Мечта отравленной морали

Когда юный Ференц увидел его в первый раз, стояла ранняя весна. Вприпрыжку перебегая широкие лужи, с тучей разных бумаг в руках, пианист летел к учителю, радостно подставляясь под лучи теплого солнца. Высоко-высоко в небе, куда, казалось, человеку забраться не суждено, лишь горестно смотреть снизу, мельтешились небольшие птицы, громко чирикая под стать несущимся прохожим. Огибая нескольких незнакомцев, одной из которых предстала милая дама с собачкой — то есть, милая собачка с дамой, ведь именно она тявкнула на Листа и приподняла висящие уши — Ференц заворачивает за угол и поднимает взгляд на висящие на фонарном столбе вместо фонаря часы. Тройка птиц резко взлетает ввысь и, балуясь в полете, две из них своеобразной косой облетают третью, более спокойную и горделивую, и чуть не врезаются друг другу в лбы. Но этого никто не видит, и, наверняка, к лучшему: в городе полдень и оставшиеся, все еще не дошедшие до нужных мест люди, хмурясь на всех и вся, все торопятся и торопятся. Не успев отвести взгляд от часов, Ференц продолжает свой огромный шаг в сторону параллельно им, едва не наступая на ту же саму собаку — сколько же он стоял здесь, что дамочка успела его догнать?! Отмерев, он сильнее прижимает бумаги к груди, оббивая ботинок о ботинок, и, пройдя несколько шагов, подходит ближе к дому, из окон которого уже раздается незамысловатое звучание клавира. Юноша перепрыгивает через две ступеньки, едва не навернувшись на льду, от неожиданности разводя руки в стороны — почти все листы падают ему на ноги, а те, что не падают, — стоит только повернуть голову назад, — уже летят по оживленной улице. Быстро нагибаясь за стопкой внизу и наскоро хватая под руку, Ференц со вскриком спрыгивает со ступеней в толпу и сломя голову несется в другую сторону улицы. И пока ветер кружит ноты над головами граждан, издеваясь над несуразным пианистом, один из этих самых граждан — не сильно старше Ференца, юноша невысокого роста — пробирается навстречу тому, даже не подозревая этого сам. Заострив взгляд на последней бумажке, венгр подпрыгивает из раза в раз в попытках ее поймать и не отдавить никому ноги — отовсюду слышится злостный тон, а некоторые и вовсе грозятся вызвать полицмейстера. Юноша невысокого роста пересекает середину улицы, когда Ференц добирается до него и прямо перед его носом вспрыгивает, вытягивая руку вверх и наконец хватая улетевший лист. Секунда, и он приземляется впритык к незнакомцу, радостно не понимая, отчего брови мужчины лезут на лоб. Толпа огибает пару по обе стороны, рекой растекаясь подальше, и, наконец осознав, как вплотную они стоят и из-за кого они это делают, Лист, не найдя подходящих слов, глупо лыбится и протягивает незнакомцу перед глазами пойманное сокровище. — Молодой… — незнакомец сильно сводит челюсти, что слышится, будто зубы у него и вовсе хрустнули, — что э-?.. — разглядев вытянутый перед ним лист и порываясь его разорвать прямо сейчас, лепечет он и брови его в изумлении и непонимании изгибаются. И только тогда Лист понимает, какую глубочайшую ошибку совершив, не посмотрев, что именно протянул в руках. Он резко переворачивает на себя бумагу и покрывается красной краской, видя собственную зарисовку обнаженного мужчины поверх чернового варианта нового этюда — глаза бегают из стороны в сторону, и Ференц, под стать им, в тот же миг сбегает, сливаясь с толпой. Видимо, не судьба ему прийти на занятие вовремя! Еще несколько секунд незнакомец стоит посередине толпы, пока вновь разозленные прохожие не толкают его в спину в попытках заставить идти. Поддавшись давлению, он постепенно сворачивает к дому, откуда выбежал странный юноша, и, вжавшись в перила, поднимается на крыльцо, принимаясь случать в дверь тяжелым кольцом. По ту сторону слышатся торопливые шаги и, после проворачивания ключа в замке, дверь отворяется, приветствуя посетителя норовящем выйти наружу теплом. На пороге незнакомца встречает немолодой мужчина в привычных виду пенсне, что, завидев, кто пришел, вмиг заулыбался и приник к юноше. — Фредерик, какие люди! — восторженно произносит он, пока Фредерик, которого заключили в более чем теплые объятия, норовит от такого не задохнуться. — Сколько лет, сколько зим! Проходите же, располагайтесь и чувствуйте себя как дома, дорогой друг! — он отстраняется, горящими глазами взирая на друга, и, театрально стукнув себя по лбу, отодвигается в сторону, впуская к себе молчаливого посетителя. — Рад вас видеть, Карл! — лепечет Фредерик, медленно проходя внутрь, но не сводя глаз с Черни. Он снимает с себя верхнюю одежду, отдавая в руки слугам особенно бережно длинный красный шарф, на который, странно покосившись, смотрит мужчина, но ничего не говорит. Они