Пыль

Крис понял, почему не нашлось ни одного героя, который рискнул бы отсканировать и вычитать этот шедевр. Пособие по экономике было составлено идиотом для гениев. Крис искал хотя бы пару связных предложений, которые помогли бы с дипломным проектом, но тщетно. Более чем три слова подряд автор логикой не связывал. Возможно, Крис забыл китайский. Он попытался переводить текст на английский, но это обострило мигрень. Окореивание тоже ничего не дало. Пришлось смириться с тем, что кто-то в этой комнате точно идиот. Крис им не был, оставался один вариант. Крис сдался и рухнул в двести сорок шестую страницу лицом. Усталость накатывала волнами, принося на своих гребнях не миловидных пенных барашков, а тошноту. Голова кружилась, перед сомкнутыми веками плясали странно-сиреневые и желтовато-чумные точки. От их мельтешения замутило сильнее, и Крис с очередным стоном открыл глаза. Подбородком оперся на хрустящую страницу и уставился в стеллаж с научной фантастикой. И в этот миг вошел он. Крис и раньше видел его в библиотеке, но внимания особо не обращал. Однако сегодня все было иначе. То ли голова так сильно болела, то ли ум за разум начал заходить, но Крису показалось, что паренек возмутительно интересен. Настолько, что он обязан оставить учебники и познакомиться с ним. Крис так и сделал. Забросив тетради, он нырнул в сумрак книгохранилища. Потертый рюкзак мелькнул в конце коридора и исчез за поворотом. Крис двинул следом. Паренек занимал его чуть больше, чем книга, оставленная на столе. Крис искал причину ее оставить. Он ее нашел. Глупо и по-детски, но… Боже, как же он ее ненавидел! Желание сжечь пособие прямо здесь и сейчас вспыхнуло в груди с тем диким отчаянием, которое охватывает человека пред лицом неминуемой катастрофы. Отвратить ее невозможно, и остается лишь безропотно наблюдать, как она надвигается, надвигается скоростным поездом... Крис тряхнул головой; мысли зашевелились, защекотали извилинки мозга. Фиолетовые и желтые точки продолжали мельтешить перед носом. Крис капризно поморщился и отмахнулся от них. Следующие два ряда поглощала затхлая темнота, зато в третьем она вздулась огромным тряпичным рюкзаком. Крис замер. Вдохнул и украдкой выглянул из-за стеллажа. Паренек изучал книги. Рот был приоткрыт, губы шевелились. Казалось, он читает вслух: негромко, как первоклассник на уроке чтения. Это умиляло, и Крис улыбнулся. Паренек остановился, потянулся за книгой. Осторожно, словно она была хрустальной, тронул ее, провел по корешку кончиком пальца. Крис напряг зрение, всматриваясь. Сделалось неловко, словно он стал свидетелем чего-то интимного. Крис отвернулся, но любопытство оказалось сильнее совести. Паренек огляделся по сторонам и, явно никого не заметив, стянул рюкзак. Повозился с замками и достал из переднего кармана нечто, поместившееся в ладони. Рюкзак вернулся на плечи; паренек разжал пальцы. Мешочек. Бархатно-синий, с зашнурованной горловиной, он напоминал кисет. Паренек оставил его на полке, а сам с аккуратностью, которая свойственна археологам, взял книгу. Крис перестал дышать, зачарованный странностью происходящего: уж больно это напоминало ритуал. Книги хранили молчание. Паренек потянулся за мешочком; книга живым сердцем лежала на его ладони. Он распустил горловину и поднес ее к корешку. Склонил голову, и губы его озарила взволнованно-счастливая