Вечерние кошмары

      Внутри ордена Янлэй сохранялась сосредоточенная тишина. Учебный храм был наполнен громкими выдохами и глухим хрустом дерева. Сосредоточившись, можно услышать тихие всхлипы послушников, шелест тканей и лязг металла. Лишь совсем немногие услышат шёпот теней, похожий на слёзы страданий, изредка нарастающий до криков агонии. Этим мог похвастаться один из послушников ордена с длинными, чёрными волосами, стоявший в окружении своих активных товарищей. Он дёргал бровью, шипел, напрягаясь в лице, но не решался сдвинуться с места. Послушники продолжали перешёптываться, пока им на встречу не вышел из соседней двери мужчина в красной форме, нагнетая атмосферу. Юноше хватило всего пару секунд переглядываний, чтобы понять друг друга, лишь из вежливости сказав пару фраз про завершённое поручение. На этом компания разошлась, заметно приободрившись. Ученику оставалось уйти отдохнуть до ужина в комнату, затем оттачивать мастерство тени под луной. Как и всем остальным весёлым, довольным, что не слышат теней.       Известно, что много лет мальчишка жил без великих забот, но с огромной благодарностью. Тренировался, становился сильней, чтобы отплатить за всё добро одному человеку. Одному конкретному человеку, что спас от обязанности убивать ради родины-предательницы, приютил, обучил и даже дал смысл бытия, наделив душой. Он стал ему мастером.       Однако что-то ломалось внутри юноши. Это нечто похоже на порчу, отравляющее тело и разум, навязывая ужасные мысли. Что-то страшное цветёт внутри, когда он вспоминает своего мастера.       Его улыбку, его касания, его слова.       Это оставляет на лице блаженную улыбку, которую нужно быстро скрыть. Это греет грудь, что ранее не испытывала столько тепла в самые жаркие дни лета. Руки, приученные совершать жестокие, но такие необходимые действия, впервые тянулись к мастеру, к его теплоте и силе, желая ощутить и поглотить это под пальцами.       Но это нельзя, запрещено.       Оно ломается и сейчас, это драгоценное чувство полноценности и завершённости, словно засохшая веточка, отзываясь хрустом в голове. Юноша прекрасно знал, что только ему жить с чувством глупой влюблённости, и это нужно обуздать. Но эти нежные поглаживания по плечу, обмен улыбками, взаимный блеск в глазах, адресованные не ему, порою так кипятили кровь… В голове иногда прокручивались самые жестокие сцены расправы над невинным послушником. Но так тоже нельзя, юноша даже не сожалеет о подобном запрете убивать. Невинных братьев и сестёр, верных мастеру, нельзя убивать, о нет.       Оставалось только грубо выдохнуть, ударить по полу ногой и быстро убежать в свою комнату. Затем зажечь свечи, унимая дрожь в руках, впитать в себя душистые ароматы и охладить пыл. За окном только наступал глубокий вечер, солнце уходило в прекрасный сиреневый закат. Юноша уселся на мат, отгоняя прочь все мысли, пытаясь стать как лист дерева в саду, или песчинкой у океана.       Как вдруг всё исчезло.       Тело рухнуло, ослабло. Сердце сжималось до хрипоты. Он панически дышал, сжав руки на груди, пытаясь схватить воздух.       Ему было страшно.       Он горел, словно от жара болезни, и замерзал, будто сейчас лежит в ледяной воде. Его трясло. Всё тело взмокло, челюсти бились друг об друга. Внутри ощущалась невероятная пустота, поглощающая остатки разума, выжимая всё из существа, в том числе слёзы. Комната плыла в глазах, дерево и лунный свет смешивались в тень, а эта тень осторожно коснулась подбородка юноши.       Дыхание затаилось.       — Каин.       Юноша не мог сказать даже слова от боли, как его нежно, очень осторожно обняли. Запахло весной — холодным дуновением и слабым ароматом свежих цветов. Он не мог обнять в ответ, даже из вежливости. К горлу подступил ком, прибавляя шум навязчивых мыслей, воздух с едким ароматом благовоний разрезал ноздри. Хотелось поглотить эту заботу, насытиться ею до потери сознания, лишь бы сбежать из омута мерзких чувств.       — Дыши, дыши спокойно и глубоко.       Тепло, очень тепло. Оно придавало сил дрожащим рукам, немного согрев пустоту в сердце. Последние слёзы потекли ручейком, Каин зажмурился и наконец-то смог обнять мужчину, унимая дрожь. Затем уже заговорил:       — Мастер Зед.       Длинные и непослушные волосы идеально легли в руку мастера. Даже если их сильно сжимали, оттягивая голову, то юноша не ощутил боль. Что-то кошмарное внутри причиняло большие раны. Оно разрушало, выедало, уничтожало.       — Каин…       — Ч-чт-что вас привело сюда, мастер? — и без того юный голос сейчас больше надломился, прохрипев в конце что-то неразборчивое.       Мастер очень близко склонил голову к виску ученика, вздыхая и думая. Каин сжал руки в кулаки, чаще задышал, стараясь хоть как-то думать. Что не удалось, конечно, особенно с неунемаемой дрожью. Всё это время в комнате не было слышно даже шёпот теней, только тихие выдохи мастера у лба.       — Ты боязливо убежал сразу, как только мы разлучились, — Мастер Зед шумно выдохнул, поглаживая голову ученика. — Я тоже… хотел бы знать, Шида Каин.       Юноша начал задыхаться, вспоминая смутное чувство, обжигающее грудь, за этим нахлынули остальные воспоминания и размышления. Стук сердца дошёл до головы вместе с жаром.       — М-м-мастер Зед, я просто-       — Не успел оклематься, а уже думаешь, — уже нежнее мастер оттянул голову ученика назад, чтобы точно запомнить его красное лицо. — У тебя жар, юноша. И ещё, ты совсем ослаб.       Было так стыдно за такую слабость и акт сочувствия в его сторону. Ему итак уже достаточно помогли, Каину нельзя вечно пользоваться чужим сочувствием. Ему никогда нельзя проигрывать перед лицом слишком доброго учителя.       — Каин, если бы рядом был враг, он бы легко убил тебя.       Эти слова кольнули сердце, по телу пробежалась ледяная дрожь. Это именно то, что предвещает тяжкий выговор, которого избегал Каин. Он позволил дать себе слабину.       — Хорошо, что я не враг, и я просто отнесу тебя в постель.       И позволил протянуть ему руку помощи вновь. Но на удивление стало тепло.       И особенно тепло, когда его уложили на кровать, заботливо накрыв пледом. Учитель стоял рядом с кроватью, смиряя уставшим взглядом. Стыд снова кольнул кожу, но лишь немного.       — Ты сейчас в порядке? — вполголоса спросил Зед, уже наклоняясь, чтобы осторожно убрать прядку с лица Каина.       Хотелось сказать совсем иначе. Поддаться слабости, надавить на жалость, чтобы увидеть хотя бы каплю желанного беспокойства. Но этот человек не учил подобному, и не оценит в нём слабость и жадность. Голова уже кивнула, за ней и остальное сознание.       — Да, мастер Зед, мне уже лучше.       — Хорошо.       Зед скрестил руки на груди, выровняв голову по осанке, показывая грозный профиль.       — Каин, ты совсем забыл, что начать этот вид медитации можно только пребывая в неплохом душевном состоянии.       — Тц… — снова стало стыдно, но уже за глупость.       — Иначе тени могут тебя поглотить, — мастер повернул голову к юноше, на секунду улыбнувшись. — Ты сейчас испытал последствия этого. Это должно служить тебе уроком, что в отчаянный момент тебе стоит просто зажечь обычные свечи, не со смесью ихора. Возьми завтра одну в хранилище, и будь внимателен, пожалуйста.       — Понял, хорошо.       Каин прикрыл глаза, снова пытаясь собрать остатки душевной гармонии. Он чувствует, как тело было так же в напряжении, каждая мышца была натянута, как тетива. Мастер Зед некоторое время разглядывал комнату, пока он не положил руку на плечо послушника, явно желая обратить на себя внимание.       — Мне нужно отлучиться. Скоро буду. Поправляйся.       Каин едва смог увидеть, как фигура учителя растворялась в тени, сливаясь со стенами комнаты. От него не осталось и следа.       Его покинули, оставив наедине с мыслями.       Наедине с плачущими тенями, гулом в висках и желанием уничтожить себя за постыдное зрелище.

