Один из дней влюблённых

Планируя встречу наперёд, нет никакой гарантии, что она и впрямь состоится. В тот вечер Доппо с сожалением набирал Рошо коротенькое сообщение — больше всего места в нём, конечно, занимали извинения. *** На четырнадцатое февраля, а точнее, ещё за неделю до этого не самого традиционного праздника, парни договорились увидеться вечерком на станции Букуро в их любимом парке. Но Каннонзака не был бы собой, если бы хоть _что-то_ в его жизни пошло по плану. За сутки до дня «Х» стала известна новость: в офис «E.L. Medical Co., ltd» надвигается организация, иными словами — ревизор. Чёрт его знает, почему именно в феврале, почему именно четырнадцатого числа, но ни от Доппо, ни от его любимого эти обстоятельства не зависели. Понимающе глядя в экран уже своего смартфона, Рошо пожелал клерку удачи и сразу же написал «спокойной ночи», положив телефон экраном вниз подле себя. Он не хотел видеть ответа. И нет, не по той причине, о которой вы, возможно, подумали — вовсе не обида. Разъедающая боль, похожая больше на то, будто кровавое сердце обливали раствором мелинита, горела в груди Цуцуджимори. Тяжело вздыхая, он сдерживал скупые слёзы. Учителю вообще было чуждо плакать — чуждо сдавать позиции. Круглые очки брякнули, переместившись, не без помощи рук, с натёртой переносицы на лоб. Рошо почесал глаза слабо сжатыми кулаками, затем устремив взор свой куда-то за стёкла балкона: в маленькой квартире уже давно погасли огни, казалось, только что экран телефона освещал усталое лицо проживавшего здесь, но ныне и этот тусклый свет исчез. Больнее всего было осознавать, что в день влюблённых, когда нужно дать волю всем недосказанным словам любви из своего умственного загона, всё так обрушилось. Для Рошо имела большое значение именно дата. Да, вы правы, в _любой_ день их отношений можно вывалить всё то, о чём вдруг ты задумался, только вот для математика это — не совсем лёгкая задача, как корни или уравнения. Ещё с детства его приручали к сдержанному поведению, к тихой радости и бесследному гневу, и именно в какой-то особенный день, например, его рождения, Рошо было позволено радоваться или плакать громче и ярче обычного. Со временем эмоции стали блекнуть, он забывал, каково это: чувствовать и ощущать. А Доппо зажёг его, точно спичка проехалась по ребру коробка — вспыхнуло в груди учителя что-то новое, сильное, от чего даже подскакивать порой хотелось. Но ничего уже не поделаешь… Наверное. *** Утром дня «X» Доппо спешил в свой офис, точно молния. Обгонял толпу на станции метро и смело занимал самое удобное место в вагоне, что ему, казалось бы, не свойственно. Прибыл Каннонзака, как и планировал, рано-рано — тишина стояла гробовая, офисные планктоны со всех пыльных уголков Токио только-только начинали подтягиваться, а Доппо отчего-то уже бодрячком. План в его голове созрел ещё ночью, когда он ощущал ту душераздирающую боль синхронизированно с Цуцуджимори — о, в тёплой-то постели клерку давненько уже не было так тяжко. И оставлять свой провал нетронутым, как он обычно делал, Каннонзака не собирался. Теперь он захотел побороться. С самого утра офисный работник рылся в кипе своих бумаг, подписывал каждый договор и, приклеивая новые напоминалки на старый монитор, распечатывал с помощью личного принтера ещё партии документов, свалившихся на него давеча благодаря лысому шефу. Но и этот мерзкий дедок, кажется, сегодня нашему герою отнюдь не помеха — с лёгкой и, попрошу заметить, самоуверенной ухмылкой, Доппо, в каком-то смысле, дерзко оставлял свою подпись на листках, мысленно уже отправляясь… не поверите, в Осаку. Всего-то три часа тряски в поезде, и он уже там, возле своего родного тёплого Рошо, держит его за руку; эта мысль мотивировала Доппо сильнее, чем что-либо за все семь лет его рутинной работы. Ревизор совершенно точно должен был прибыть за час до официального рабочего дня — оценить порядок и