улыбка. Крис с трудом подавил желание крикнуть, чтобы не мешкал. Ему было дико интересно узнать, чем это, черт возьми, кончится! Возможно, паренек читал мысли. Улыбка мгновенно погасла, и в коридоре сразу потемнело. Сквозняк потянул по полу, задел колоши брюк, и Крис поежился. Холодно. Он обхватил себя руками, но теплее не стало. Холод был потусторонний, пробирающий до костей. Он сеял зерна ужаса на плодородную почву души. Сердце забилось быстрее. Голова отяжелела, очертания предметов расплылись. Паренек снова оглянулся. Щеки его вспыхнули довольством. Крис мысленно выругался: его явно заметили. Однако раскрывать себя раньше времени он не собирался. Стряхнул с рук липких мурашек и проследил за тем, как паренек поднес алый томик к губам и мягко на него подул. В воздух поднялось несколько пылинок; ловкие пальцы затянули горловину. Книга без всяких церемоний водрузилась на полку, а мешочек отправился на дно рюкзака. Паренек, не глядя, схватил потрепанно-глянцевый журнал и направился к выходу. Любопытство влепило затрещину, и Крис ринулся следом. У последних стеллажей нацепил маску безразличия и вышел в зал. Забытые учебники тоскливо глядели на него со стола, он же смотрел на паренька. Тот мял задники дешевых кед, дожидаясь, когда библиотекарь заполнит карточку. Пристальный взгляд не остался незамеченным: паренек обернулся. Он весь пропитался детской непосредственностью и доброжелательностью. Огромные уши, мягкая линия рта и глаза навыкате делали его похожим на дружелюбного пса. Он улыбнулся, и Крису сделалось неловко. Щеки зарделись, взгляд опустился в пол. Паренек поблагодарил библиотекаря и пружинистой походкой вышел из зала. Крис остался наедине с ужасным учебником и пылающим в груди смятением.

***

Когда паренек забавной походкой проследовал в книгохранилище, Крис бросил ручку и рванул следом. Неделя. Чертова неделя! Все семь дней он просиживал в библиотеке до закрытия, но паренек не появлялся. Всякий раз, когда открывалась дверь, Крис дергался и проклинал все на свете. Сердце выписывало кренделя и сиплым басом голосило сонеты о тоске и печали. Ладони потели, и стол превратился в кладбище использованных салфеток. Но всегда, всегда это был не он, и Крис медленно дурел. Паренек вновь водил пальцем по рядам книг и что-то нашептывал. Крис занял выжидательную позицию. Спустя десять минут действо повторилось. Отправив мешочек в рюкзак, паренек схватил первую попавшуюся книгу и, радостно улыбаясь, прошел к бюро библиотекаря. На сей раз, Крис прошел за ним до самого выхода, однако улица встретила его пустыми сумерками. Паренек исчез. Ни проулков, ни магазинов, ни автобусных остановок поблизости не было. Ничто не объясняло случившегося. Крис с открытым ртом озирался по сторонам. Минуты две сознание противилось правде, глаза напряженно вглядывались в синие камни мостовой, черные стены зданий, даже к фонарным столбам прицепились, но паренька видно не было. Но не мог же он в воздухе раствориться?! От этой мысли стало не по себе. Знакомый холодок пробрался под одежду, царапнул спину и принялся шевелить волосы на голове. Крис еще с минуту помялся на пороге и вернулся в зал. Личность паренька обретала все новые и новые грани. Интерес увеличивался в геометрической прогрессии. Крис был обязан с ним заговорить. Обязан выяснить, чем он занимается в книжном полумраке.

