Downward spiral

«Человек, уничтоживший мир». Тед примерял на себя этот титул, вертел слова в голове, разглядывал придирчиво свои руки, пытался выискать что-то однозначное — соответствие или несоответствие. Мир бизнеса был проще и казался честнее, потому что Тед знал его лучше. Но стоило столкнуться с чем-то, в чем он не был уверен, и Тед... впал в ступор. Замер, как на экзамене в колледже, когда ты примерно представляешь себе предмет, но все точные слова и определения выветриваются из головы, испаряются, как утренняя дымка под солнцем. Человек, уничтоживший мир. С того самого момента, как понял, чем на самом деле грозит сбой в линейке «миротворцев», Тед сбивался с ног, пытаясь найти решение, безуспешно бился головой о стеклянную стену... Но глубоко внутри самого себя он застыл, замер, растерянный и ошарашенный. Он в самом деле сделал это?.. Эти его руки, эти губы, этот гениальный, что бы про него ни говорили, гениальный мозг?.. Уничтоживший мир. Мучительно долгие дни после начала катастрофы Тед пытался понять, как к этому относиться. Он знал, что должен быть в ужасе, что любой другой на его месте был бы... Но как ни старался, чувствовал только сосущую пустоту внутри и растерянность, разрастающуюся с каждым мгновением. Он знал, что совершил чудовищный проступок, но знать и понимать — разные вещи. Так было с ним с самого детства — знал, что плохо взять в магазине шоколадный батончик, не заплатив. Соврать родителям и прогулять школу. Обмануть одноклассника. Знал — но не чувствовал. Привык к этому. Привык ориентироваться на чувства и мнения окружающих. За все эти годы он почти забыл эту растерянность, когда не понимаешь того, что ненароком, не задумавшись, совершил. Он знал, что подумают про него окружающие, что почувствуют, как оценят его ошибку. «Человек, уничтоживший мир». Он знал, но впервые за годы не мог смириться, не мог увидеть в себе того, что должен бы — только размытый, дрожащий силуэт, неуверенную дымку. Человека, который ошибся. А потом была Лиз. С тех пор, как она ушла из АСФ, Тед все не мог выкинуть ее из головы, как будто уходя она оставила огромную занозу в его заднице. Все эти судебные иски, и само это зудящее чувство оскорбленного эго, которое он ощутил, потеряв блестящего ученого... Он все не мог забыть, как она смотрела на него — как будто видела насквозь. Никто так больше не смотрел. Всю его жизнь Теда либо недооценивали, либо переоценивали, пресмыкались или презирали, но Лиз... Ее глаза снимали с него слой за слоем, стремительно добираясь до самой сердцевины. В день, когда он рассказал ей про сбой, она смотрела на него так же. Остро, честно, бескомпромиссно. Он отвел взгляд, хотя хотел жадно вглядеться в ее лицо, ища ответ на свои сомнения. «Что же ты наделал, Тед?!» — говорили ее глаза. «О боже, Тед», — говорили они. Под ее взглядом все становилось прямым, простым и понятным; человек, уничтоживший мир, и человек, которого Тед знал с момента рождения, переставали двоиться у него в голове. Как же ты ошибся, Тед. Как катастрофически ты ошибся... «Прости меня, Господи...» * * * У Лиз было это особенное, блестящее, удивительное свойство — не сомневаться. В себе, в окружающем мире, в людях вокруг, в том, что правильно, а что нет. Тед завидовал ей, больше, чем кому-либо и когда-либо, завидовал тому, какой четкой она видит окружающую реальность. Каким земным, болезненно осязаемым становится мир рядом с ней. Завидовал ее безошибочному моральному компасу — тому, чего так отчаянно не хватало ему самому. Проект «Новый рассвет» ужасал Теда перспективой небытия. Словно самые страшные кошмары его детства сбывались наяву, реальность рассыпалась под пальцами, становилась текучей и зыбкой, исчезала. Теду казалось, что его собственный разум, его сознание рассыпается точно так же — ведь что такое сознание без привязки к реальности? Кем он станет без своей компании, без утреннего кофе, без тысячи мелких привычных ритуалов?.. Но Лиз оставалась Лиз, несмотря на все окружающее ее безумие. Одним своим присутствием она непостижимым образом упорядочивала реальность. Это раздражало Теда. Это завораживало его. Он в этом нуждался. В последние месяцы перед апокалипсисом у всех было полно работы, и Тед исключением не был. Финансировать