***

      Появление мастера моментально понизило температуру воздуха рядом с постелью, оставив на лбу влажную тряпку. Каин раскрыл глаза, сдержав порыв жадно схватиться за прохладную ткань, и поблагодарил появившегося учителя скромным кивком. Зед встал лицом к окну, убрав руки за спину. Взгляд ученика пытался удержаться на грозной и сильной фигуре, что даже сейчас словно поглощена тенями, клубящимися на его массивных плечах. Его отвлекала лишь усилившаяся боль в сердце.       — Шида. У меня к тебе серьёзный разговор.       Каин прикусил губу, отведя взгляд прямо к луне. Луна сегодня особенно неполноценна и жестока, не давая надежд. У него нет идей, о чём будет этот разговор. Единственное, в чём есть уверенность, так это о тяжести будущих слов мастера. Он кивнул, едва заставив собрать свои мысли и чувства во что-то единое.       — Каин, — Зед, видимо, очень старался звучать не так строго, как обычно, взвешивая каждое слово. — Я не считаюсь мастером эмоций, но… в последнее время ты очень сильно злишься, когда застаёшь меня с кем-то, особенно если я обмениваюсь касаниями.       Из горла Каина вылез тяжёлый хрип, очень болезненный и усталый. Мастер решил медленно подойти к ученику плывущим шагом.       — И ладно, — Зед опустился на колени, сжав ладонь Каина как в последний раз, крепко и нежно. — Возможно, я просто разрушил твоё представление о себе, как о прекрасном, строгом учителе…       Каин щурил взгляд, напрягая уголки губ, всё ещё держа дыхание ровно. Тело дёргалось от каждого слова, контролировать такое стало тяжелей.       — Но думаю, ты бы отреагировал не так ярко, чтобы впасть в такую ярость. Значит, дело совсем, совсем в другом.       Зед прикоснулся ладонью юноши к своей горячей щеке, хмурясь. Каин мог только следить за этим, отворачивая голову от ослепительной луны.       — Я видел множество случаев… ревности в нашем Ордене, — Мастер хрипел, практически нашёптывал эти слова. — И переживаний её. Кто-то пытался, как ты, решить дело медитацией, кто-то мог переключиться на тренировки.       Мастер Зед выдохнул над ладонью ученика, улыбнувшись.       — Бывали даже откровенные случаи боев насмерть, чтобы решить, кто получит внимание от важного им человека. Я лишь успевал прерывать эти драки.       После этого в голове всплыл не такой давний случай, когда обе девушки посреди дня начали драку из-за этого. Это было смехотворно, Каин даже сейчас болезненно хихикнул. Зед тем временем осторожно пересел на край кровати ученика, не выпуская его же руку.       — И кто-то… просто говорил о своих чувствах, — сердце забилось громче, только увидев мастера ближе к себе. — Так делают самые простые и счастливые люди, что могут решить очень личные проблемы обычным разговором.       Странные чувства застряли где-то в горле. Тело сильно напрягалось, пытаясь сдержать их внутри себя. Возникло желание спрятаться и сбежать, но руки были в тёплом плену мастера.       — М-мастер…       Юноша ощущал себя униженным, очень униженным. Было стыдно признаться, что причина его проблем прямо сейчас выворачивает его душу, всё его нутро, без колебаний и страха. Зед ждал ответа с таким внимательным материнским прищуром, это пугало. Как и боль внутри груди, шум в ушах, ослабевшее духом тело. Будет жестоко для самого себя сдаться и раскрыть свой внутренний мир, но такова цена за слабость для Каина. Он обязан признаться прямо, не уходить в обман перед человеком, что буквально подарил лучшую жизнь.       — Каин, — голос мастера звучал нереалистично спокойно и тихо, словно это всё происходит во сне. — Так в чём заключается твоя ревность?       Пришлось сглотнуть. Каин знает, прекрасно знает, что мастер уже всё выяснил, ему оставалось получить вещественные доказательства ради потехи шаткого эго или напоминания об очередном правиле. Для Каина это очередная проверка характера, которую нельзя завалить. Сердце ноюще рвётся только от одной мысли, что нужно произнести всего пару слов, способных разрушить его жизнь в ордене.       Он уверенно вдохнул.       — В моей любви к вам, — с удивительной твёрдостью ответил Каин, сглотнув. — Это вся моя проблема.       