***

Крис понял, что сходит с ума, когда паренек исчез, переступив порог библиотеки. Глаза или издевались, или же… Второе не укладывалось в голове, и Крис решил, что пора отдохнуть. Бесконечная зубрежка до пяти утра могла с ним и не такую шутку сыграть. Решившись на что-то, Крис непременно так и поступал, однако, не в этот раз: уже на третий день он несся в библиотеку за новой дозой. Улыбки. Странностей. Пыли в мешочке. Он пулей взлетел на крыльцо и дернул дверь в тот миг, когда ее начали открывать изнутри. Столкнуться нос к носу с тем, кто довел до смирительной рубашки, было последней каплей. Крис замер не дыша. Паренек же, растерявшись на миг, вдруг улыбнулся. Из уголков его губ полились слова: — А ты сегодня поздно, но не волнуйся, ты ничего не пропустил, — помахал книгой в крикливой обложке у Криса перед носом. — Я консервативен, — хотел еще что-то добавить, но Крис, не соображая, что делает, схватил парнишку за руку и дернул его на себя. — Не издевайся надо мной, — выдохнул он. На радушное лицо легла тень. Серая, она окрасила тонкие ободки радужки, и глаза остекленели. Крис ослабил хватку, но руку не отпустил. Паренек покосился на плененное запястье, покачал головой и мягко попросил: — А ты не ходи за мной. Крис бы с радостью, но не мог. Паренек стал навязчивой идеей. Крис должен был видеть его. Наблюдать его странности. Чувствовать на молекулярном уровне его тепло. — Жаль, — добрые глаза скрыла легкая поволока. Крис видел в них свое отражение и ни единой мысли. — Мне нужно идти… Крис покачал головой: он не собирался его отпускать. Не сейчас. Он наконец-то смог поймать свое безумие, сжать его тонкие руки, пропитаться ароматом его кожи. Для Криса это было слишком. Все слишком. Мало и много. Но он… он не мог. — Пожалуйста. Крис был непреклонен. Печаль окрасила вечно улыбающиеся губы, тронула уголки глаз. Паренек вздохнул с сожалением и за миг был свободен. Его рука стала бесплотной и прошла сквозь тиски пальцев. Крис не успел понять, что произошло, а он уже спускался по ступеням, уходя от него. Крис не мог его отпустить! Он бросился следом, поймал за рюкзак и притянул к груди. Сжал угловатые плечи и развернул паренька к себе лицом. Он оказался так близко, что Крис почувствовал на подбородке его дыхание. — Ты уже совсем сошел с ума, да? — вдруг с отчаянием проговорил парнишка, и глаза его наполнились болью. Он во всем винил себя, Крис видел это. Понимал, что причина безумия Криса в нем, чувствовал это в стальной хватке пальцев. Крис бы и рад был отпустить, оставить в покое, но тогда сам его лишится окончательно. Он должен был узнать тайну мешочков для пыли. — Прости… — прошептал тем временем паренек. Крис уловил дрожь, которая объяла его тело. Ее вызвал не холод. Крис сильнее стиснул поникшие плечи, а паренек вдруг подался вперед и закрыл глаза. Еще секунду они дышали разным воздухом, а затем горячие губы коснулись губ Криса. Лишь миг близости, а затем паренек отстранился. Крис порывисто вдохнул, разжал пальцы, но свобода была мнимой. В следующую секунду он уже держал пылающее лицо в своих ладонях и целовал с тем отчаянием, которое свойственно безумцам. Паренек не сопротивлялся. Приоткрыл губы и с тихим всхлипом ответил на поцелуй. Пальцы его, подрагивая, коснулись запястий Криса. Едва ощутимо их погладили, согревая своим удивительным теплом. — Не дыши, — прервав поцелуй, приказал он, и Крис не мог ослушаться. Не тогда, когда он снова поцеловал: глубоко и властно, чего Крис не ожидал, но что не могло не понравиться. Не дышать было просто. Не дышать было сладко. Не дышать было головокружительно хорошо. Крис задыхался, но поцелуй не разрывал. Камни тротуара качнулись под ногами, мир куда-то поплыл, но в темноте сомкнутых век царило томное безразличие. Пожалуй, Крис мог бы и вовсе обходиться без воздуха, но жар губ вдруг превратился в пряное тепло пустоты. Он подался вперед, но паренек ушел от поцелуя, хотя прикасаться не перестал. Его ладони все так же грели, создавая иллюзию надежности. Крис медленно открыл глаза и собрался уже спросить, что не так, когда ответ нашел его сам. Низкое небо и вечерний туман исчезли; тротуар сменили ковры. Воздух дрожал теплом бра и сладким ароматом мятного печенья. Вокруг были стены-полки с книгами, а потолок терялся в золотисто-черных облаках темноты. — Чувствуй себя, как дома, — паренек улыбнулся и, прежде чем отступить, нежно погладил пальцы Криса.

