***
Сугуру был отправлен в то место пять дней назад, и хотя ты предложила отвезти его туда, он отказался. Он часто отказывался от многих вещей, так что это было не удивительно. Прогулки, совместный отдых, подарки, близость и даже еда перестали интересовать его еще несколько лет назад. На самом деле, «несколько лет назад» это расплывчатое утверждение. Ты знала точный день, когда жизнь перестала интересовать Сугуру. Это был ужасно жаркий день в августе 2006 года, когда он был на "единственной в своем роде" миссии как студент второго курса техникума. Ты в отчаянии сжала руль, вспоминая тот день. Сугуру отказался рассказать тебе, что произошло во время этой миссии. Он отказался рассказывать, почему вернулся домой с той миссии в окровавленной и порванной одежде, а также почему его глаза потускнели после этого. Ты знала, что что-то пошло ужасно, ужасно неправильно в той миссии, поэтому ты спрашивала и спрашивала. Однако, он не раскрывал детали, сколько бы ты не настаивала и как бы ты не формулировала свои вопросы. В конечном итоге, твое любопытство переросло в излишнюю навязчивость, и тебе пришлось остановиться. Ты видела, как это повлияло на него. Конечно, у Сугуру всегда была дымка тьмы. Это было неизбежно, учитывая природу его проклятой техники - поглощать и управлять мстительными проклятыми духами. Но и тогда Сугуру всегда сохранял легкость духа, кроткую улыбку, непоколебимую нравственность и рвение к жизненным радостям. Он был магом джиу-джитсу, но в то же время он был таким человечным. Гуманнее многих. Уязвимый до такой степени, что доверил тебе свои заботы, достаточно искренний, чтобы признать, что он черпал силы у своего лучшего друга Годжо Сатору, и страстный до такой степени, что часто держал тебя рядом как физически, так и мысленно, признавая тебе свои ошибки и достижения, которыми он гордился. Но не после того дня. В тот день Гето Сугуру потушили в Гето Сугуру. Он уходил в себя, всегда в глубоких раздумьях, редко спал, почти не разговаривал и почти не ел. Ты пыталась расспросить Годжо о том, что произошло на той миссии, но то ли из-за верности его лучшему другу, то ли из-за такой же внутренней травмы, ты не была уверенна, Годжо тоже скрывал правду. Какой у тебя был выбор, кроме как оставить его? Какой у тебя был выбор, кроме как продолжать попытки поддержать Сугуру единственными известными способами: пытаясь вовлечь его в беззаботный и более глубокий разговор, готовя для него изысканные блюда, чтобы он снова начал есть с аппетитом, предлагая близость и привязанность самыми тонкими и самыми приятными для него способами, организуя совместные прогулки и свидания, исходя из его прежних интересов вне джиу-джитсу, на которые он, кстати, никогда не появлялся... Ты продолжала оставаться рядом с Сугуру, несмотря на то, что его поведение изменилось и он переживал внутренние травмы. Ты делала все возможное, чтобы поддержать его, включая приготовление изысканных блюд, организацию совместных прогулок и свиданий, и предлагая ему близость. Ваша ранее глубокая связь и сущность стали исчезать, и отношения стали бледными и тяжелыми. Несмотря на это, ты оставалась с ним, и вы продолжали так тянуться еще три года, но твои предчувствия и паранойя только росли. На каждой миссии, которую он выполнял, ты постоянно ощущала тревогу по поводу того, что может произойти с ним. Боялась, что может произойти что-то, что сильно потревожит его устойчивость. Что-то, что причинит ему еще большую боль. Ты предлагала ему оставить жизнь мага и начать новую, обычную жизнь с тобой, применяя свои способности в других областях, таких как искусство, философия или бизнес. Но он не отвечал на твои просьбы, так же как и на все остальные. И тут эта миссия. Это казалось достаточно обычным: изгнать проклятого духа, который, как