состояние офиса. Так и случилось, Каннонзака застал их наряд; босса ещё не было на рабочем месте и, увы и ах, пришлось прикрывать дряхлую старую задницу. Да, Доппо и впрямь _ненавидел_ своего шефа, но тут уже дело принципа, ведь чем меньше сумма его зарплаты — тем реже будут встречи с Рошо. Ради своего учителя можно чуточку попотеть. *** Постепенно офис наполнился планктонами сполна — в этом-то потоке Доппо и отпросился с работы. Отпустили его, конечно, с божьей помощью, но тёплых пожеланий и поцелуев на прощание Каннонзака и не ждал. Он вообще _ничего_ не ждал. Только носился по магазинам сломя голову и, тщательно выбирая каждый презент, нервно кусал губы до кровавых следов. Время поджимало: на часах вокзала пробило пять часов вечера, когда клерк туда явился, а нужный ему вагон должен был прибыть примерно через минут пятнадцать. Доппо оглядывался, постоянно поправлял волосы, пиджак, и, наконец, без конца поглядывал на огромный циферблат, повисший на высоченном столбе, мысленно отсчитывая не минуты — секунды. Фантомный стук колёс о рельсы где-то вдалеке беспокоил его в среднем раз пятьдесят, пока наконец галлюцинации не переросли в реальность. Непривычно гордо для самого себя Каннонзака шагнул в полупустой вагон, прижав к себе букет из анютиных глазок и пакет с чем-то _неизвестным_ — визуально он быстро приметил себе одноместное сидение, где и приютился. Лениво Доппо поглядывал на пролетающие за окном деревья и мелкие домишки, перемещал глаза изредка чуть выше, отмечая про себя, как резко и неожиданно темнело. Так прошёл его долгий мучительный путь… *** Рошо возвращался домой с работы уставший и как никогда опечаленный — в голове мелькали фразы его любимого, родной лик с синяками под голубыми глазами, такая нелепая шевелюра. Он невыносимо скучал. Грудь снова начинало сдавливать изнутри, пока Цуцуджимори глядел на асфальт под своими коричневыми туфлями и отмечал хаотичные узоры на сером полотне, которому суждено было на веки вечные стать подстилкой для нескольких миллионов пар ног, если не больше. Фиолетовая макушка по инерции поднялась, когда боковым зрением Рошо заприметил знакомую урну возле подъезда, а около двери в многоэтажный дом его ждал подарок судьбы, не иначе. Чужая улыбка в зубы заставила сердце математика вздрогнуть и вместе с этим непроизвольно ахнуть. И в ту же секунду пульс его подскочил выше седьмого неба, Рошо сам тепло заулыбался, а по щекам уже были готовы побежать слёзы счастья. Так смотрели друг на друга мужчины в ступоре ещё несколько минут, боялись подойти — вдруг спугнут. Покончил со всем Доппо, когда рискнул шагнуть, и точно запустил цепную реакцию: на кривые плечи опустились тёплые руки, и где-то за покрасневшим от смущения ухом послышался шёпот: — Я так хотел быть рядом… Безмолвно Каннонзака кивнул в ответ, хотя Рошо не видел этого. Только он ощутил телодвижение — тут же крепче вжался в хилое тельце, как бы говоря: «никуда тебе уже не деться». — Пойдём домой… — Доппо расслаблено оглаживает позвонки Цуцуджимори, пока тот сопит и отвечает что-то вроде «у-у», то есть «нет». — Почему? Пожимая плечами, Рошо проводит руками по всему телу в свободном доступе — робко трогает лопатки, заставляя мурашки вылезти из дебрей и побежать по бледной коже Каннонзака, потом, будто бы смелея, щупает бока. Про них сказать нечего: довольно худые, без особого запаса жира, талия чувствовалась отлично, хотя внешне не сказать, что Доппо какой-то там «фигуристый». Ладони прижимаются к пояснице, и на этой прекрасной ноте клерк выскакивает из объятий. Портит самый ответственный момент. —… Давай хотя бы к тебе зайдём. *** Никакого пошлого контекста, разумеется, сегодня и быть не могло. С порога в нос обоим ударил перегар. Носоглотки заныли от довольно резкой вони, но стоило прокашляться, и им полегчало. Виной этому запаху были Сасара с Реем — Доппо был уверен в этом… на девяносто пять