***

— Знаю, ты хочешь спросить, кто я, — паренек опустил рюкзак на стол, заваленный пожелтевшими бумагами, и достал из него мешочек. - Никто, конечно, не спрашивает, потому что никому нет до меня дела. А ты любопытный — следить начал. Когда-нибудь расскажешь, почему? — он говорил без умолку и улыбался, улыбался, улыбался... Крис слушал его, пытаясь не потерять сознание. Уверенность в собственном безумии стала незыблемой, как земная твердь. Но происходящее казалось таким реальным, что сомнение нет-нет, да подтачивало ее монолит. — Пойдем, — паренек возник перед Крисом так неожиданно, что тот испуганно попятился. — Прости, — смущение мелькнуло в глазах прежде, чем они опустились в пол. — Давай пойдем к камину, а то ты сейчас грохнешься в обморок, а я тебя не дотащу, — сухие пальцы оплели ладонь Криса. Паренек развернулся и мягко повел его к камину. Небольшой, он прятался за шкафами и давал тепла ровно столько, чтобы согреть софу и столик перед ней. Источник мятного аромата наполнял вазочку, рядом с которой хозяина дожидался чайный сервиз. — Давай мне это, — паренек пчелкой вился вокруг Криса — снимал с него пальто и шарф. Затем усадил на софу и предложил чаю. Ответом Криса был пришибленный взгляд. Как бы дико все не выглядело, он понял, что происходящее — не плод воображения. Жар камина был слишком реальным для фантазии, запах печенья заставлял желудок урчать, а от заботливых прикосновений сердце прыгало в груди, как сумасшедшее. — Эй, ты меня слышишь? — паренек присел перед Крисом на корточки и осторожно погладил его колени. Крис вздрогнул и посмотрел на него. Блестящий рот был приоткрыт, а в глазах плескалась боль сожаления. Он не знал, что делать, как объяснить — Крис чувствовал это кожей. — Прости, я не хотел, чтобы так… — паренек застонал и уткнулся в колени Криса лбом. Крис, потерянный в собственном мироощущении, с минуту сидел неподвижно, а затем прикоснулся к кудряво-песочным волосам кончиками пальцев. Еще секунда понадобилась, чтобы осмелеть настолько, чтобы погладить эту чудную голову. Еще и еще, успокаивая и успокаиваясь. Паренек что-то тихо промурлыкал и прижался к коленям щекой. Закрыл глаза и блаженно улыбнулся. Крис не удержался и ответил ему улыбкой. Перебирая кудри, добрался до уха, погладил за ним, а затем пробежал пальцами по щеке. Она была мягкой и теплой, как у ребенка. — Тебя хоть как зовут? — Крис не заметил, когда сердце перестало сжиматься от ужаса, а голосу вернулась уверенность. Он был удивительно спокоен, а тепло человеческого тела согревало лучше, чем пламя камина. — Чанёль, — ответ прозвучал с довольством, а затем лодыжки Криса опутали лианы рук. — Как-то уж слишком обычно, — заметил тот и провел пальцем по улыбающимся губам. — А ты на что рассчитывал? Что я гомункул какой-то с труднопроизносимым именем? К сожалению, я человек. Ну, практически, — улыбка стала игривой, смеженные веки сжались, образуя складочки на носу и в уголках глаз. Легкость, с которой Чанёль говорил о вещах, для обычного человека диких, необъяснимых и от этого нереальных, вызывала доверие. Неестественность происходящего подавалась так естественно, что разум не отторгал это, а медленно заглатывал. Крис знал: ему понадобится время, чтобы пережевать это экзотическое блюдо так, чтобы желудок его принял. — Я думал, ты сектант или маг какой-то, не знаю, — Крис только сейчас понял, что за три недели ни разу об этом не задумался. Ритуалы с пылью и добродушная улыбка занимали больше. Чанёль поджал губы и перевел взгляд на камин. Пламя тут же окрасило его щеки в глинтвейновый оттенок. Сердце пропустило удар. Крис смотрел на огонь и видел в тонких его стрелах движение своей души. Она взметалась вверх в горячем неистовстве, пыталась вырваться на волю, объять все вокруг, изжарить, испепелить. И чтобы ничто, ничто не уцелело, кроме него, Чанёля, который вдруг стал важнее того, что раньше казалось бесценным. Крис понимал, что желание это диктуется