Укрой меня своим плащём

      — Портал уже не закрыть! Он весь мир уничтожит! Но если…                    — Если что? — спрашивает её Дрейк, чуя неладное.              Но речь прерывается, когда его тело внезапно взмывает над землёй и оказывается сжатым в крепких, словно железные тиски, желающие раздробить в щепки каждую его косточку, кулаках Бульбы.              — Ты вечно всё портишь! — в ярости кричит злодей прямо в лицо надоевшему супергерою.              — Ищи… Ау! — Дрейк невольно вскрикивает от боли в захрустевших под давлением железных кулаков костях, — Дедушку!.. — превозмогая боль, договаривает он фразу.              Даже в такой момент он хочет её поддержать. Но слишком много времени прошло. Всё бесполезно. Она могла догадаться об этом с самого начала. Ведь было ясно, что шансов у неё изначально не было. Была лишь призрачная надежда, которой она жила и дорожила. Надежда всё изменить, вернуть, как было.              То же говорил Фэнтон. Говорил, что вернуть профессора Крякенштейна невозможно. И она это прекрасно слышала.              И понимала.              Но она предпочла пропустить это мимо ушей. Её мозг просто оказывался принимать такого рода информацию. Она верила в успех. Потому что признать всю абсурдность своих намерений, означало сдаться — лишить жизнь смысла влачить своё жалкое существование, позволить тому неподъёмному грузу тоски и отчаяния, что давно лежит у неё на плечах, раздавить её. И Дрейк тоже верил, ещё более прекрасно понимая невозможность задуманной авантюры. Он также, как и она упрямо отключал свой голос разума.              Верил, ради неё.              И что теперь? Чем обернулась их вера? Теперь, по её вине, он, во всех смыслах, находится в грязных лапах Бульбы. Мир на грани уничтожения, а она…       Она, единственная у кого есть такая возможность, должна спасти этот мир. Нужно всего лишь сделать выстрел. И тем самым окончательно, своими же руками разбить… даже не надежду. Надежду она уже потеряла. Скорее, порвать последнюю невидимую нить, что хоть как-то связывала её с дедушкой сквозь бесконечное количество иных миров. Она своими же руками должна совершить крах собственной жизни. У неё нет выбора.              Гусёна достаёт арбалет. Прицеливается. Глаза заволакивает слезами, которые тут же уносит сильный ветер, вызванный притягивающей силой Шомпола. Она бы очень-очень хотела не плакать. Чтобы никто не смел сомневаться в том, что она сильная, чтобы никто не смел подумать, что она слабачка. Но она плачет. И все это видят. По щекам обильно сами собой бегут прозрачные ручейки и она не в силах прекратить это.              — Гусёна, нет! — воскликивает Бульба, видя, что она собирается сделать, — Этот мир никуда не годится! Давай создадим новый! В нём будет и твой дедушка! — продолжаетй ненавистный голос.              Гусёна медлит. Бульба знает её слабое место. Но она сама себе уже не верит. Что уж говорить о том, чтобы поверить мошеннику, вору и почти убийце? Но до чего же сладко звучат его слова! Ведь если с ней нет дедушки, то этот мир действительно никуда не годится. Не годится для неё. Но есть остальные. Например Дрейк… Этот мир ей не принадлежит, и она не вправе выбирать.              Выстрел. Взрыв.              Воронка расширяется ещё больше, прежде чем исчезнуть навсегда. Четвёрку злодеев, стоящих в эпицентре событий, моментально затягивает внутрь. Там им и место, в своём сериальном мире.              Пока Бульба отвлекается, Дрейку почти удаётся освободиться. Но одна рука всё же остаётся зажата в кулаке Бульбы. Хороший момент, чтобы набить злодею морду.              Дрейк так и делает. Смачно заезжает кулаком прямо по бульбиной физиономии. Удачный удар. Бульба чуть не отлетает назад. Но в том то и дело, что «чуть». И всё-таки не отлетает, а лишь слегка отклоняется и вовремя приходит в себя, прежде чем селезень в маске успевает нанести следующий удар. Ведь кто такой Дрейк, по сравнению с исполинских размеров быком? Кто он такой, чтобы у него нашлись силы и возможность что-нибудь сделать, когда злодей со всего размаху запускает его прямо в воронку портала?              