считается, вызывает таинственные исчезновения и странные смерти в деревне. Достаточно обычным для него, чтобы сделать это по щелчку пальцев и вернуться в Токио на следующий день. Но он этого не сделал. Сугуру был отправлен в четверг 24 сентября , после чего связь с ним в тот же день была потеряна. Он не отвечал на звонки. Он ничего не сообщил в техникум. Когда ты сама позвонила им и потребовала, чтобы они рассказали тебе все, что они знают о случившемся с ним, потому что он не отвечал на твои звонки. Сразу после получения информации от них, ты села в машину и отправилась к последнему известному местоположению, перемещаясь по карте сельской Японии. Ты едешь все дальше и дальше от Токио, городской пейзаж сводится к миниатюрным точкам и квадратикам в серой, окутанной туманом дали. Здания и движение редеют по мере того, как ты углубляешься в сельскую местность, в утробу и через холмистый хребет лиственного зверя, протянувшегося по всему японскому острову. Грозовые тучи раздулись до краев и были готовы извергнуть свои ледяные элементы на землю внизу. Ты молилась, неустанно постукивая указательным пальцем по колесу, чтобы быстро падающая температура и приближающийся снегопад не помешали добраться до места назначения. От нахождения Сугуру. Минуты тикали одна за другой. Мили, потребляемые твоим двигателем один за другим. Поверните направо на следующем перекрестке Ты продолжала следовать указаниям своего GPS и, наконец, свернула с главной дороги на более узкую и одинокую дорогу, оставив позади редкое движение и продолжая свое путешествие в полном одиночестве. Теперь до деревни недалеко, если верить выбранному GPS маршруту. Облака становились нетерпеливыми, и первые снежинки начинали падать на лобовое стекло, тут же тая, оставляя после себя капельки воды. Пронизывающий холод обвивал пальцы ног, поэтому ты включила обогреватель автомобиля и бросила косой взгляд на свой телефон. Он продолжал оставаться тихим. Глубоко вздохнула и продолжила движение, надеясь, какому бы богу ни поклонялись эти края, что дороги не замерзнут до того, как ты доедешь до деревни. Проехав еще 50 миль, туман окончательно поглотил тебя. По лобовому стеклу начали скатываться новые снежинки, постепенно превращаясь в полноценный снегопад. Ты поклялась, что если найдешь его сегодня живым, то украдешь. Ты бы спрятала его от мира дзю-дзюцу, даже от Годзё Сатору. Ты исцелишь его и заставишь жить с тобой обычной – безопасной – жизнью. Нет больше этого. Нет больше всей этой опасности. Нет больше бесчисленных смертей, свидетелем которых, как ты знаешь, был Сугуру и которые, без сомнения, безмерно обременяли его. Ты хотела ударить себя за то, что не проявляла больше упорства в своих попытках увести его от магической жизни. Презираешь себя за то, что не отговорила его от этой миссии — в место, которое так далеко от твоего дома, так далеко от тебя. А теперь, что, если он лежит где-нибудь в этой глуши — раненый, истекающий кровью, замерзающий, на последнем издыхании…? Твое лицо исказилось от боли. Нет нет! Он был в порядке. Ты должна была поверить, что с ним все в порядке. А вдруг…? Что, если бы он все так же лежал где-то здесь — но уже не дышал, его бледное лицо побледнело до синевы, тонкие губы — потрескавшийся камень, его великолепные чернильно-черные волосы — не что иное, как пища для почвенных организмов, а его уже безжизненные глаза – теперь действительно мертвые? Образ этого потряс тебя так сильно, что ты на мгновение потеряла контроль над автомобилем, чуть ли не съехав с пустынной дороги в неровный кустарник, но тебе удалось изо всех сил вцепиться в руль и тряхнуть головой, чтобы стряхнуть ужасный образ умершего Сугуру из своего разума. Нет, если на что и можно было положиться, так это на самого Сугуру. Несмотря на его изможденное