чувством, природу которого он объяснить не может. Возможно, это была сводная сестры Любви — Мания, но нежность, клокотавшая в груди, была последней чужда и так роднила с первой. Крис прикрыл глаза, продолжая ласкать Чанёля. Он уже поглаживал ключицы, которые спрятались под колючей шерстью свитера. — Эй, твоя очередь, — голос Чанёля щекотал уши, и Крис улыбнулся, прежде чем ответить. — О чем ты? — Имя. — А ты не знаешь? — Нет. Откуда? — Чанёль был искренне удивлен. — Я думал, ты все знаешь, — Крис приподнял веки. Чанёль смотрел на него, и глаза его смеялись. Заливисто и весело. — Я знаю лишь то, что пыль показывает, не больше. А мысли читать мама запретила. Люди становятся скучными, если знаешь, что у них в голове творится, — Чанёль поднялся на ноги и шагнул к камину. Крис запаниковал и схватил его за руку. Он не хотел его отпускать, не хотел, чтобы его тепло рассеивалось. Крису было хорошо, безумно хорошо — чувствовать его рядом. Чанёль посмотрел на него через плечо, и более глубокая, чем мог создать огонь, тень пробралась в уголки его глаз. Крис увидел в ней собственное отражение. — Меня Крисом зовут, — слова казались сухими: вот-вот раскрошатся, как кленовый листок, забытый между страницами книги. — Я думал, ты китаец, — Чанёль выглядел озадаченным. — Так и есть. Просто все меня так зовут. — А разве я “все”? — воздух зазвенел легкой обидой. Сердце остановилось, пропустило удар и забилось быстрее, сильнее, больнее. Крис не хотел, никогда-никогда, обидеть его! Он мотнул головой и торопливо ответил: — Нет, ты не все. Ты… — задохнулся, не находя слов, которые могли бы объяснить, что значит для него Чанёль. Правильных, нужных слов, которые не испугали бы, не отвратили, не вызвали бы смеха. — Ты… — Скажи свое имя — этого будет достаточно, — Чанёль улыбнулся, видимо, заметив метания Криса. Вновь повеяло теплом: не обжигающим — бархатистым. Оно опутало плечи, успокоило невесомым поцелуем в щеку. Игривым и нежным, как Чанёль. Крис мягко, не настаивая, потянул его на себя. Чанёль поддался, позволил обнять себя за пояс и усадить на колени. Крис губами прижался к его уху и выдохнул коротко: “Ифань”. Улыбка тут же округлила щеки Чанёля, счастьем наполнила комнату. Крис дышал им, и душа покрывалась золотом умиротворения. Держать Чанёля в объятиях было так же приятно, как и целовать. Крис утопал в эмоциях, позволял им брать над собой верх. Но время не останавливало свой бег, и у Чанёля явно были другие планы на вечер. По крайней мере, Крис не был единственным их пунктом. Минут через десять спокойствия и неги, Чанёль заерзал, а затем вывернулся так, чтобы видеть лицо Криса. Заглянул в глаза и шепотом сообщил, что хочет кое-что ему показать. В голосе его было столько доверительного тепла, так сладко он дрожал волнением, что Крис тут же на все согласился. — Пойдем, пойдем, — этот глагол явно был любимым: Чанёль постоянно его повторял и сам находился в вечном движении. Он был живой, настоящий, и Крису пришлось признать, что, похоже, он не сошел с ума. В любом случае, не так, как предполагал. Чанёль увлек его в другой конец комнаты, к письменному столу. Включил лампу, и свет яичным желтком растекся по стопкам бумаг, книгам без названий, но с уймой закладок, что торчали из них как собачьи языки, и маленьким бархатным мешочкам. Их было около дюжины, все синие, потертые временем. Они покоились на дне картонной коробки, и свет с трудом, но добирался туда. Еще один мешочек лежал там, где Чанёль его оставил, вынув из рюкзака. — Садись, — Чанёль указал на стул, стоящий рядом со столом, а для себя пододвинул табурет. Крис послушно сел. Волнение стиснуло сердце, вонзило в него свои коготки. — Предысторию ты уже знаешь: раз или два в неделю я прихожу в библиотеку и собираю вот в это, — Чанёль взял мешочек, положил его на ладонь и поднес к лицу Криса, — книжную пыль. Как я выбираю книги — секрет, и им останется. Пока что, — даже голос его улыбался, и Крис слушал