процентов. Невтёрпеж было работнику, так что он вручил Рошо подарок, будучи ещё в уличной обуви. Желание наконец уже лицезреть реакцию и самую малость (если он не врёт конечно) порадоваться чужому счастью распирало его изнутри. Он знал, что подарить — внутри _неизвестного_ пакета затаились новые очки, о которых получатель пока знать не знал. Дело всё в том, что родные и чуть ли не приросшие к лицу Цуцуджимори очки уже донельзя износились; где-то проглядывались сколы, линзы покрылись царапинами и помутнели, шарниры еле-еле выдерживали стёкла с небольшим минусом. Но с этим Рошо свыкся быстро. Деваться-то некуда. В учительские руки подарочный пакет попал как-то вскользь разговора. Пылкие чувства математика к Доппо заставили его раскраснеться, он даже побаивался заглядывать внутрь. Никакого конкретного «заказа» с его стороны не было озвучено, да и смелости выразить собственные пожелания Рошо не хватило бы никогда. Оттого и затрясся он, принимая такую недостающую заботу в своё сердце. Рошо так и стоял возле входной двери, как вкопанный, скромно поглядывая сквозь мутные стёклышки на презент в своих руках, как бы поддерживая какое-то повисшее напряжение меж ним и пакетом. А Каннонзака давно уже вымыл руки, да и от обуви избавился ещё раньше — сейчас прогуливался по знакомой квартирке и наслаждался теплом, разливавшимся где-то внутри него. Невероятно, но дом Рошо стал первым местом, по которому Доппо действительно _скучал_. —… Ну чего? Ты открыл, посмотрел? — клерк с любопытством выглянул из спальни Цуцуджимори, обнаружив, что тот так и стоит на месте, всё переглядывается с чёртовым пакетом. Рошо громко сглатывает слюну. Так, что слышит даже Доппо. — Я ведь… ведь ничего просил. И для тебя у меня ничего нет, только- — Цуцуджимори-сенсей, не начинайте, — Доппо игриво улыбается, осуществляя паузу, —… так о чём это я. Рошо, брось, счастье в настоящем — в том, что я сейчас рядом. Это для меня и есть подарок. Облегчённая улыбка расцветает на побледневших губах математика, который, сняв обувь, наконец проскальзывает в спальню и уже на месте рискует узнать, что же там кроется — там, за белым картоном. Там, за чёрным футляром без аббревиатур, бренда… никаких намёков, как и предположений в голове Рошо. — Я… как бы объяснить… я просто не знал, что ещё тебе правда будет нужно… — стеснительно начал было Доппо, и это придало учителю сил увидеть наконец свой подарок. Ох, как же они были чудесны: позолоченные дужки, абсолютно точно удобный для носки мост, а силиконовый, но до безумия мягкий носоупор обещал своим видом больше никогда не натирать переносицу Рошо. Новые стекляшки кристально чистые, даже блестят от верхнего освещения. Глядя на свои новые очки, Цуцуджимори без стыда поливал старые слезами, пока на его плече что-то мурлыкал Доппо, мол, «ну-ну, тише, я рад, что для тебя это так важно», но дальше Рошо и слушать не хотел — бережно положив футляр на кофейный столик, он ловко заключил Каннонзака в свои объятия, укладывая широкую ладонь меж лопаток Доппо. Тот подыграл, прижавшись к тёплой жилетке своей тонкой офисной рубашкой. На балконе стоял горшок уже с фактически созревшими плодами помидоров. Каждый висел на личной зелёнкой веточке, дожидаясь своего часа распятия. Лампочка под потолком беспокойно мигала время от времени, кажется, влияли на это скачки электричества в многоэтажном доме — пол под двумя парами ног поскрипывал крайне редко, хотя топтались Рошо с Доппо будь здоров: бледные губы касались искусанных до мяса практически невесомо, лишь бы ранки не закровили вспять — где-то мужчины находили силы слабо улыбаться друг дружке, а еле слышные звуки их поцелуя разносились по спальне приглушённо, дальше четырёх одиноких стен уйти звукам просто не удавалось; бетонные зрители, прямо как губка, впитывали в себя каждый влажный отзвук. Сохраняли тайну, о которой более никому не было суждено узнать. —… С праздником, Рошо…