Хотелось прикусить язык. Нет, даже отрезать, чтобы больше никогда не признаваться в слабостях. Стало больно, горло сжалось, как если бы его душило несколько человек. Лицо едва держалось, чтобы не скривиться. Однако Каину нужно до конца вытерпеть унижение, иначе так нельзя называться жнецом и послушником Ордена. Для него лучше стыдиться сейчас, получить жестокий урок жизни, чем потом, с тройной силой где-то на публике.       — И н-н-нет, не как мастера. А как…       Каин сжал губы, снова набрав воздух в грудь.       — Как любовь.       Уже хотелось провалиться под землю, или уйти в тень. Разум затмила боль, вся влага на спине мигом поледенела, ладони пропустили прохладный воздух.       — Почему это твоя проблема? — зашептал Зед едва слышно, прижимая ладонь ученика близко к своему сердцу.       Каин снова лишился способности дышать. Он замер, приоткрыв губы, заставляя себя думать. Он не представлял, чтобы этот человек со своим нравом, прошлым и характером сможет, как достойный человек, продолжать «деликатные разговоры». Богомерзкая смесь страданий режет тело и разум.       — Это неправильно, — начал тот, громко сглотнув, пытаясь не надломиться в словах. — Чтобы любить человека, что тебя буквально вырастил и обучил. Это будет отвлекать и обременять… точнее, оно уже. Я вам подставляюсь, становлюсь непростительно уязвимым каждый раз. Не таким образом я хотел отблагодарить вас. Ведь вы вроде не любили мастера Кусё так же, как я вас! Я!.. Тц, чёрт.       Каин вырвал собственные руки из хватки, взялся за волосы и стиснул зубы. Он краем уха слышал женский вопль, олицетворяющий его боль.       — …Да, — ответил Зед спустя некоторое время, склонив голову вбок, — Я не любил мастера Кусё так, как ты любишь меня.       — Я ощущаю себя глупцом! — даже если у юноши было много гнева, он максимум смог взмахнуть руками, приподнявшись. — Черт, да я бесчестен!       Каин нахмурил брови, болезненно шипя, словно ожидая старый добрый унизительный щелбан или что похуже — нормальный шлепок по щеке, может, даже настоящую драку.       — Ти-и-ише, тише, Каин.       Зед по-детски поставил щелбан ученику, однако пребывал таким же серьёзным. Он не смеялся с невинным злорадством, как это было в детстве. И не выглядел до смеху злым, что бывало в юношестве, если Каин делал настоящий проступок. Просто… был собой прямо сейчас.       — Похоже, — мастер улыбнулся, щуря взгляд. — Ты взрослеешь, и это нормально. Ты не должен стыдиться за свои чувства.       Ученик вновь надулся, дёргая уголком губ в досаде, выглядя очень по-юношески.       — Это было даже закономерно, ведь мы проводим довольно много времени вместе. В твоей жизни было лишь несколько близких людей, тебе не было из чего выбирать. Тем более, в ордене не было и не будет никаких запретов на этот счёт. Каин, это нормально.       — Даже если так, это не!..       Каин резко закрыл свой рот, нервно пробегаясь взглядом по всей комнате. Мастер постепенно приподнимал белоснежные, тонкие брови вверх, позволяя себе замереть с загадочным видом. Юношу беспокоило неожиданное спокойствие мастера, обычно это предвещало большие проблемы. От этого появилось желание прекратить весь вечер за раз.       — Тц, ладно, — юноша вздохнул, убирая чувства за ширму, выравнивая дыхание. — Это всё же снимает с меня слишком большой груз морального запрета, и теперь я просто безответно влюблённый в вас ученик.       Послышалось глухое хихиканье. Это вызывает теперь не стыд, а чистое раздражение. Его обесчестили за сегодня дважды! В первый раз, когда Каина заставили произнести проклятые слова, а во второй прямо здесь!       — Ты доволен, мастер Зед? — его голос окончательно сломался, обнажая слабость, злость и усталость. — Во что ты меня превратил?       Мастер теней вовсю расхохотался, глухо кашляя, хватаясь за живот, пока Каин приподнимался на локтях. Затем он наклонился к его лицу, совсем близко к носу, разделяя такую интимную улыбку искреннего счастья. Ох…       — Каин, я чертовски горд тобой, — его рука сминала плечо Каина, словно думая, попросить ли его лечь обратно или нет. — Живи этими эмоциями, чувствами прямо сейчас. Потому что рано или поздно ты устанешь от них, и останется у тебя лишь смирение.       