психическое состояние в последнее время, ты не могла потерять веру в его преданность тебе. Эта преданность была связана с обещанием, которое он дал тебе в начале ваших отношений — обещанием, от которого в первую очередь зависела возможность того, что вы двое будете встречаться Я обещаю, что не умру. Я не заставлю тебя встретить этот мир в одиночестве. — Сугуру, не нарушай своё обещание. — пробормотала ты со слезами на глазах и снова потянулась к телефону, набирая его номер из журнала «Недавние». Номер, который ты пытаешься дозвониться, в настоящее время недоступен … Теперь твою машину забросало снегом, мешая обзору за те несколько жалких метров, которые тебе позволяли. Дворники работали на полной скорости, ты благодарила себя за то, что решила перейти на зимние шины в начале этого года. Машин пока не видно. Только серая пелена тумана, испещренная бесконечными белыми полосами снега. Глаза начинали болеть от напряжения, которое им приходилось делать, чтобы видеть сквозь этот климат. Вдалеке на дороге появилась неясность, пронизанная серой пеленой. Ты заметила, что там движется что-то необычное и подумала, что это может быть другая машина, поэтому замедлила ход и стала ехать по своей полосе. Тень продолжала медленно приближаться, опережаемая тобой. Казалось, что водитель очень осторожен, и, возможно, ты должна была следовать его примеру в такую погоду, но тебе пришлось балансировать между своей безопасностью и неотложностью задачи. Приближаясь к этой фигуре на дороге, ожидая, что просто обгонишь ее и продолжишь свой путь. Однако, когда приближение стало ближе, ты поняла, что эта фигура гораздо меньше и малозаметна, чем ты думала. Это был человек. Человек, идущий один по снежной дороге. Решение идти в эту бурю приводило в замешательство, потому что они шли в противоположном направлении от места, где тебе нужно было быть. Было бы разумно, подобрать их и отвезти к месту назначения, но возможно они знали дорогу в деревню или даже были жителями той деревни. Если так, то ты могла бы воспользоваться их помощью, чтобы найти Сугуру и доставить их в нужное место. Надежда зажглась в сердце при виде этого человека, приближающегося к тебе, и ты замедлила свою скорость. Когда они подошли ближе, ты остановила машину перед ними, оставив двигатель включенным. Вышла из машины, чтобы лучше рассмотреть медленно идущего силуэта на дороге. Первое, что ты заметила, был длинный черный плащ, развевающийся позади них. Э был высокий и мужчина с широкими плечами. Несмотря на ледяной воздух, ты глубоко вдохнула, ощущая как прохладный воздух наполняет твои легкие, и почувствовала облегчение и свежесть Сугуру! — Сугуру! — громко закричала ты и, оставив дверь открытой, рванулась сквозь метель к нему. При крике собственного имени Сугуру остановился, и ты обняла его. — Ты в порядке, Сугуру! Я так рада! Ты в порядке! Ты жива! Я так счастлива, что нашла тебя! Ты не отвечала на звонки! У тебя разрядился аккумулятор? — ты была фонтаном облегченных слов и восклицаний против немой статуи. Но его немота не вызывала у вас ни подозрения, ни беспокойства — по крайней мере, тогда, — потому что тело, к которому ты так крепко прижалась, было еще теплым, дышащим и живым. Он был жив! Боже, ты могла бы, наконец, изгнать из своей головы этот ненавистный образ того, как он замерзает насмерть где-то в этих жалких землях! Ты ощутила его рубашку, которая прилипла к твоей щеке сквозь мокрую от снега ткань, и это напомнило тебе, насколько плохо он был одет для такой погоды. Ты вспомнила, как он надевал белую рубашку и черные брюки тихо и методично рано утром прошлого четверга, чтобы не разбудить тебя. Волосы он также собрал в непринужденный пучок, за исключением одной выбившейся пряди. Но сейчас его черные волосы развевались на ветру, как