самый масштабный проект в человеческой истории — не так просто, кто бы об этом что ни говорил. Иногда в то время ему казалось, что он погряз в отчетах, рассчетах и цифрах полностью, даже уши не торчат. Но он звонил Лиз не реже раза в неделю, если не удавалось увидеться (а чаще всего не удавалось). Придумывал поводы. Раздражал ее постоянными придирками, иногда справедливыми, иногда не очень. Он хотел бы иметь возможность просто смотреть на то, как она работает. Как пьет дешевый растворимый кофе. Как спит. Какая реальность отражается в ее глазах — отчаянная, безнадежная, но такая прочная. Такое разительное отличие от той реальности, которая жила внутри самого Теда. * * * Для него конец света настал не в тот момент, когда произошел сбой в линейке «Колесница». Не тогда, когда стали ясны все чудовищные перспективы. Не тогда, когда закрылись за ним двери бункера, и даже не тогда, когда атмосфера на Земле стала окончательно непригодна для дыхания. Конец света — это мигающая иконка нового сообщения в интерфейсе визора. Это сухой голос Чарльза Ронстона в голове. Это понимание, что она даже не стала утруждаться прощанием — с чего бы ей, ты никогда ей не нравился, Тед. Наедине со вновь зыбкой, рассыпающейся реальностью. Кто ты теперь, Тед? Что чувствовать, в чьих глазах искать себя-настоящего? Как исправить то, что не хочет быть исправленным, то, что за многие километры от тебя, многие выжженные, высушенные километры и множество смертоносных роботов. Наедине с сомнениями, вопросами, наедине с незнанием. Современнный человек настолько привык к огромному количеству информации вокруг себя, к безбрежному океану знаний, формирующему реальность, что отбери это у него — и он останется калекой на берегу. Тед, по крайней мере, остался. Только крохотное пространство бункера, читанные-перечитанные книги и смотренные-пересмотренные голофильмы в визоре, только свои собственные руки, только огромная растерянность внутри и снаружи — он вдыхал и выдыхал растерянность, она заполняла его глаза и уши, сводила с ума. Как будто с каждым днем его реальность неумолимо истощалась. Эта мысль, этот титул снова начал его преследовать — «человек, уничтоживший мир». Он пытался что-то сделать, конечно. Он писал, звонил людям Лиз, действовал им на нервы, пытался найти в них ответы, как в ней, но все бестолку. Как рыба бьется на берегу, беспомощно силясь вернуться в море. Он вспоминал Лиз, много и долго, ее прямой взгляд, уверенные движения, то, как она небрежно держит чашку, отпивая кофе. Вспоминал то время, когда она еще работала на него, когда он впервые увидел проект экологических роботов, это чистое, ничем не замутненное ощущение гениальности ее разработок... Чем больше он вспоминал, тем меньше казались и бункер, и люди вокруг. «Человек, уничтоживший мир» нависало над ним, как дамоклов меч. Чем больше он вспоминал Лиз, тем чаще ему снились люди — новые, другие люди, те, которых должна будет вырастить Гея. Их потомки. Дети, беспомощные, безгрешные, безошибочные. Тед думал о собственном детстве и о том, каким вырос бы, сложись все иначе. Человек — продукт своего времени, и время Теда было беспощадно к нему. Время, которое они тщательно собрали и закапсулировали, завещав его будущему. Новым детям, которых оно будет растить и калечить. Будет ли среди них один, искалеченный достаточно, чтобы снова уничтожить мир? Найдет ли он свою Лиз, или уничтожение на этот раз выйдет окончательным? У всех этих детей будущего Тед видел ее лицо. * * * Стирая «Аполлон», Тед мыслил ясно — настолько ясно, насколько был способен. Человек слишком крошечный, чтобы уничтожить мир в одиночку, — думал он. Множество, множество людей помогло ему это сделать, вольно или невольно, родители и однокурсники, люди, работавшие на него, и бизнес-партнеры, военные, создававшие спрос... Целый социум, культурные и социальные пласты которого заложены в «Аполлоне». Перед тем, как выйти на связь с «альфами», собравшимися в командном центре, Тед глубоко вдохнул и задержал дыхание, как перед прыжком с большой высоты. Без страховки. Как перед падением. — Мы оба уничтожили этот мир, Лиз. Ты — тем, что ушла, я — тем, что остался. * * * Он снова ошибся. Будь она здесь, она сказала бы ему об этом.