его, как завороженный. — А теперь смотри… Чанёль приподнял плафон лампы; желтые блики тут же заполонили его лицо и смешались с волосами, отчего те сделались гуще меда. Осторожно, словно ювелир, выкладывающий филигранный узор, распустил горловину мешочка, взял его двумя пальцами и перевернул. Секунду Крис не видел ничего, кроме крохотных перламутровых точек — пылинок, — попавших в луч света. Но Чанёль подул на ладонь, и мир замер. На глазах Криса разворачивались картины. Десятки, сотни человеческих жизней. Тысячи мгновений бытия. Спокойные и размеренные течения сменяли бурные потоки страсти, пастораль будней разбавляли яркие краски праздников. Любовь и нежность, забота и внимание, ненависть и боль, отчаяние и страх. Тысячи эмоций, распознать которые Крис был не в силах, наполняли картины, сотканные пылью. Пылью, что покрывала страницы книги, оставленной, забытой на прикроватном столике, у кухонной плиты или под диванной подушкой. Книга видела все, пыль запоминала. Режиссер и кинооператор, они снимали свои короткометражные фильмы для одного зрителя. Крис моргнул, вздохнул едва слышно и посмотрел на Чанёля. Отрешенно-сосредоточенный, он следил за перипетиями развернувшей на его ладони жизни. Прошло еще немало времени, прежде чем последняя пылинка осела на кончики его пальцев. Тогда он взял бумажный конверт, притаившийся среди альбомных листов, и сдул пыль в него. Сразу его запечатал и подписал. Крис пригляделся и понял, что это — название книги. — Давай, говори, как это аморально. И сразу спроси, зачем я это делаю, — Чанёль отложил карандаш в сторону и потянулся к стопке тетрадей. Взял верхнюю, открыл на заложенной странице и вооружился ручкой. На полях вывел дату и то же название, что и на конверте. — Я не… — Крис не мог собраться с мыслями. Чанёль не ошибся в его суждениях, только это было не все. — Я не совсем понимаю, точнее, я понимаю, зачем, но… зачем? — В мире миллиарды людей, и жизнь каждого особенная, пусть в ней и нет ничего необычного. Многие умирают, так и не став героем чьего-то романа. О них забывают. А я пытаюсь этому помешать, — Чанёль постучал ручкой по тетрадному листу. — Это — мой дневник памяти. Я собираю человеческие жизни по пылинкам и записываю. Так я буду знать, что они не забудутся. Люди хотят быть героями, хотят вдохновлять, хотят, чтобы о них писали книги. Это приятно, это делает их счастливыми. А я люблю дарить счастье. Чанёль говорил, а Крис смотрел на него и видел маленькое чудо. Он не знал, как еще описать то, что открылось его глазам, но… это было удивительно. Столько тепла и душевной щедрости. Столько любви. К людям: всем вместе и к каждому в отдельности. Слишком большое и чистое сердце, к которому хочется, но так страшно прикоснуться. Крис поднялся со стула и обнял Чанёля со спины. Прижал ладонь к его груди — под ключицей, чуть выше сердца, — и спрятал лицо в медовых кудрях. — Ш-ш, не спугни мою Музу, — шепотом попросил Чанёль, а ручка в его руках уже бегала по желтой странице дневника. Крис улыбнулся в ответ — он все понимал. Вернулся на место и долго, бесконечно долго смотрел, как Чанёль пишет.

***

Крис отвел дрожащую руку в сторону. Желание превратить пособие по экономике в конфетти с каждым прочтенным словом становилось все сильнее и сильнее. Но защита дипломного проекта зависла над ним, как Дамоклов меч, и Крису пришлось давиться злостью, успокоительным и читать дальше. На сороковой странице дверь библиотеки хлопнула. В зале сразу стало светло, словно тысячи солнц одновременно вспыхнули за окном. Крис не поднял глаз от книги, но сдержать улыбку не смог. Перелистнул страницу и продолжил водить карандашом вдоль строк. Солнечный вихрь пронесся мимо и скрылся в темноте книжных рядов. Зал тут же наполнили привычные сумрак и прохлада. Крис прочел еще полстраницы. И еще предложение. И еще половину. Два слова. Одно. Точка. Захлопнул учебник и едва ли не бегом бросился к стеллажам: он безумно соскучился.