Тяжесть между ними усилилась, вгоняя в тоску одиночества. Они были так рядом, в то же время так далеко. Зед склонил голову вниз, прикрыв блестящие от смеха алые глаза, способный лишь тихо дышать. Для Каина эта тишина казалась пыткой. Ему было страшно знать, что будет дальше. Ему не поддаются предсказания будущего. И ему страшно получить упрёк за слабость снова. Так мерзко на душе было лишь раз… на войне. Он там сражался, лишённый детства, цели и семьи, сжимая в руках окровавленный серп.       — Жить этим? Это не ответ.       Зед осторожно убрал прядь синих волос с лица ученика, приподняв уголки губ.       — Я приношу извинения за столь большие трудности, что я тебе принёс, Каин.       — М-мастер, — юноша дрожа схватился за руку мастера, пытаясь убрать ту со своего плеча. — Н-н-нет, это действительно моя вина.       — Наполовину, — мастер поднял голову, слегка хмурясь. — Лишь наполовину. Ты очень смелый парень, Каин.       «Спасибо за честность, а теперь тебе пора спать. Славно поговорили, не наказывай себя бо-…»       — Спасибо за честность, и я тоже… люблю тебя.       Каин замер, затаив дыхание. Паника смешалась со спокойствием, стыд сжёг сам себя, никакие мысли не беспокоили. Жар подступил к щекам и ушам, тело осознало смысл слов раньше разума. Мастер скромно вздохнул, осторожно наклоняясь, приглядываясь к лицу ученика. Он очаровательно прикрыл глаза, ухмыляясь, давая время надышаться. Но дыхание для Каина являлось чем-то невозможным. Для юноши всё сменилось, мир перевернулся. И поэтому мастер совершает невообразимое нечто.       — Это…       Дрожь приносила нестерпимую боль, когда разгорелось пекло на губах, сминаемых с удушливой нежностью. Каин не находил слов для достойного ответа. Для разума гордого мальчишки не существовало такого сценария откровения. Руки требуют действий, почёсываясь мучительной агонией, но с этим ему нечего было делать. Взгляд тупо уставился на лоб, но Зед нежно прикрыл глаза ученика мягким касанием к векам, продолжив мучительно мягкий поцелуй. Каин вынужденно потянул за голову учителя, чтобы снова поцеловать его в своей манере: жадно, грубо, неумело. Губы учителя были сухими, кожа разодрана, наверняка часто кусал их под маской, что не удивляло. Горько и сладко, больно и приятно. Он не насыщался этой сладостью, намереваясь схватить и поглотить до конца, да сердце пропустило удар. Каин схватился за грудь, сжимая зубы. Дышать было невозможно. Боль усилилась, да так, что в глазах даже потемнело. Секунду спустя его обеспокоенно держали за лицо, было слышно тяжкое дыхание учителя.       — Каин?       — А?..       — Тише, тише, — ласково прошептал учитель. — Всё хорошо, полегче. Я здесь.       На губах осталось горечь и одиночество, в груди расцвели цветы, которые желательно бы выкашлять.       — …И почему так больно после поцелуя?       Зед усмехнулся. Он тоже держался за сердце, нервно смеясь. Из всех предположений можно сказать, что это связано с тенями. Проклятые плачущие тени…       — Что-то новое, — словно подтверждая догадку сказал Зед. — Действительно, почему?       Мастер наклонился за новым поцелуем к ученику, поглаживая его волосы. Они снова обнимались.       — Почему ты это сделал?       — Я?       Зед сжал губы в тонкую линию, отведя взгляд куда-то в сторону. Он осторожно отсел к самому краю кровати, выглядя как-то неуютно, пережимающий руки, колеблясь.       — Вам неловко? — с ехидным прищуром произнёс Каин, гордо подняв голову. — Удивительно, мастеру Зеду очень неловко перед учеником.       — Я не хочу обременять тебя сейчас.       — Нет, мастер Зед, — ученик встаёт с постели и берёт ладони учителя в свои, вздыхая. — Я желаю услышать. Я… настаиваю на этом.       У Зеда сейчас был вид мужчины, в чьих глазах запечатлено полное отчаяние, а в его мышцах огромная тяжесть бремени. Такое юноша видел лишь однажды, и более не желал видеть. Тогда ситуация была паршивая, даже для него.       — Ладно. Только дай время собраться.       Зед приложил руку ко лбу, хмурясь. После осторожно перевёл взгляд на Каина, полностью скрыв следы беспокойства на лице.       — Я сам себе запрещал это, — впервые шёпот мастера воспринимался так… сокровенно, очень лично. — Запрещал чувствовать. Я действительно считаю себя худшим воспитателем. И мастером. Ты действительно рассказал почти все мои мысли и доводы на наш случай. То, что мы сделали… аморально. Оно нарушает тот самый глупый баланс.       