И я не тот, и всё — другое [3]

Ямамото понимает, насколько сильно они на самом деле изменились, когда Гокудера всё же принимает ключи. Привычно хмуро, так же молча, без лишних слов и вопросов. Удивительно даже, что теперь они им и не нужны, теперь — они умеют понимать друг друга молча. Взглядами, жестами; едва различимыми изменениями оттенков эмоций. Удивительно, учитывая, насколько сильно они отдалились друг от друга. Доверие, которое всегда раньше у них хромало, выстраивается молчанием, за молчанием — действия, не всегда видимые глазу. Ямамото не видит необходимости говорить что-либо тоже, он непринуждённо, расслабленно улыбается и стукает горлом бутылки о бутылку в руках Гокудеры. Отпивает снова. Возможно, Ямамото и сам не отдавал до конца себе отчёт в том, почему решил дать ключи Гокудере. Почему — именно ему. Изначально, в его планы не входило хоть кому-то говорить о том, что он приобрёл себе недвижимость в Италии. В этом не было необходимости: все они жили в резиденции Вонголы. У каждого был дом в Японии. Но ещё со времён, когда он проводил дни в Варии, Ямамото начал понимать, что в Италии будет находиться чаще, чем в родной стране. Это просто закономерность, которую невозможно было отрицать. Это необходимость, когда ты являешься членом сильнейшей мафиозной семьи: невозможно решать проблемы за тысячу километров от, и невозможно их избежать — это, по меньше мере, было бы глупо, когда ты сам выбрал для себя этот путь; Ямамото, пусть и мог казаться глупым, но не в таких случаях. В этом не было необходимости и дело не в том, что Ямамото не доверял друзьям, просто... ему нужно было своё место. Место, где он мог выдохнуть. Где не нужно было обходить острые углы и подбирать слова, где он мог не прятать усталость за улыбками, где не было бы — никого. Ямамото — Дождь Вонголы. Он тот, кто сглаживает конфликты и смывает пролитую кровь. Он чётко знает свои обязанности, почему они важны и что будет, если сменить вектор направления. Но иногда дождь способен обратиться острым ливнем, бушующей завесой, иногда ему просто необходимо было побыть наедине, там, где его никто не найдёт и никто не знает о его существовании, о том, кто он: товарищ, на которого всегда можно положиться, или убийца, который легко отнимает чужую жизнь. Сейчас Ямамото с иронией вспоминает слова о том, что он — прирождённый киллер. Сейчас Ямамото понимает насколько Реборн был прав. Он не испытывает удовольствия, убивая, но и совесть его не мучает тоже — уже нет. Для Ямамото убить — так же просто, как дышать, так же естественно. И об этом, пожалуй, знает не каждый в Вонголе. Об этом и не нужно всем знать; его роль в другом. Это — одна из причин почему он обычно работает в тени. В какой-то момент идеалы о том, чтобы построить Вонголу без крови утонули в ней же. Интересно, понимает ли до конца это сам Цуна? Ямамото не знает, наверное да, но он всё равно предпочтёт всю грязную работу взять на себя, оставив босса непогрешимым настолько, насколько это вообще возможно. Ямамото не собирался никому говорить об этом, но он не сомневается ни секунды, когда делает запасную пару ключей, не сомневается и тогда, когда отдаёт их Гокудере. Он просто думает, что хотел бы этого. Что Гокудере — тоже нужно такое место. Что Гокудере может доверять — настолько. Они прошли долгий путь, знают друг друга так, как не знает никто. Видели худшие и лучшие стороны друг друга. Ямамото просто ловит себя на мысли, что сейчас, сидя рядом с ним здесь, где никого быть не должно — ему комфортно и спокойно. Разве нужны для того ещё какие-то причины? Когда Ямамото просыпается, Гокудеры уже нет, и это не удивляет. На столе его зажигалка, и Ямамото сам не замечает, как на это улыбается. Он направляется на кухню, когда телефон в кармане вибрирует, смотрит на экран