Прикованным взглядом Гусёна смотрит на то, как красная вихристая пучина поглощает Дрейка.              — Нет!.. — ей кажется, что она кричит.              По крайней мере, ей хотелось закричать. Громко, надрывно. Как будто таким способом объявляя протест идиотской судьбе, с её бессмысленными, дурацкими поворотами, и вообще всему миру. Этой реальности.              Но всё, что она может — это выдавить из себя слабый невнятный шёпот.              Гусёна обессиленно падает на пол. Она не кричала, зато она громко и надрывно рыдает. Почти истерично. Теперь слёзы действительно бесконтрольно брызнули из глаз, только уже не ручейками, а целыми реками, образуя на полу солёные лужицы.              Она всё-таки прогнулась, безвозвратно сломалась под тяжестью боли и отчаяния, теперь умножившихся на бесконечность.              Почему? Почему вместо того, чтобы вернуть всё как было, вернуть утраченное счастье, она всё потеряла? Всё, что осталось и что приобрела! За что Дрейк? Почему именно единственный человек, которому она была действительно не безразлична? И почему она так поздно это поняла?..              — Гусёна! — окликнул её кто-то до боли знакомым голосом и слегка потряс за плечи.              Что такое? Кому ещё она нужна? Кто хочет растрясти последние осколки её разбитого существа?              — Гусёна! — её повторно позвали и потрясли за плечи.              Она зло подняла затуманенный взгляд, и сквозь пелену слёз с удивлением разглядела родной силуэт в плаще.              Как? Это же невозможно! Она сама видела, как его… Наверняка это какая-то галлюцинация, сон, видение, но точно не реальность! Ведь в её реальность, увы, нет места чуду…              — Гусёна, это я! Видишь? Всё хорошо, — Дрейк ободряюще положил руку ей на плечо, — Это был просто сон!              Сон? Она размазала слёзы рукавом, убирая их с глаз, и с удивлением осознала что находится не в лаборатории Бульбы. И почему здесь так темно? Да она же дома! То есть, в башне Дрейка… О неужели это всё был просто сон? Просто никчёмный сон, несуществующая дымка, которой она придала слишком много значения? Но слишком уж реальным казался сон, чтобы не спутать его с действительностью.              Гусёна подняла заплаканные глаза, своим растерянным, вымученным взглядом пересекаясь с ласковым и сочувствующим взглядом Дрейка. Она некоторое время вглядывалась в его лицо, будто бы желая убедиться, что он действительно не призрак.              — Не уходи! — Гусёна уткнулась ему в грудь, громко всхлипывая и пропитывая его костюм слезами.              Дрейк слегка растерялся, после чего подсел к ней на диван и мягко обнял, прижимая к себе.        — Тише, тише. Я здесь. Я рядом. Я никуда не уйду, — приговаривал он, утешающе гладя по растрёпанным волосам.              Гусёна в ответ лишь крепче вцепилась пальцами в многострадальный костюм, угрожая порвать его совсем. Ей хотелось лишний убедиться, что Дрейк рядом с ней, что он настоящий и никуда не денется, не исчезнет и не растает, как ушедший сон, который до сих пор казался более реальным, чем действительность.              — Обещаешь? — тихо с надеждой спросила она.              — Обещаю, — также тихо ответил он, укрывая её частью своего плаща.              Уже утром она будет винить себя за то, что снова не смогла справиться с преследующими её, после той нелёгкой ночи в лаборатории Бульбы, кошмарами; и за то, что опять так жалко раскисла, расплакалась Дрейку в жилетку.              Но это будет утром. А пока она думала только о том, что до чего же приятно дремать, уткнувшись в его костюм, который по какой то причине был надет на нём вместо привычной рубашки (либо не успел снять, либо вновь собрался без неё ловить злодеев посреди ночи, потому что пожалел её будить), и укрывшись его плащём.       Вскоре Дрейк уже сам дремал под мирное сопение Гусёны. Он собирался на вызов, но разве это важнее, чем обещание, данное этой непоседе? В городе ещё есть полиция. На худой конец, пусть позовут Уткоробота.              Ей его плащ нужнее.