Последний патрон

Отправляясь в Зазеркалье, опалённое вечным огнем Пролетая над полями, где гниёт урожай наших тел Мимолётною улыбкой проводить дорогих, но больных Свой холодный расчёт превратить в пулемётный расчёт... Банда Четырёх, «Живым тяжело»

Пропотевшая майка липнет к коже. Заправленные в рыжие эльфийские сапоги камуфляжные штаны обтрепались на этой грёбаной дороге. Эллисон Санчес до сих пор двадцать четыре. Целую долбаную вечность двадцать четыре. Гудвин был редкой сукой, конечно. Когда-то Элли Санчес рвалась домой. К грёбаному ти-ви с дебильными ток-шоу и трэшевыми ужастиками, к старой вертушке, которая всё равно гробанулась там, в Дивном Новом Мире, к барам, где можно склеить такую же отвязную девицу, на все претензии бьющую в глаз. Когда-то. Дорога отняла у неё и это. А потом начала обдирать новую жизнь до костей, как долбаная пескоструйка. Её команда, её Ка-Тет остались там, в Дивном Новом Мире. Кровью раздавленного упавшим памятником Тото на заляпанных зелёной хренью улицах Города. Смехом вульгарной блондинки в чёрной коже, вышедшей из простреленного навылет тела Лайонесс и проломившей купол над Дворцом, прежде чем осыпаться пеплом. Пылающими ладонями Парня-Со-Скальпелем, горящего заживо в последнем ударе по Волшебнику. Залитой свинцовым цунами набережной, где люди с серыми лицами смяли Солдата. Пулей «семисотого», вынесшей последние мозги сначала Гиору, а потом — Мудвину, Великому и Упоротому. С тех пор Элли Санчес идёт одна. Новый мир встречает её поганым зрелищем. Какой-то мудень в фиолетовой переразмеренной ночнушке со звёздами бросает зелёный луч с кончика непонятной ветки в рыжую девушку, рядом с которой валяется кучка пепла, полуприкрытая чёрной тряпкой. Вокруг — типичная детская из старых фильмов. Девушка падает — и Эллисон Санчес чутьём старой странницы понимает, что всё. Что она уже не встанет. И Элли тратит последний патрон к верному «семисотому» по самой правильной цели. Пуля разбивает левое стекло очков-половинок, врезается в голубой изумлённый глаз, разбрызгивая его кровавой взвесью, и входит в череп, кувыркаясь внутри. Элли Санчес видит это так отчётливо, словно ей подарили X-Ray из японской порнушной анимации. Пуля разрывает связи в мозгу, рвёт сосуды, крошит всё, что надо покрошить, и немного сверху. Седобородый мудак падает на тело своей жертвы. Маленький мальчик с ярко-зелёными, цвета того самого убийственного луча, глазами, смотрящий на это всё из кроватки, улыбается странной, осмысленной и горькой улыбкой. Словно он понял, что случилось с его матерью, а заодно — что случилось с её убийцей. Черноволосая и черноглазая — гибкая, фигуристая и злая, как ствол Солдата — девчонка на пару лет старше самой Элли вламывается в комнату, явно готовясь бросить с такой же, как у мёртвого мудака, палки что-то убойное и надёжное, как пуля. – Грёбаный Мерлин! – она одним взглядом окидывает диспозицию и опускает палку. – Я опоздала. Спасибо, подруга. Хоть Гарри выжил... Элли отбрасывает за спину «Ремингтон». – Что у вас тут за пиздец творится? – Так сразу и не объяснишь, – черноволосая странно спокойна. Будто она поняла, откуда здесь взялась Элли — и ни хрена не удивлена. – Считай, городское фэнтези в режиме нон-стоп. – Такого со мной ещё не было... – цедит девушка, только что потратившая последний патрон. Странно, но она ни о чём не жалеет. Как будто долбаная дорога, на которую её закинул ещё при жизни Великий Мудвин, наконец привела Элли Санчес куда надо. – Как тебя зовут-то? – брюнетка резким, почти незаметным движением перелетает к кроватке Гарри. – Элли Санчес, – отвечает та, чью жизнь Дивный Новый Мир обглодал до костей. – А тебя? – Белла, – усмехается черноглазая. – Беллатрикс Блэк. И ты пойдёшь со мной. Мы с кузеном и крестником тебе до чёртиков должны вон за ту тушку. Кончик чёрной палки в руке Чёрной Беллатрикс указывает на труп в фиолетовой ночнушке. – Я себе зарок дала, – Белла несколькими движениями палки создаёт всё, что нужно для переноски маленького ребёнка. Оказывается, эта хрень многофункциональная. – Выйти замуж за того, кто вышибет Великому Светлому Ублюдку мозги. Теперь придётся жениться... Элли хрипло смеётся — в первый раз за ту грёбаную вечность, в которую ей двадцать четыре. Она не могла потратить последний патрон лучше.