Испания своими руками выковывает и уравновешивает мечи, их лезвия тверды, как лёд, но гибкие, словно ива, и кажется, будто они настолько остры, что могут резать ветер. Клинки эти сверкают со смертельным изяществом, столь же прекрасным, как и блеск ледяных кристаллов — хотя что ему знать о таких, ведь он живёт в стране солнца и тепла. Испания не только изготавливает мечи, но и использует их в деле.
Так и должно быть.
На площадке для поединка он всегда улыбается. Бездумное веселье в его глазах похоже на насмешку над соперниками, его ухмылка — идиотская. Но движется он с немыслимой грацией, клинок выглядит продолжением его руки. Он бросается на Францию, отправляя в полёт тонкую рапиру, и всё ещё побеждает, потому что фехтование волею святой Богородицы возникло у него.
Франция дал имена направлениям искусства, создал салоны и академии. Однако элегантное мастерство смерти зародилось в испанских землях — свод правил и приёмов, что немало дерзких болтунов в золочёных залах и прелестных садах заставили умолкнуть навсегда. Иногда Испания до смешного этим гордится.
Венециано остаётся равнодушен к искусству клинка, хоть им и заинтересовываются многие люди его страны. Зато Романо вскидывает меч с такой любовью и радостью, что Испания почти пугается. Хорошо, что Романо при всей его страсти недостаёт умения… но он ещё так юн.
Тем не менее, Испания ясно различает в детских глазах любовь к искусству меча, и этот почти злой огонь побуждает его покорять новые высоты.
Он и Франция часто сходятся на дуэли, и это не перестаёт забавлять его. Даже если они дерутся так яростно, словно ненавидят друг друга, Испания продолжает улыбаться. Ибо что за бой без намерения убить? Прекраснее всего Франция был в тот раз, когда пыхтел, задыхался и по щеке его струилась кровь из тонкого пореза.
— Mon Dieu, — ворчал он, вытаскивая кружевной платок, чтобы остановить кровотечение. — Если останется шрам, то я сделаю новое седло из твоей кожи.
Зато как он кричал, когда Испания вцепился в его восхитительные золотистые волосы и притянул к себе для поцелуя — однако Франция успел отвернуться, и Испания ткнулся в окровавленную щёку, словно ребёнок, ищущий материнскую грудь.
Испания много где сражался. В сумеречной прохладе собственного внутреннего двора, выложенного мозаикой, под неумолчную песню брызг порфирового фонтана. В сокровищнице из мрамора и золота, окружённый миллионами копий самого себя и противника, дерущихся в миллионах одинаковых миров. Он сражался на море и на земле, против сотен, а может, и тысяч врагов. Он бился за золото, за славу, за гордость, за любовь, за страсть, за жизнь.
Воспоминание о том, как он вертит в руках старинную брошь, украшенную изумрудами, всегда остаётся ясным и сладостным, но это ясность морозного дня, сладость поцелуя бритвы.
Pérfida Albión вздумал требовать один из его кораблей. Вероломный, уже не белый, а кроваво-красный Англия — о, как вскипела от этого багряная кровь Испании! Разве этот выскочка, этот оскорбительно маленький остров заслужил право носить алые одежды?
Англия напал на него из засады, сразу же после того как Испания отправил на тот свет несчастного мичмана (и он действительно сожалел, ведь моряку было не больше четырнадцати лет). Однако Испания не был дураком. Изящный, как придворный танцор, он обернулся, чтобы успеть встретить летящую в него сталь своим окровавленным клинком.
Сражение на корабле сделало их дуэль и сложнее, и увлекательнее. Их сапоги скользили на липкой от крови палубе, шаги сбивались из-за сильной качки судна. Зелёные глаза Англии, зеленее изумрудов в его ушах, сверкали дикой радостью. Глаза же Испании жалил пот, стекавший со лба.
Даже во время яростного поединка он нашёл время, чтобы поиздеваться над паршивым клинком соперника. Абордажная сабля была тяжёлой и, пожалуй, сбалансированной, однако ей недоставало изящества, так он и сказал.
— Неужели настало время торговаться? — воскликнул Англия со смехом, несмотря на то, что следующий удар Испании срезал кончики перьев с его шляпы. Он поскользнулся в луже крови (бедного мальчика, чьё тело было перекинуто через борт в опасной близости от падения в море) и упал на колено, Испания замахнулся, чтобы вонзить клинок ему в глотку…
Кривая испанская сабля замерла спустя мгновение после того, как рука в перчатке одним плавным движением выхватила пистолет из кобуры.
Англия улыбнулся почти развратно, кровь пропитала его пыльные кремово-белые бриджи и поползла дальше, словно пальцы похотливой шлюхи.
