хочу получить по жопе, — мечтательно тянет младший, наваливаясь торсом на принтер.***
— Я же тебя сексуально не привлекаю. С чего бы тебе реагировать на мои шлепки по твоей заднице?***
— Нет, спасибо, — делая шаг вперёд, Джисон выходит из «сухой зоны». — Не глупи, — останавливает его Хёнджин, хватая за запястье. — Поехали. Хан смотрит ему в ноги, устало выдыхает. Ничего не говоря, повинуется коллеге, не в силах одёрнуть руку. Потому что сам Хван Хёнджин касается его запястья. Этот недотрога, который нос воротил всё это время с любого проявления скиншипа, сам взял его за руку! У Джи, кажется давление подскочило. Он только в обморок от гипертонического криза не свалился. Ну или от влюблённости… Хёнджин поворачивает ключ зажигания. До дома Джисона ехать минут пятнадцать. В машине тишина. Даже музыка не играет. Кажется, у них не так много времени, чтобы кто-то наконец решился начать разговор. Шанс, который нельзя упустить. Минута… Две… Хёнджин, будучи за рулём, не имеет права отвлечься от дороги; но игнорировать прожигающий взгляд младшего, сидящего на переднем сидении он не может. Не может на психологическом уровне, потому что на уровне слов они оба динамят друг друга. — Так бесит, — наконец прерывает тишину Хан. — Мы вроде всё обсудили, но я так и не смирился с тем, что ты меня отшил. — Я тебя не отшивал… — Ладно-ладно… Не отшивал, а отказал. Ты был достаточно деликатен в своих формулировках, спасибо, — нехотя переобувается младший. И снова тишина. Хёнджин смотрит на дорогу. Джисон смотрит на коллегу. Вернее сказать разглядывает. Хван такой красивый. Господи… Хан, позабыв о всяком стеснении пялится на его шею, в желании вцепиться, как вампир, зубами. Дрожь охватывает тело парня, когда он смотрит на его губы, желая попробовать их на вкус; когда смотрит на ноги, представляя как оглаживает бёдра и пропускает ладони ко внутренней части, размыкая их… Хёнджин, кажется, начинает нервничать, сильнее сжимая в пальцах руль. Его буквально домогаются взглядом. — Джисон, не мог бы ты… — хотел было что-то сказать Хван, но был прерван. — Как ты мог сказать, что я тебя сексуально не привлекаю?! — внезапно для самого себя, завёлся Джисон. — Я! — тыча в себя пальцем, возмущается Хан. — Посмотри на меня внимательнее! Я — красавчик! — Я за рулём!.. — тихо шипит Хван, говоря очевидное. — «Ты мне как брат», — передразнивает его слова младший. — А если я на тебя сяду?! — Хан делает паузу, переводя дыхание. Он таки сказал это вслух. — Укушу за шею, лизну за ухом? Можно подумать, твоё тело никак не отреагирует! Глаза Хвана округляются. Машина замедляет скорость и останавливается — старший жмёт на тормоз. Не поднимая глаз на коллегу, Хёнджин остаётся неподвижным — пальцы с силой сжимают руль. Джисон часто дышит, скалит зубы — бесится, что Хван молчит. Боковым зрением замечает знакомый подъезд. Ну всё, приехали. Хёнджин довёз его до дома. Они использовали эти пятнадцать минут по назначению, а потому провели их в давящей напряжением тишине. Только Хан осмелился сказать несколько слов о своём состоянии, о котором Хван и так знал. Несколько слов: резких и грязных. Хану кажется, что испортить их отношения сильнее просто невозможно. Потому что это те мысли, что преследуют его долгие месяцы; те диалоги в голове, которые смешались с их прошлым «серьёзным разговором». Изменённые воспоминания стали ложными свидетелями для его памяти, трансформировав эмоции в боль. Хвану и так всё известно. Так какая разница, если Хан будет говорит об этом вслух? — Я люблю тебя, Хёнджин, — жалея, что время прошло и он должен покинуть переднее сиденье, Джисон не хочет уходить. Даже не понимая, на что вообще надеется, он снова говорит те же самые слова. — Я люблю тебя, Хёнджин, — ещё раз повторяет Хан в попытке высказать ту боль, что продолжает копиться в его сердце. Боль, укладывающуюся в три предложения. — Я люблю тебя. Я хочу тебя. Похоть застилает мне глаза. Хан чувствует как его тело слабеет. Сердце колотится так же сильно, как когда он ему признавался в первый раз. Наверняка Хёнджину мерзко слышать это по второму кругу, но Хан нуждается в том, чтобы хотя бы высказаться. — Невыносимо сидеть так близко к тебе. Тогда на перерывах… или когда я документы приносил… Прости меня. Я прикасался к тебе без твоего разрешения. Я знал, что ты это ненавидишь. А ещё, что я тебе безразличен. Мне кажется, я своим поведением ещё сильнее тебя от себя отдалил. Сначала я подумал, что если уж я тебе как друг или брат, то тогда тебя не будут задевать мои шлепки по твоей заднице или все мои шутки с подтекстом… Они вовсе не шутки. Тебе, наверное, так противно было. Но я это игнорировал. Да ещё и при свидетелях. Ты же у нас такой, недотрога. А я тактильный. Очень. Ты так часто корчил лицо в отвращении… Так хочется хотя бы тебя обнять. Вообще, много чего хочу с тобой. А я тебя не привлекаю… И это нечестно. Как мне теперь тебе хотя бы руку спокойно жать? Ты когда меня к машине повёл, я чуть не растаял под дождём. Потому что ты меня сам за руку взял. — Ты не говорил мне, что любишь меня, Джисон, — так и не решаясь посмотреть Хану в глаза, Хван упирается лбом в руль. Младший