Каину хотелось съязвить на тему гармонии Ионии, против которого Янлэй часто выступает, он даже немного приоткрыл рот. Но любопытство одержало вверх, пришлось прикусить губу. Зед, кажется, даже на секунду улыбнулся, ожидая шутку.       — Я признаю, что… — продолжил Зед после секундного молчания. — Иония очень старомодна умом и душой, но раз даже остальной мир согласен с аморальностью подобных связей, то… для этого есть повод. И сейчас объясню, почему.       Каина берут за лицо, смотрят прямо в глаза, строго, и со всей заботой. Зед едва слышно говорит:       — Каин, смотри.       — Смотрю.       — Ты и есть зависимый от меня ученик, — Зед прикладывает руку юноши к своему сердцу. Оно стучит так громко, отзываясь вибрацией в подушечках пальцев. — Я взял на себя ответственность по воспитанию тебя, я сыграл родительскую фигуру. Даже нет, воспитательную и родительскую.       Каин сглотнул, щурясь, кусая свой язык.       — Шида, — юноша впервые слышит столько чувств, вкладываемые в его имя. — Ты с детства был ко мне привязан. Наша давняя связь может даже являться семейной, и поэтому человек не ошибётся, назвав нас отцом и сыном.       Тяжкий вздох. Лицо Зеда было невероятно очаровательным, луна описывает грубые черты, словно выделяя все линии, которые так любит мальчишка, придавая суровость каждому слову мастера.       — И… Я просто злоупотребляю своим положением. Я воспользовался твоим уважением и любовью. Это неправильная, если можно так выразиться, любовь.       — О чём я и говорил.       — Да.       Они замолчали. Затем Зед по новой вздыхает. Биение их сердец уравнивается, становится тише.       — Эта любовь состоит не из здорового ума, а от раненного.       Эти слова почему-то злят Каина.       — Тогда, когда человек не может найти в других людях успокоение и пытается заместить романтический голод взрослыми… это не есть хорошо. И мне искреннее жаль, что я слишком поздно это понял.       Раздражение хотелось вырваться из глубин сердца. Мастер Зед всегда был очень замудренным человеком, уж особенно сейчас. Да, он сказал правильные вещи, однако они выглядят как мелочи, преграждающие их счастью, которое так близко.       — И что же сейчас выходит? — прошипел ученик, сжав зубы. — Просто все твои слова звучат так, будто ты меня отшил.       Зед снова хихикнул, в его смехе слышно боль и наслаждение, грусть и счастье. Каин всё понял.       — Нет, я не отшил.       Его мастер одарил ученика самой довольной, прекрасной улыбкой, чмокнув того в щёку.       — Я не отдам обратно ту ответственность за то, что я позволил себе ответить тебе на чувства. Я сделаю тебя счастливым человеком. Сейчас ты достаточно взрослый и надеюсь, самостоятельный, чтобы прекратить все такие отношения со мной именно по твоему желанию.       — Поэтому?..       — Поэтому…       Юношу нежно потрепали по голове.       — Ложись спать, Каин, — Зед встал с постели, нехотя оторвав руку от волос парня. — Нельзя думать с горячей головой на эту тему. Отдохни, завтра всё покажет.       Так было всегда, мастер Зед любил вызывать фрустрацию ученика почти у самого конца какого-либо дела. Зеду точно, ну точно нравится издеваться над мальчишкой, как самый настоящий, отмороженный мудак Ионии. Ведь он мог просто всё сделать идеально, как в романтических рассказах. Но нет, заставил стыдиться и изворачиваться, и, конечно же, в конце, как любящий человек, не уничтожил до конца. Каин сжал губы в тонкую линию, шумно выдохнув, кивая.       — Да, завтра всё покажет.       После юношу моментально обняли, крепко прижимая к большому, сильному телу. Он ответил этим же жестом дрожащими конечностями, расплываясь в улыбке.       — Я могу лечь с тобой через некоторое время?       — Конечн… — Каин быстро отстранился от объятий, всё ещё улыбаясь на всё лицо. — Стоп, что?       Смущение накатило новой волной. В голове внезапно возникло множество образов, что ранее никогда не должны были существовать.       — Д-д-да, можно. Просто тут тесно, и может…       Зед улыбнулся, осторожно встав с постели.       — Всё в порядке, спасибо. Пожалуйста, отдыхай.       И оставил после себя вкус весны на губах.