проходят в залу, залитую солнечным светом из всех окон, и, быстро подозвав к себе прислугу и приказав поскорее подавать чай, Карл оводит рукой комнату, приглашая гостя присесть. — Какими судьбами, mein Freund? Неужто разъезды по миру завели вас в Вену? Али что? — выдает он, косясь на дверь, и переводит глаза на сидящего напротив Фредерика. — Это уж вы сильно, дорогой! Отнюдь, с разъездами покончено, я решил отказаться от концертов как минимум на ближайшее время! — отвечает Шопен, под стать другу косясь на дверь. — Вы кого-то ждете? — Карл несильно вздрагивает от неожиданного вопроса, словно и вовсе не находясь здесь. — Нет! То есть да, ко мне с минуты на минуту должен прийти ученик. О, вы с ним подружитесь! — тянет герр, поудобнее устроившись на кресле и незло усмехнувшись, завидев выражение лица напротив на такие слова. — А вы совсем не изменились с тех пор, когда мы жили вместе! Все такой же неразговорчивый… Так, что вы говорили? Ах да, концерты! Но Фредерик, как же так, ведь вы известность, многие равняются на вас, как же вы можете уйти от публики? — Легко и непринужденно, — хмурится Фредерик, корча нос будто от дурного запаха, как в дверь трижды стучатся, и создается ощущение, что не дверным кольцом. Карл быстро встает, кидая Фредерику поспешные извинения, (не то чтобы они и нужны, в прошлом подобное происходило часто, и так же часто на уроках старшего видел Фредерик как статуя), не разрешая никому — кроме себя — открывать входную дверь, и спустя мгновение в дома оказывается еще один юноша со стопкой бумаг в руках. Тут же меняясь в лице, Фредерик удивленно морщится, шумно выдыхая, и склоняет голову в сторону, опирая ее на ладонь. Повторной встречи с этим уличным балбесом он явно не ждал! И это и есть тот самый ученик герра? Да быть того не может, что спокойный и рассудительный учитель взял к себе экого хулигана… Шопен пытается успокоить мысли и убедить себя, что по одному поступку судить человека низко, но высок ли он? Сойдясь с внутренним голосом подождать еще немного, Фредерик закатывает глаза и слегка ерзает в кресле. В то время, шустро скинув с себя ненужное — зарисовку черновика оставил в пальто, ведь так? — юноша громко и радостно описывает учителю, что произошло и отчего он вновь и вновь опоздал. Сделавшись молчаливым, Карл лишь, как уставший от такой энергии молодых отец, показывает рукой на залу, приглашая того внутрь, и… Остановившись в проеме, ученик начинает пятиться назад, едва не сбивая учителя. Перед его глазами, всего лишь в нескольких метрах от него, сидит знакомый незнакомец и, хитро сощурившись, вовсю глазеет на него. Хочется провалиться под землю, Ференц, как же… Случайности не случайны, случайности не… — Ференц, прошу, не толпись в дверях, проходи, — настаивает Карл, легко похлопывая Листа по плечам, не до конца понимая, что вызвало такую странную реакцию. Герр переводит взгляд с едва ли тронувшегося ученика на друга, — насколько того можно было бы разглядеть, стоя за высоким Ференцом, — и, сдерживая смех, замечает на его лице «хищную мину». Именно так он всегда глядел раньше, задумав что-то невозможное… — Добрый де-ень, — лепечет Ференц, проходя в залу и ставя стопку бумаг на столик подле инструмента. Сесть за него он явно не спешит, не то что из вежливости, скорее из-за страха отвернуться к незнакомцу спиной. — Добрый день, молодой человек, кажется, мы уже пересекались сегодня! — кидает Фредерик, смотря то на юношу, то на друга, который, не выдержав странных гляделок, в ступает в полемику. — Ференц, это мой давний друг — Фредерик Шопен. Я думаю, ты и так знаешь, кто он такой, — представляет он, ожидая любого ответа — глаза Ференца округляются до невозможности, кажется, он сам еще немного — и станет круглым от удивления. Уж точно не таким он представлял себе своего негласного кумира. Кучерявый, худощавый юноша с пронзительного цвета глазами — они точно еще сыграют роль — и тонкими, небольшими руками больше походит на музу, нарисованную поверх чернового этюда… Такие мысли еще больше выбивают мальчишку из себя. Когда же такового ответа не оказывается, учитель продолжает дальше, — Фредерик, это мой ученик — Ференц Лист. Возможно, вы сойдетесь, в крайнем случае, я был бы рад! Фредерик мягко кивает герру, смотря на его ученика и окидывая оценивающем взглядом снизу вверх и наоборот. Высокий юноша с аристократическими чертами лица, обрамленными длинными волосами, еще на улице привлек внимание, и, если бы не его поведение, Фредерик был бы не прочь познако-… Нет, конечно нет, он не такой. Но под таким взглядом всерьез стоит задуматься, когда лучше продать душу дьяволу — светлые глаза сияют непонятными огоньками и тут же становятся обычными, стоит их владельцу