Под звёздным небом

       Наблюдать за звёздами в телескоп или из окна обсерватории без сомнений интересно, но гораздо приятнее видеть их вживую, на улице, смотря в ночное небо. Почему-то именно так они кажутся ближе, будто до них можно дотянуться рукой. Стекляшкин всегда считал себя человеком науки, однако и свой талант наблюдателя-мечтателя любил. В разное время звёзды были для него тоже разными. Одно дело — смотреть на них, как знаменитый астроном, и совсем другое — просто смотреть.        — Я люблю звёздное небо, — не отрывая глаз от столь завораживающего зрелища, проговорил он. — Особенно зимой. Они словно созданы для этого времени года. Они так похожи на снежинки…        — А я и не думал, что Вы такая поэтичная натура, коллега, — улыбнулся сидящий рядом с ним Знайка. Стекляшкин посмотрел на него. Учёный тоже задумчиво глядел на небо. Свет от фонарей падал на него так, что и оправа очков, и его волосы поблёскивали. Знайка вообще казался астроному ещё одной звездой, ярко сияющей и выделяющейся среди остальных. До всех звёзд можно достать, если очень захотеть, но до этой ни на какой ракете не долетишь, настолько она далека и в то же время близка. Стекляшкин выдохнул клуб пара. Он человек науки, а в голове такие ненаучные рассуждения. Это он начал замечать не так уж давно. Что же с ним делается? — Пора домой. Становится холоднее, — констатировал Знайка, встав со скамейки.        — Да, — астроном тоже поднялся, всё ещё не отрывая глаз от неба.        — Коллега?        — А? — Словно очнувшись от гипноза, Стекляшкин наконец развернулся к Знайке, и последовал за ним. — Я иду, не переживайте.        — А я уж думал, что Вы захотели тут вечно просидеть, — засмеялся учёный. — Вас иногда просто не оттащить от наблюдения за звёздами. Это Ваша страсть. Глядишь, к завтрашнему утру Вы бы к этой лавочке примёрзли.        Брюнет принялся рассуждать на тему того, а способен ли организм коротышки превратиться в лёд за одну ночь, и какая температура для этого потребуется. Стекляшкин понимал, что он это не серьёзно, но что поделать. Юмор у Знайки был специфическим, особенно когда требовалось разбавить обстановку. Но астроному нравилось. Улыбка как-то сама собой появлялась на его губах. Он уже даже особо не вникал в смысл самой шутки, просто слушая голос коллеги и молча наблюдая за ним.        Сейчас же Знайка немного увлёкся. К рассказу подключились руки, которыми он довольно активно жестикулировал. Стекляшкин поймал себя на мысли, что хочет взять его ладонь в свою, но нельзя. Вот оно. Близкая, но очень далёкая звезда. Очень яркая, красивая. И несмотря ни на что, она всегда продолжает гореть.        — Стекляшкин! Стекляшкин! — Учёный щёлкал перед носом астронома пальцами. Тот наконец вышел из транса. — Вы сегодня сам не свой, коллега. Может Вам стоит к Пилюлькину сходить?        — Нет, я в порядке.        — Были бы в порядке — не останавливались бы на каждом шагу. Вас что-то беспокоит?        — Да так… одно небесное светило, — грустно улыбнулся Стекляшкин. Когда руки Знайки легли на плечи звездочёта, он едва заметно вздрогнул. Сердце забилось быстрее, дышать стало труднее. Увы, Пилюлькин здесь ничем бы не помог. Разве мог он ответить на вопрос, что именно творится с астроном? Почему такое происходит только тогда, когда рядом Знайка? Малыш сам долго бился над этой задачей, но решить так и не смог. Всё оказалось куда запутаннее и сложнее, чем он думал.        Синие глаза строго смотрели на него. Однако в паре с покрасневшими на морозе щеками это выглядело донельзя мило и даже немного смешно. Чувства были смешанные. Мысли путались, сердце билось. Что-то невидимое толкало в спину, заставляя прижаться, обнять чужое тело и никогда не отпускать. Словно заворожённый, Стекляшкин осторожно взял одну Знайкину руку в свою, переплетая их пальцы.        — Коллега? — Удивился учёный, немного отступив. — Вы снова хотите поспорить? — Знайка треснул бы себя по лбу за столь глупый вопрос, если бы, конечно, мог.        — Да помолчите Вы хоть немного, — астроном притянул его к себе за талию. Щёки брюнета, казалось, покраснели ещё больше. — Коллега, Вы когда-нибудь выходили ночью на улицу? — Он сделал небольшой шаг назад, потянув Знайку за собой. — Просто, чтобы посмотреть на звёзды? Только представьте: их там сотни, тысячи… миллионы!        — К чему Вы клоните?        Снег хрустел под ногами, редкие снежинки падали с неба, минуты шли, а Стекляшкин кружил учёного в лёгком танце. Блестящие сугробы, свет фонарей, звёздное небо — что может быть прекраснее? Больше не было холода. Наоборот, стало тепло. Малыши смотрели друг другу в глаза, будто пытались прочесть в них что-то и понять. Впервые оба думали не о науке. Она здесь ни при чём. В науке нет места чувствам. Но как быть? Как тогда найти ответ на интересующий вопрос, если он не написан ни в одной умной книжке? Как поставить эксперимент, не зная, что именно ищешь?        Стекляшкин считал себя человеком науки, но в итоге дал волю чувствам и теперь танцевал под ночным звёздным небом с тем, кого любил уже довольно долго и сильно. Разве так можно? Вот так, просто и без аргументов? Выключить разум или позабыть обо всём? Столько вопросов. Но, пожалуй, самым главным из них был сам Знайка. Ох, этот Знайка… Даже у великого поэта Цветика не хватило бы слов и рифмы, чтобы описать всю его гениальность, красоту, умение вести за собой. Что правда, то правда. За таким лидером хоть на край света, хоть на другой конец галактики. Астроном соврал бы, если бы сказал, что этот поистине талантливый и немного упрямый учёный не был для него чем-то большим, чем просто коллега. Они уже довольно долго и тесно общаются. И всё же… Знайка казался ему далёким. Очень. Словно прилетел с другой планеты.        — Вы же знаете о звёздах, до которых невозможно долететь?        — До которых миллиарды световых лет?        — О нет. Если бы. Я про те, что будто рядом, но на самом деле достать до них нельзя. Знаете, я в этом убедился лично. Но сейчас, кажется, совсем запутался в своих наблюдениях.        Подумать только. Он всё-таки смог поймать свою звезду. Ему всегда казалось, что едва прикоснувшись к ней, он обожжётся, но этого не произошло. Тепло, исходящее от рук Знайки согревало, а сам учёный не собирался никуда уходить, чуть ли не прижимаясь к нему во время танца, кружась. Либо это сон, либо Стекляшкин сошёл с ума. Скорее всего второе, потому что такого просто не могло быть. Антинаучно! Невозможно! Немыслимо!        — Про что Вы, уважаемый коллега? — Хитрая улыбка и такой же взгляд до невозможности красивых синих глаз вывели из колеи.        — Вы — одна из таких звёзд. Вы сияете ярче остальных и своим светом затмеваете их блеклое свечение.        — Необычно слышать это от Вас, профессор, — прошептал малыш. — Вы же человек науки, любящий поспорить со мной и опровергнуть мои теории.        — Таков я, — усмехнулся Стекляшкин, остановившись.        Они замерли, смотря друг другу в глаза. На улице было тихо. Но эта тишина была приятной, успокаивающей. Астроном нагнулся и поцеловал Знайку в холодную красную щёку. Тот удивлённо ахнул и чуть сжал плечо профессора.        — Я спорю, но всё равно люблю Вас, — проговорил звездочёт.        — Я тоже, — вздохнул Знайка и, обхватив лицо Стекляшкина ладонями, оставил мимолётный поцелуй на его губах, сразу же отстранившись. Но этой пары секунд хватило для того, чтобы заставить астронома предательски краснеть. Этому не было логического объяснения, просто почему-то сердце билось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. — Идёмте. Вы замёрзли. У Вас губы просто ледяные, — учёный взял коллегу за руку и повёл в сторону дома.