Когда взойдёт луна

             Туристы сливаются с толпой: постоянно оглядываясь, их любопытные носы везде, они спрашивали каждого прохожего о чудесах этого края. Запечатляя не только в памяти, но и на камеру всё, что видели: от высоких архитектурных и природных красот, до жука на свалке. Туристы подходили, как они считали, к коренным жителям Йокогамы, спрашивали их, не стесняясь обо всем о чем хотели узнать — даже предлагая плату. Особенно был популярен вопрос о том, что же для йокогамцев здесь прекрасного.       «Коренной» человек, слегка потупившись, смотря на свои ботинки пробурчит: ну, море там и чайки… К экскурсоводам они не обращались… Ведь они в ответ будут часами рассказывать историю одного камешка, лежащий на земле уже как сотни лет и за все эти лета никого не трогая и ничем не выделяясь; а тут, стал этот камушек чуть ли не одним из охраняемых объектов ЮНЕСКО. А после, экскурсовод возьмёт этот самый камушек, передаст в руки одному из туристов, рассказывая такую легенду, что бестолковый турист, даже заплатит за это и будет рад, так и не зная, что купил самый обычный камушек, коих в мире миллиарды. А сам камушек будет недоумевать: почему же его посадили в некую стеклянную тюрьму, на него смотрят, восхищаются неизвестные ему существа. Он привык лежать на земле, кататься по ней, если нога одного из прохожих нечаянно толкнет его, но не видеть выпученные глаза, странные движения и звуки. Камушек не привык к такой жизни, да и изрядно утомился от этого.       Иногда хотелось стать этим самым камушком. Нет, не быть проданным на черном рынке; да и мало кто будет покупать живого человека, скорее органы твои станут украшением для дома покупателей. Может пойдешь на доброе дело, поможешь тяжело больным, сердце твое вставят другому. А что, кто знает, может и такое практикуют. Да и в этом мире, полным людей со способностями, не поддающиеся законам физики, возможно буквально всё. От этого не легче — опасность на каждом шагу, каждый твой вздох может быть последним, а если и не последним, то даже этот вздох может быть прописан на корочке бумаги. Поднимет руку и это действие не его, это написали на бумаге и сам он, не зная этого, просто двигался, думал и делал всё, что там было написано. Шел четко по сценарию, сам того не понимая, являясь просто бесформенным пятном, где все эмоции, движения и чувства — прописаны чей-то чужой рукой.       Паранойя, просто самая обычная паранойя…       Ацуши вздохнул и ослабил хватку: он сидел на скамейке, сжимая её так, что деревянная доска уже грозилась сломаться под натиском поистине тигриной хватки. Губы шевелились, но из горла не выходит и звука; они просто шевелились, иллюстрируя какие-то слова, но какие, даже сам Накадзима не понимал. Его желтоватые, с розовым оттенком глаза вцепились в прекрасное море, благодаря которому Йокогама гордо носит название портового города, да и к тому же кишит самыми разнообразными преступниками: от мелких воров, до опаснейших эсперов самой Портовой Мафии.       Смотря на прекрасное море, где волны, лишь слабые, еле заметные толчки воды; где уходящее солнце, даруя свои последние лучи дня, играется со спокойной гладью воды… Невольно забываешь об опасностях, лишь блаженного прикрывая глаза, а после спокойно открывая их: губы больше не шевелились, руки лежали на коленях, а глаза бегали по морю следя за каждым блеском, за каждым движением, а если по чьей-то вине по гладью проходила рябь — Ацуши считал каждое колечко и так постепенно успокаивался.       От чего же он так волновался?       Да так, одна простая встреча… …спустя 10 лет.       Сердце вновь заглушает все звуки: колотится в ушах, не желая стучать там где положено. Ацуши закрыл лицо руками, казалось, что он плачет: склонив голову к коленям, поддерживая лишь руками, не хватало только трясущиеся плеч и тихих всхлипов. Но Ацуши не плакал, лишь скрывал горящее лицо за ладонями.       — Столько лет прошло, а ты не меняешься, Тигр. Кха.       Накадзима от такого знакомого, слегка хрипловатым голосом; и с таким обычным, обыденным «Тигр» — уже без угрозы превратиться в кровавое решето и быть сброшенным в это самое море, — вздрогнул, слишком резко поднимая голову. Ацуши вскочил со скамьи, что-то издал, да и пятился назад, но не мог отвести взгляд от серых, как обычно пустых глаз. Губы обладателя голоса изогнулись в кривоватой улыбке, а у глаз выступили еле заметные морщинки. Ацуши вновь издал нечто, похожее на писк, да и шлёпнулся бы в воду, если б заботливый Расёмон, который за последние года (расставания) так потеплел к нему, не схватил его за талию, зверь потянул детектива обратно.       — Как всегда так многословен. — с каплей сарказма проговорил он, высовывая руки из карманов.       — Акутагава… — проговорил тихо Атэцуши, приземляясь тяжело на скамейку.       — Хоть имя моё помнишь, Тигр. — впервые, на памяти Ацуши Акутагава слабо улыбнулся.       Что сказать, за эти десять минувших лет Акутагава изрядно изменился. Его хвостики-кисточки у висков, стали длиннее, а белизна на концах этих кисточках распространилась во всему пучку черных, как смоль волос: седые волосы были видны и на его макушке, хоть изредка, но попадались. Волосы он не стриг уж точно, что говорит отросшая чёлка и короткий хвост на затылке. Что же ещё изменилось? Взгляд. Если раньше он так и отражал всю суть этого человека – море крови, в котором он уже по локоть, стальная уверенность и непоколебимость в своих принципах; то сейчас это совершенно иной взгляд – убийственный. Но он изменился. Не слишком сильно, но теперь в его взгляде не читалась ненависть к существу одному Ацуши. Он спокойно смотрит на него, пустой взгляд, можно сказать усталый, направлен лишь на него. Акутагава поменял стиль одежды: чёрные джинсы, белая футболка и сверху, слегка великоватая для него тёмно-синяя рубашка, которая и превращалась в Расёмон. Но а также, хоть летом, хоть зимой, его постоянным аксессуаром стал бежевый шарфик из обычного хлопка.       Заметив последнее, Ацуши раскраснелся, ведь это был… …его подарок, после той войны.       — Помнишь… На корабле, хах… — сказал Акутагава отрывая от него взгляд, указывая на корабль, точнее на его силуэт у горизонта.       — Конечно помню, — сказал Ацуши, вставая и подходя к нему. Рюноскэ стоял у перил, — как такое забыть…       Акутагава вновь перевел взгляд на Ацуши, отмечая про себя как тот изменился. Длинная, прямая челка у его правого виска осталась неизменной; лишь копна белых, как шерсть тигра, волос стала ещё гуще. На подбородке видна слабая щетина. Глаза перестали постоянно меняться с розово-желтого, на жёлтый, оставаясь спокойными, не меняясь на тигриные. Да и взгляд его довольно изменился: пропала та детская наивность, сменяясь легким недоверием ко всему и четкому анализу – Акутагава сам удивился, когда заметил это, – стал еще более чуток к внешним изменениям мира. Рюноскэ глубоко в душе надеялся, что те слова, сказанные им когда-то давно, ещё в лифте: да много где и много раз, не остались для Атсуши пустым звуком; и он изменился, перестав ныть о старых ранах и жить настоящим. Конечно, одеяния он свои сменил: на нем теперь белый худи с капюшоном, не взирая на то, что сейчас лето, штаны серого цвета, да и потрепаные жизнью кроссовки. На руке его была черная лента, от прошлого пальто Акутагавы.       Рюноскэ даже коснулся этого лоскутка ткани, замечая, что зачатки Расёмона всё ещё там; делая вид, что не удивился, хоть это было и не так.       — Акутагава… — Ацуши неуверенно потянул его за рукав, а после, вспомнив что ему уже двадцать девять, а не девятнадцать, выпрямился, расправив плечи и схватил кисть Рюноскэ. — Пошли, поедим черного мороженого! Ты не против?       — Да ты отказа не примешь Тигр, — раздраженно пробурчал Рю, не обращая внимание на хватку Ацуши, — на плечах понесёшь меня в кафе, даже если я "да" скажу.       — Ворчишь как старый дед!       — Расёмон по тебе соскучился, Тигр.       — Я тоже очень соскучился по дырам в своём теле.       На это Акутагава прикрыл рот свободной рукой, издавая что-то на подобии смешка, пытаясь одновременно догнать быстрого тигра.       — Куда ты так бежишь Тигр, — ворчал по дороге Акутагава кашляя, — остановись, прилавок пробежал.       Ацуши резко остановился, так, что Акутагава чуть не врезался в его же спину, но Рю смог избежать столкновения с широкой спиной Накадзимы. Вырвав руку из крепкого захвата, Рюноскэ хмыкнул, поправил свою рубашку и направился к прилавку с мороженым.       — Два шарика черного мороженого, пожалуйста. — даже толком не разглядев внешность девушки, бросил он. Сама продавщица лишь кокетливо ему улыбнулась, на что Акутагава закатил глаза. — Я спешу.       — Оу, конечно… — захихикала она бросая взгляд на Ацуши за плечом Аку. Та, передала Рюноскэ мороженое. — Удачного вам свидания.       — Умереть захотела?       — А… Это мой брат! — нужно было как можно быстрее сгладить ситуацию, пока Акутагава не напомнил девушке, что он вообще-то лет десять назад значился самым опасным и жестоким убийцей Йокогамы. — Не подумаете так… Он просто… Мы давно не виделись! Вот и решили выгулить попугая, который улетел и… Этот… Жора прилетает только на запах чёрного мороженого! — сразу начал молоть такую чепуху, что Акутагава в ответ лишь коротко хмыкнул, передавая ему мороженое.       — Пойдем искать Жору, братик. — произнося последнее слово он не удержался от короткого смешка, замечая как покраснела девушка.       Ацуши быстро забыл о своем недавнем недообмане, кушая вкусное мороженое и краем глаза наблюдая за Акутагавой. Тот тоже молча ел свою порцию. Они уже далеко от прилавка, да и толпы людей встречались всё реже. Тишина же становилась для Ацуши просто невыносимой и он начал расспрашивать Рюноскэ о работе.       — Я ушел от туда. — коротко сказал Акутагава присаживаясь на ту скамейку с видом на море, где недавно ждал его Ацу. Тигр сел рядом с ним, но чуть подалее. — Я добился чего хотел и теперь просто рисую.       — Рисуешь? Не знал, что ты такой творческий человек, Акутагава.       — Не лги мне Тигр, — проницательно заметил Рюноскэ, — ну скажи, ты прочитал мою недавно опубликованную книгу: «Ворота Расёмон». А то для чего же меня позвал; кроме как узнать, что же со мной произошло за эти года́, раз пёс портовой мафии публикует рукописи.       — Я… Читал… — неуверенно отозвался Ацуши мучая рукав своей толстовки. Всё же Акутагава был частично не прав: Ацу не только для этого позвал его... — И Дадзай-сан тоже… — он вспомнил, что наткнулся на эту книгу именно благодаря Дадзаю.       — Небось, понравилось. — весело хмыкнул Акутагава, но Ацуши заметил каплю грусти в его голосе. — Так для чего же ты меня позвал, Тигр? Узнать как дела и жизнь у твоего врага? Мороженое поесть?       — Да так, — не отрывая взгляда от неба сказал Ацуши, — на закат вместе с тобой поглядеть. Может, вдохновение для будущих картин появится.       На это Рюноскэ ничего не ответил, но всё же оторвал взгляд от макушки Тигра и глядел на небо. Точнее на прекрасное Йокогамское море, на горизонт, за которое мирно уходило солнце. Жёлтым пятном оно более не представлялось, лишь крупным, оранжевым полукругом, раскрашивающий своими лучами пушистые облака. Которые, вскоре и вовсе станут еле заметными; и где-то там между ними засияет белым цветом первая далекая звезда. Вместо солнца, которое все больше добавляло различных красок: от красного до фиолетового, на облака; представиться серебряная луна. И они ждали это, ждали когда серебряное светило взойдет на небосклон, играя с гладью воды и слабо озаряя своим светом Йокогаму.       Причина по которой Ацуши позвал Акутагаву… Эта самая причина и заставила согласить на эту встречу…       Они просто ждали когда взойдет луна.