и так и не открывает холодильник. Скуало. Широко зевает и ерошит волосы, рассеянно думая, что планы на сегодня придётся подвинуть, а точнее — кардинально изменить. Когда Ямамото возвращается в квартиру в следующий раз — его встречает едва уловимый запах табака и лёгкий сквозняк: проветривали комнату. Ямамото убирает со стола пепельницу, моет её, возвращает на место. Покупает в этот раз кофе в два раза больше, чем обычно, не растворимый — молотый. В шкафу появляется больше домашних вещей, запасные костюмы, если срочно нужно будет сорваться на дело или мероприятие, которое нельзя будет пропускать. В ванной, в стакане — вторая зубная щётка. Вещей становится незаметно больше, но на этом никто не делает акцент, просто так получается, само собой. Жизнь идёт своим чередом, так же, как и раньше. В один из дней его будит звонок от Рёхея: «Ты где пропадаешь? Экстремально срочное собрание! Забыл?» — «Нет», — сонно отзывается Ямамото, с грохотом падая на пол с дивана, трёт ладонью лицо, пытаясь понять который сейчас вообще час и сколько он спал: — «Через двадцать минут буду». — Одеяло с пола он так и не поднимает, хватает из шкафа одежду, на ходу натягивает штаны и рубашку, пиджак — уже на улице. И только когда с непринуждённой улыбкой говорит всем привычное и пронесённое из детства: «Йоу!», — отчётливо чувствует запах табака; понимает, что пиджак был не его, но не придаёт этому значения. Да и кто заметит? Замечает Цуна, когда они остаются вдвоём, но Ямамото лишь непринуждённо смеётся: «Можно ли меня назвать пассивным курильщиком?» — легко объясняя это тем, что просто стоял рядом. Жизнь идёт своим чередом, и наступает момент, когда Ямамото уезжает надолго. Так бывает, когда дело не решишь одной ночью. Так бывает, когда нужно отправиться совершенно в другой регион. Иногда — в другую страну. Где-то между бесконечными поездками Ямамото заглядывает в Варию с дорогим виски по старой традиции. Скуало отмечает, что он стал сильнее: «Не наметил ли ты на место Императора мечей, малой?» — Ямамото лишь отшучивается от этого. «Не расслабляйся», — оскалом у самого уха, когда Ямамото почти пропускает удар. Скуало говорит, что скоро он может ему понадобиться. Ямамото легко улыбается: «Положитесь на меня, сенсей». Ямамото может признаться себе, что он устал. И что он всё ещё бывает беспечен: у него ноют рёбра, на боку — наспех заштопанная рана. Он не знает сколько прошло времени с тех пор, как он был здесь, возвращается не сразу — сперва нужно было отчитаться перед Цуной, — первое, что он чувствует, это знакомый запах сигарет, и от этого совершенно по-дурацки волнуется, как не волновался уже и не помнит, когда в последний раз. Кажется, они ни разу не пересекались с тех пор. Даже удивительно. Ямамото старается двигаться бесшумно, но Гокудера всё равно просыпается. На него смотрит дуло пистолета и колючий взгляд, и Ямамото сам не замечает, как пальцы по привычке ложатся на рукоять катаны, которую он собирался убрать, но он заставляет себя тут же расслабиться. Глупо. Он ведь знал, что Гокудера здесь, но рефлексы берут своё быстрее разума. — Я вернулся. — Ямамото и сам не понимает зачем это говорит, просто ему так хочется. Он улыбается мягкой усталостью, задерживает взгляд лишь на секунду, прежде чем пройти дальше. Не умывается, не находит на это сил, не раздевается даже, падает на диван прямо так, отключаясь сразу. Просыпается, по привычке, уже через четыре часа. Если их срочно не вызовут, то можно будет подремать ещё днём. Потягивается с глухим зевком и заставляет себя переодеться в домашние штаны, рубашку и брюки — бросает в стирку. Варит кофе на двоих: кофеварка работает тихо, капельная, с подогревом — даже если Гокудера не подскочит сейчас, то всё равно ему не придётся тратить на это время самому, как проснётся.