черный флаг. Ты предложила ему одеяла в машине, чтобы согреться, хотя заметила, что он молчал и выглядел дискомфортно на холоде. Ты собиралась оттащить его к своей машине, когда взгляд наконец сфокусировался на его белой рубашке. Только сейчас до тебя дошло, что рубашка, которая прилипла к твоей щеке, не была белой, как та, что он носил в твоей спальне. Она была испачкана кричащей краской, которая образовывала различные узоры, словно нарисованные кистью сумасшедшего художника. Ты поняла, что причиной прилипания рубашки к твоей щеке была не снег, который растаял на ткани. — Сугуру, ты ранен? Должны ли мы отвезти вас в больницу? — ты вытерла щеку другой рукой, в то время как внезапная настойчивость ощетинила тебя. Может быть, ты была слишком оптимистична в отношении его безопасности? Может быть, он все-таки поранился? — Это не моя кровь. — Что? — твой слух был в порядке, но причина, почему ты повторила вопрос, не была в этом. Ты просто не могла узнать в нем своего возлюбленного Сугуру, когда он, наконец, заговорил. Твой взгляд устремился на его лицо, а его жест запомнился тебе на долгое время. Он не походил на Сугуру, которого ты знала и любила до этой миссии три года назад. Это был не тот Сугуру, который игнорировал тебя и весь мир с тех пор, как они получили это задание. То, что ты увидела в его глазах, черных и бесконечных, и пустоте, которая отражалась в них, не было лицом Сугуру. Это было не то лицо, которое могло принадлежать человеку. Может быть, это был лицо дикого хищника, который уже попробовал кровь. — Тогда чья она? — ты имела наглость спросить, несмотря на то, что самые низменные инстинкты уже подсказали тебе ответ. Когда Сугуру ответил — Я могу показать тебе. — его черные волосы отлетели от лица. Ты задержала дыхание, а теплые пальцы в оцепенении отпустили его холодные, когда он прошел мимо тебя к машине. Ты не могла ничего сделать, кроме как смотреть на его удаляющуюся спину - силуэт твоего возлюбленного, доброго молодого человека, след праведного колдуна. Он открыл дверь пассажирского сиденья так же тихо и методично, но его движения теперь не казались обдумывающими, а напоминали мрачную опасность. Закрыв дверь, он сел в машину. Ты нервно облизнула губу, сглатывая с нее холодные кристаллики снега, и, постукивая указательным пальцем по дергающемуся бедру, тоже села в машину рядом с ним со стороны водителя. — Куда мы едем? Сугуру, чьи волосы были рассыпавшимися от снега, образовывая каскад, который пачкал подголовник пассажирского сиденья, положил локоть на подоконник и уперся согнутыми костяшками пальцев в висок, когда он ответил — Я проведу тебя. Ты подавила ощущение тошноты и решила следовать его указаниям. Шипение шин на снегу и монотонное жужжание двигателя заполняли тишину в салоне машины. Твое напряженное положение сидения отличалось от спокойной позы Сугуру, который сидел рядом, положив локоть на подоконник и уперевшись костяшками пальцев в висок. Ты не решалась заговорить, ощущая его присутствие и ауру спокойствия, которую он испускал. Твой низший инстинкт предостерегал тебя от опасности, но твой мозг, включая префронтальную кору, где хранились твои убеждения о любимом Сугуру, подсказывал тебе, что тебе нужно увидеть, что бы это ни было. Ты была готова принять любую правду, даже если она оказалась мрачной. Ты уже давно приняла темную сторону Сугуру и понимала, что если бы не ты, то сейчас не было бы тебя здесь рядом с ним. Сугуру оказался верен своему слову, он вел тебя, указывая, куда ехать. Было удивительно, как терпелив и внимателен он был, предупреждая о крутых спусках и поворотах. Это напомнило о Сугуру, которого ты когда-то знала. Он дал тебе надежду, и ты надеешься, что после этого дня, ты сможешь вернуть его себе, хотя бы частично, если не весь. Возможно, Сугуру