хотел было возразить, но после начал прокручивать в голове своё признание. Хан такой дурак. «Эй, Хёнджин, разве я тебе не нравлюсь?» Только что, старший получил настоящее признание в чувствах. Через формулировки, на которые сам Хёнджин никогда бы в этой жизни не решился. Потому что смелый из них двоих только Джисон. — Я думал, что это я был очевидным, когда ты предложил мне встречаться, — Хван пропускает смешок, когда его язык развязывается. — Я даже не мог понять, как ты догадался. — О том, что… — О том, что ты мне нравишься, придурок, — Хёнджин раздражённо откидывает голову на сиденье. — Я тебе нравлюсь? — Хан от удивления приоткрывает рот и корпусом подаётся ближе, сокращая расстояние между ними. Но ведь Хван ему отказал. Без грубых слов, общими фразами. Что-то про то, что Джисон ему как брат, партнёра он в нём не видит и прочая лабуда. — Не заставляй меня это повторять! — бьёт его по плечу Хван. — Ты себе так много позволять стал, я думал не выдержу. У меня уши краснели и сердце билось, что, кажется, все были в курсе, включая тебя… «Я же тебе нравлюсь», — передразнил его слова старший. — А сразу нормально нельзя было сказать? Ты перекинул ответственность за свои чувства на меня! Потому что да, ты мне нравился всё это время. А после так руки распускать начал… Я думал, ты специально надо мной глумишься, зная, как я этого хочу… — Выходит, мы два придурка, — глупо заулыбался Хан. — Я точно дурак. — Хану всё время казалось, что существуют только его мысли и фантазии. Так что любые «подозрительные» реакции Хёнджина на его действия, он принимал за преувеличение и выдачу желаемого за действительное. — Когда ты мне отказал, я подумал, что это конец. Мне нужно было как-то с этим справиться, выплеснуть это. Ну вот ты в итоге жертвой моих подколов и стал. — Хан каждое его слово в голове прокручивал перед сном: в досаде придумывал диалоги, где он смог бы выразить свои чувства точнее. Потому что Хан мог, но предпочёл оставить себе возможность капитулировать. Ведь Хан был не уверен в ответных чувствах от слова совсем. И был слишком напуган. — Почему ты мне тогда не ответил взаимностью? — Потому что всё выглядело как твоя одна большая и жестокая шутка. Ты мне словно сказал «нет» на всё, что я скрывал. Обнародовал и стал поливать грязью. Возвращаясь к твоему вопросу о том, что произойдёт, если ты на меня сядешь и за шею укусишь… — Ещё за ушком если лизну, — по-смелому робко перебивает его Хан, чтобы тот наверняка не забыл. Хван сжимает пальцы в кулаки от смущения. — Я искусаю твою шею в ответ, оставив пару засосов прямо под ухом, чтобы ты не смог это даже водолазкой с высоким горлом прикрыть. — Хёнджин, подобно манере Хана, так же вываливает свои мысли через нефильтруемый поток сознания. — Чтобы это не я бегал от вопросов коллег, а чего у меня такое лицо красное, а ты оправдывался за подозрительные пятна на коже. Хван, кажется, хотел сказать что-то ещё, но прикосновение к его щеке чужой ладонью забрало всё ощущение реальности. Хёнджин чаще задышал через приоткрытый рот, веки задрожали, а на покрасневших глазах только слёзинок не хватало. Джисон целует его нежно и осторожно. Не так, как он себе это предоставлял. Наверное, всё это время ему хотелось быть резким с ним от обиды. Но вот сейчас получается быть только мягким с этими прекрасными пухлыми губами, этим ранимым Хван Хёнджином. Старший мычит ему в губы. На самом деле, он ждал этого намного дольше, чем Хан. Возможно, Хван ему в этом признается, но не сейчас. Сейчас он занят тем, что исследует языком рот своего, видимо, уже не только друга и коллеги. Хан кладёт ему ладони на колени, и, как он много раз фантазировал, ведёт ими ко внутренней части бёдер. Запускает руку в пространство между ног и сжимает пальцами мягкие ткани, второй продолжая блуждать по торсу Хвана. Старые помыслы Джисона восстали обновлённые в силе, когда возбуждение разошлось по телу и ударило в голову. Хан, оставив чужие покрасневшие губы, переметнулся к шее. Хван вздрогнул, когда понял, что младший собирается сделать. Однако, Джисон, раскрыв рот и оголив зубы, остановился. — Не так, — хитро улыбнулся он, когда привстал с места пассажира и сел на место водителя. Вернее, на самого водителя. — Теперь всё правильно, — Хан толкнулся бёдрами вперёд, вырывая из Хёнджина загнанный стон. Хван цепляется за Джисонову талию в неком страхе. — Ты так глаза зажмурил, словно я тебя щекотать собрался, — засмеялся Хан такой картине. — Милашка, — изменив тембр голоса, прошептал Джисон. Прильнув губами к шее Хёнджина, бонусом провёл рукой по паху. — Сексуально я его не привлекаю. Твой стояк мне говорит об обратном, — победно ухмыляясь, Хан трётся носом о плечо. — Может пойдём ко мне? — З-зачем? — Как это зачем? Чай попьём. На улице холодно. Согреемся. — Ж-жарко же, — ещё бы, Хёнджин весь красный и горячий. Хан проводит пальцем по его груди, как бы заигрывая: — Жажду всем хвастаться твоими засосами на моей шее, — шепчет на ухо Хан, наслаждаясь громким дыханием рядом. Джисон удовлетворённо кусает Хёнджина за мочку уха. Им ещё есть что сказать друг другу. Не только словами, но и прикосновениями.