— Так, — промурлыкал он. — Я…
Испания не произнёс ни слова, однако свирепая ухмылка вспыхнула на его лице подобно охватившему пергамент пламени, когда он качнулся и зло врезал эфесом по запястью Англии, отправляя пистолет в полёт в открытое море. Кровавые капли веером брызнули с лезвия, запятнав бледную щёку Англии, и острый кончик сабли замер прямо перед беззащитным горлом, словно бритва остановившегося цирюльника.
— Да, — спокойно проговорил Испания. — Пожалуй, настало время торговаться.
Конечно, те времена уже прошли. Ныне они сражаются словами и документами, пистолетами и бомбами. Как же он их ненавидит… в мире не осталось места романтике, искусству смерти. Смерть перестала быть пленительным образом, которому он едва ли не поклонялся; теперь его куда больше зачаровывает простота, с которой можно убивать людей. О, он знает, как легко подослать неуклюжего убийцу, что перережет горло ничего не подозревающему человеку, однако есть нечто мучительное, ужасающее в том, что сейчас одним нажатием кнопки можно стирать города с лица Земли.
Он внутренне немного мертвеет всякий раз, когда думает об этом.
Но всегда остаётся призрак, который задерживается в дверях между памятью и настоящим, точно назойливый кот. Есть спортивное фехтование, где мальчики, девочки, элегантные женщины надевают трико и защитные куртки.
Он обнаруживает, что вновь зол на Англию, а это редкость. Они сидят за разными концами стола, их зелёные глаза сталкиваются, и Испания почти ожидает увидеть блестящие изумруды, настоящие изумруды в обрамлении кружевного золота. Но в Англии больше нет грязной пиратской романтики, пальцы его не сверкают выкупом короля.
— Быть может, нам стоит решить этот вопрос в другом месте, — говорит Испания почти мягко. Блаженно улыбается. — В частном порядке.
Англия фыркает вместо ответа.
— Я размышлял о том, как… редко используют меч по назначению в наши дни, — невпопад продолжает Испания. — Как ты считаешь?
Они оба ненавидят перемены, оба цепляются за прошлое и за традиции, стремясь сохранить их в стекле и хрустале. Англии, может, и удастся, ведь в его землях есть зима, сберегающая мир в молчании и недвижности. А в стране Испании слишком жарко. Тепло ускоряет не только рост, но и разложение.
Глаза Англии мерцают. Губы слегка сжимаются.
— В некотором роде, — бормочет он, очевидно, нехотя соглашаясь.
Испания улыбается и протягивает визитку.
— Если захочешь прийти, — небрежно предлагает он. — Знаю, у тебя много дел.
Он говорит с нажимом, немного нараспев, словно переложив свою улыбку в слова. Англия молча берёт визитку и прячет в карман.
Несколько часов спустя Испания не желает признавать, что нервничает. На нём простая удобная одежда, он только слегка жалеет, что не нашёл свои старые кожаные сапоги. Но неважно. Он не оборачивается, когда слышит мягкие шаги в просторном зеркальном зале, делая вид, будто поглощён изучением меча. Клинок плох, но сойдёт. Испания всегда любил вызовы.
Он неторопливо оборачивается и улыбается Англии, который лишь кивает в ответ. И всё же, есть некий отблеск в его ярких, прозрачных зелёных глазах, напоминающих об изумрудах, пороховом дыме и кровавых лужах. Они обнажают мечи, салютуют друг другу.
И танцуют.
Примечания автора:
1. Благодаря достижениям в металлургии, перенятым у мусульман, Толедо стал производить лучшие мечи в Европе. Секрет стали, из которой изготавливались лезвия, сохранялся в секрете вплоть до начала XX века.
2. Мечи как гражданское оружие стали популярны в XV веке. Первые руководства по фехтованию были опубликованы в Испании.
3. Итальянцы разработали почти что оригинальную технику фехтования рапирой, усовершенствованную в связи с появлением огнестрельного оружия, из-за которого тяжёлая броня стала бесполезной.
4. Французы разработали свод правил и терминологии после того, как Екатерина Медичи, регент Франции, пригласила итальянских мастеров фехтования, чтобы основать Французскую академию.
5. Pérfida Albión (коварный Альбион) — нелестное выражение, используемое в отношении Англии ещё в XIII веке. Впервые в литературе словосочетание появилось, видимо, в стихотворении, которое написал французский маркиз де Ксимен. В нём поэт призывает атаковать на море «коварный Альбион». Это отсылка к тому факту, что Англия сперва выражала симпатию к французской революции, а потом присоединилась к войне других европейских монархий против Франции.
6. Со всей серьёзностью заявляю, что на близком расстоянии нож или меч опаснее пистолета, офицеры полиции подтвердят. Человек с ножом на расстоянии менее двадцати футов может убить или серьёзно ранить противника с пистолетом.
Примечание переводчика:
Беты: Rei-sen и пожелавший остаться неизвестным.