отвернуться или отвести взгляд. — Приятно познакомиться, — выдавливает из себя Шопен, поднимаясь на ноги и первым вытягивая руку для пожатия, пока стесненный юноша глазеет на него. Черни, не до конца узнавая друга, выдыхает, и когда Фредерик наконец отстраняет руку, извиняясь перед другом, начинает урок. Шустро перемещаясь за инструмент, Ференц отворачивается от гостя, начиная испепелять глазами клавиатуру. Нутром чувствуя, с какой стороны подойдет учитель, он слегка отодвигается на кушетке — сам не зная, ради чего: герр все равно не собирается тесниться вместе с ним — и покорно ждет, какие наставления ему прилетят. Мысли в голове отчего-то разбегаются, и догнать их не составляет возможности. Фредерик Шопен, Фредерик… Двадцатилетний польский гений, чью биографию он выискивал в критических этюдах и тонких газетах? Двадцатилетний… Ференц напрочь не верит тому, что сейчас происходит: не мог столь юный человек, пускай талант, пускай, быть другом учителя… Непонятная зависть, горечь, страх и неподдельный интерес становятся общим целым: как он, на год старше, смог добиться признания Черни, если тот никого не подпускал к себе ни на грамм (почему-почему-почему… ком встает в горле, а в ушах отстукивает мерный ритм, сливаясь со словами педагога. Стоило бы, наверное, прислушаться, чтобы вновь не получить по шапке за смазанную педаль и разорванную тему, но нет); почему им суждено было познакомиться в такой нелепой обстановке, зачем, зачем, Ференц, ты взял этот злосчастный этюд, ну зачем… А вдруг мсье Шопен решит рассказать об этом герру Черни, вдруг-вдруг-вдруг. Молва пойдет по всей Вене, и отделаться от позора уже не получится, ни-ког-да. Но вдруг… Слишком много вдруг. Черни легко хлопает ученика по плечу, привлекая внимание. Еще никогда не видев Ференца столь рассеянным, словно тот сидел на острых иголках, он, порой посматривая на гостя, начинает речь сначала и они наконец начинают. Грозное в исполнении Листа сфорцандо, как и задумано, переходит в последующее пьяно: руки скользят туда-сюда, пока сам юноша, от переизбытка эмоций раскачивающийся на кушетке, то плотно зажмуривает глаза, то, открывая их, смотрит на одну и ту же точку на стене. Причем точка эта ничего интересного собой не представляет, в отличие от… Фредерика, почему он не закричал, почему не ударил, не оттолкнул: не успел? Не захотел? Не… Черни снова хлопает его по плечу, заставляя остановиться. Никогда, никогда ему не заслужить должного признания, всегда он будет обычным учеником… Пытался ли он? Хм… Пытался ли Шопен, или при каких обстоятельствах они вообще познакомились? Не кажется ли это нечестно?! — Ференц, что с тобой? Ты не такой, как обычно. Что-то случилось? — со встревоженными глазами вопрошает учитель, пока с заднего плана до ушей не доносится легкий смешок. Вот мерз-… «Ах, да, мастер, случилось, и именно из-за вас да вашего дру-уга я не могу сосредоточиться, я… Боже, что с тобой стало. Но нет, да…» — в мыслях дерзит он, голосом выдавая лишь растерянное: — Все в порядке, можем продолжать? — в ожидании тихого «да», что постоянно нелепо мило звучало из уст герра, Лист вжимается в кушетку, не давая себе обернуться. Фредерик в восторге, было бы грубо, видимо, такое сказать? Дорогой гость в лице пана Шопена, глядя на так давно забытые моменты уроков друга, склоняет голову, с неподдельным интересом наблюдая, что же будет дальше — осталось меньше часа. Снисходительно посмотрев на Листа, герр молча кивает, складывая руки на груди словно в попытках себя успокоить. Остальная часть занятия проходит более-менее гладко, если под этими словами может, конечно, скрываться тот бес, что управлял Ференцом: путая руки и клавиши в принципе, он то и дело злился, растерянно косясь на Шопена, который также молчаливо сидел в кресле напротив, сложив руки. Пробивают часы, уведомляя уставших людей о приходе нового часа, и кукушка, резво кинув какую-то завитушку, скрывается в дверце. Карл, протирая выступившую испарину со лба, натянуто мило улыбается, кивая сам себе, и, вставая, привычно уходит из залы, давая Ференцу время, чтобы побыть одному. Но Шопен, кажется, такого негласного правила не знает и следовать ему не собирается. — Простите за дерзость, но что с вами сегодня? Я ведь прав, что вы такой несобранный не всегда? — беспокойно спрашивает Фредерик, склоняя голову в сторону, но с кресла не вставая. Ференц вжимает плечи, тут же одергивая себя и пожимая ими, чтобы уйти от ответа, и, еще раз посмотрев на свои трясущиеся пальцы, с камнем на сердце пулей вылетает из дома. Карл стоит в проеме, расплываясь в глупой улыбке, и, видя недоумевающий взгляд подскочившего друга, готового было броситься за учеником, лепечет тихое: — Он часто говорил о вас ранее.