Шок-контент

Как ни крути, а в душе Бардин оставалась маленькой девочкой. Отсюда и желание это, по-детски тщеславное, носить корону принцессы. Мать Бардин была требовательной, с ней побыть принцессой "птичка" так и не сумела. И лишь теперь наступил момент доказать миру, что эта Максвелл — королевских кровей. Комплекс неполноценности пронизывал всё её существо. Должно быть, поэтому, несмотря на видимый успех, неудачи сыпались на неё одна за другой. Не зная, кого ненавидеть, Бардин проклинала самоуверенных тинейджеров Братц, своих бестолковых помощниц, читателей, которые не распознали бы хорошую вещь, даже если б она оказалась у них под носом… Себя возненавидеть Бардин не могла. Себя ей было очень жалко — и всё от того, что мир никак не мог понять её душу… вернее, стиль, да, стиль! Изысканный, женственный, в розовых тонах… Её мать-карьеристка любила серый, поэтому Бардин стремилась добавить в свою жизнь немного вкуса (уровень безвкусицы она искренне не осознавала). Байрон всё это прочитал на её лице после первой же минуты знакомства — ещё в самолёте, когда сцепились их собаки. Жалостью к Бардин он не проникся — слишком она была взбалмошной, неприятной и злой, такую скорее хочется проучить. Да и профессиональная привычка переложилась на жизнь: когда шок-контент — никакой жалости. А Бардин была ещё тем шок-контентом. Поэтому, когда они вместе застряли в лифте, и она, изойдя красными пятнами от стыда и злобы, попятилась к стене, он лишь усмехнулся. И как бы невзначай показал ей бутылочку коньяка… Сначала Бардин отчаянно не хотела пить — требовала, кричала вызывать ремонтников, которые и так спешили на помощь со всех ног. Потом присмирела, согласилась… Глоток из бутылки она сделала как профессиональный алкоголик. И пьянеть начала на глазах — изменения в ней не укрылись от проницательного взгляда Байрона. Как она была неожиданно хороша, сидящая на полу, с распущенными, чуть взъерошенными волосами, со стертым мейком, с расстёгнутой до груди блузкой (видно кружевное белье — белое, как ни странно) — то хохочущая, то рыдающая без повода. Та самая зрелая красота, которой могут завидовать всякие малолетние соплячки… Тогда к чему этот нелепый вид? К чему дурацкая корона?.. Значит, она не видит этого в себе? Этого подлинного, сильного, настоящего?.. Байрон, кажется, тоже начал пьянеть. И с этим пришло чувство, что он хочет эту женщину. Хочет сжать в кулаке эти волосы, это горло… Она, будто заметив в нём перемену, вдруг, за долгое время их знакомства, впервые стала сильнейшей в их ментально-словестно-эмоциональном состязании. И, приблизившись, проведя пальцем по его груди, ехидно рассказала ему историю о том, как лишилась девственности. А потом она его поцеловала; поцелуй был долгим и глубоким, довольно слюнявым, и на вкус — как рвота… Когда они разорвали его, секса никто из них уже не хотел. И смотреть друг на друга тоже. Наконец их достали, и, шатаясь, Бардин вернулась в свой офис. Накричала на близняшек, приказала им принести ей ледяной компресс. Она трезвела, но гадкий поцелуй никак не забывался. Лишь больше стыда и злобы охватывало несчастную «птичку». И всё-таки как не везёт ей в любви… А Байрон, отправившись в редакцию Братц, внезапно обнаружил в своём телефоне, что сделал несколько фотографий пьяной Бардин. — Вот это действительно шок-контент, — хохотнул он.