two sides

— Сука! Бёнджу дёргается под Хансолем, отчаянно пытаясь вырваться, но тот держит крепко, так крепко, что едва напополам не ломает. Откуда в нём столько силы вообще, когда не надо и когда ему хочется. Бёнджу злится. Пытается заехать локтем Хансолю в живот, но не получается: руку перехватывают, заламывают за спину, и Бёнджу едва не скулит от боли. Сильная рука нажимает на поясницу, заставляя прогнуться, выпятив зад вверх (на встречу солнцу, — зло думает Бёнджу и кусает губы). Это унизительно, а Хансолю только этого и надо: он выворачивает руки дальше, жмётся к заднице Бёнджу, трётся стояком у него между ног и довольно постанывает. Чёртов сукин сын. Бёнджу отчаянно вертит задом и ёрзает, пытаясь удержать равновесие, навалившись на локоть. Кожа на нём уже горит от прикосновений к холодному бетону и безумно чешется. Лицом Бёнджу почти уткнулся в старую пыльную коробку из-под хрен знает чего, но дышать почти невозможно — он запрокидывает голову и жадно открывает рот, чтобы перехватить хоть немного воздуха, но Хансоль выворачивает его шею и ловит губы своими. Он не то чтобы целует — кусает больше, то до крови, то словно пощипывает и зализывает крохотные ранки с какой-то странной щенячьей нежностью, и у Бёнджу всё перед глазами плывёт: он не знает, что чувствовать, зачем чувствовать и вообще. В такие моменты Хансоля он едва не ненавидит. — Бёнджу. В своём имени он слышит и просьбу, и приказ, и мольбу, и от этого дрожь прошивает всё тело и сладко тянет в паху. Чужие ладони пробираются под майку, оглаживают бока и теребят соски — Бёнджу мысленно проклинает весь мир и вцепляется зубами в перчатку, чтобы не стонать. Только бы не показывать, как ему нравится, когда Хансоль пытается его подчинить. Ладони скользят к краю джинсов, дёргают пуговицы и молнию, стягивая джинсы вместе с трусами до самых колен. Бёнджу сдвигает ноги — старый склад не самое лучшее место для жаркого секса, и дует тут из всех щелей. Хансоль недовольно цокает языком и на минуту, которая кажется Бёнджу счастливой бесконечностью, отстраняется. Бёнджу переводит дух и позволяет себе самую малость расслабиться. Как оказывается — зря. Удар — сильный, звонкий — приходится на левую ягодицу, чуть пониже спины, и Бёнджу воет в голос от резкой неожиданной боли. По инерции он проезжается на локте чуть вперёд и врезается лицом в коробку — картон с противным хрустом мнётся, а в воздух взметается облако пыли. По руке стекают ручейки крови, и Бёнджу смахивает тыльной стороной ладони слёзы, накатившие то ли от унижения, то ли от боли, то ли от нестерпимого желания чихнуть. Следующий удар приходится на другую сторону, и Бёнджу морщится от громкого звука соприкосновения кожи с кожей. Задница словно в огне, только Хансоль едва ли остановится на этом. Дерьмо. Следующие пять ударов чувствуются на коже раскалённым металлом — Бёнджу даже не предполагал, что это может быть так больно, но потом всё смазывается перед глазами, и Бёнджу чувствует лишь жар. От одиннадцатого, наверное, удара его подбрасывает, и он едва не задевает бетонный пол головкой члена. Хансоль замечает это и довольно посмеивается, сжимая пальцы на бёнджуновой заднице. Его ладонь скользит между ягодиц, и Бёнджу сдавленно охает и вновь начинает вырываться, но Хансоль вновь выворачивает ему руку и до боли сжимает бока. За спиной тихо шуршит ткань и звякает молния — Бёнджу отчаянно хрипит и вцепляется ногтями вывернутой руки в запястье Хансоля. А потом чувствует у себя между ног член Хансоля и лёгкие, дразнящие толчки. — Ублюдок, — стонет Бёнджу и сам подаётся назад. Хочется, чтобы по-настоящему, а не вот так — издевательски. Хочется, чтобы Хансоль наконец поимел его на этой груде коробок и отпустил домой в душ. Хансоль делает всё по-своему. Наваливается всем телом, трётся членом у Бёнджу между ягодиц и зло кусает за плечо, так, что его едва не сводит от боли. Бёнджу очень хочется уебать ему, но сил с каждым толчком всё меньше и меньше, он едва удерживается, чтобы не завалиться на бок и просто сдохнуть. Ладонь сжимается на его члене, и у Бёнджу перед глазами всё взрывается разноцветными фейрверками. Он хрипло стонет и скребёт бетон, обламывая ногти, но какая к чёрту разница, когда так хорошо, когда Хансоль так грубо сжимает пальцы и двигает рукой вверх-вниз по члену, плавно водит большим пальцем по головке, чёртов сукин сын. Бёнджу просто вгрызается в собственное запястье, когда кончает, но стон всё равно получается слишком громким и удовлетворённым, и от этого невыносимо стыдно, хотя и хорошо, конечно. Хансоль быстро надрачивает себе сам и кончает Бёнджу на задницу, словно последняя тварь, а не лучший друг, но у того совсем нет сил возмущаться — он наконец позволяет себе завалиться на спину и прикрыть глаза, только грудная клетка ходит ходуном. Заднице мокро, липко и холодно. Хансоль стягивает с себя майку и, заботливо вытерев ей сперму с Бёнджу, выбрасывает куда-то в сторону. Набрасывает куртку и как-то виновато смотрит. — Пошли домой? Бёнджу наблюдает за ним из-под прикрытых ресниц и медленно кивает. Это не злость и не ненависть, просто у хорошего парня Хансоля есть другая сторона. И Бёнджу это, в общем-то, нравится.