был привычен к таким условиям и знал, как справляться с холодом и метелью. Но ты все же была обеспокоена его здоровьем. Время от времени ты спрашивала у него, не замерз ли он, не нужно ли ему сделать перерыв, но он отвечал, что все в порядке. Ты не знала, насколько можно ему верить, но заметила, что он не трясется и не скалывает зубами, как это происходит у людей, которые переохлаждены. По середине пути снежная буря достигла своего пика, сильно бросаясь на лобовое стекло автомобиля, прежде чем успокоиться и превратиться в мягкие комки, похожие на перья. Ты свернула на последнюю неудобную грунтовую дорогу, которая была уже изрезана множеством следов колес, медленно спускаясь по извилистым поворотам и пересекая бугры и ямы, которые сильно трясли машину на пути к городу XX. Небольшое сельское поселение расположилось у подножия крутого образного холма, состоящее из всего двадцати домов, разбросанных на различных расстояниях друг от друга с необитаемыми полями между ними. С виду деревня казалась очень тихой и пустой, но чтобы это убедиться, необходимо было приблизиться к ней. Крыши домов были покрыты снегом, который их маскировал, заставляя сливаться с окружающей природой. Сугуру без лишних слов указал на место, где нужно было припарковать машину на обочине грунтовой дороги, и ты послушно выполнила его команду. Из-за кустарника видимость была ограничена, поэтому, повторив за Сугуру, ты расстегнула ремень безопасности и вышла из машины. Стоя на обочине, ты смотрела на него сквозь капот автомобиля, и твой неуверенный взгляд остановился на его черных глазах, которые казались какими-то глубокими пещерами. В тот момент его слова показались непонятными и загадочными, как будто он говорил на каком-то древнем языке или произносил проклятие. Возможно, он спрашивал, готова ли ты действительно увидеть то, что он собирался показать, или даже предупреждал об опасности. Однако, используя свою логику, ты настаивала на возвращении. Увы, этот язык нельзя было разобрать, поэтому он, наконец, закрыл глаза и начал уводить тебя от машины через кусты. — Сугуру, ты должен что-нибудь надеть. — едва слышно прошептала ты. Но он все еще слышал твой шепот, хотя и ответил не более чем — Пойдем. Ты согласилась и начала следовать за ним, оставляя следы своих подошв на белоснежных сугробах и слыша, как твое дыхание перехватывает от усилий, которые тебе приходилось прилагать, чтобы следовать за ним. Когда снег хрустел под ногами, ты ощущала пророческий страх, что это единственный звук, который можно услышать. Однако, рассудок подсказывал, что еще раннее утро, и в такие часы не следует ожидать звуков от жителей деревни. Твой жизненный опыт не позволял тебе проигнорировать подобные подозрения. Ты осознавала, что здесь происходит что-то неправильное. Ты молилась, чтобы это не было чем-то, что может навредить Сугуру. Уберечь его. И помочь ему забыть. Ты ощущала свежий мороз, который щипал твои носовые перегородки с каждым вдохом, и ключи от машины свисали с пальцев с каждым шагом. Твой взгляд был прикован к земле, чтобы ориентироваться в снегу или избежать взгляда на окровавленную рубашку Сугуру, ты не была слишком уверена. Ты сильно жалела, что не взяла одну из его курток, чтобы закрыть эти кровавые пятна! Но даже если бы ты это сделала, это было бы только временным решением проблемы, которая, похоже, была намного серьезнее. Когда ты подняла голову, услышала, как его шаги прекратились. Твои шаги следовали всего в паре шагов за его, поэтому остановиться и посмотреть на него было неизбежно. Взглянув вверх, ты увидела его слегка сутулые широкие плечи и гордо поднятую шею, а его длинные волосы, свободно развевающиеся на ветру, казались словно находятся на каком-то зловещем ритуале. Он стоял спиной к тебе, и его узкая спина мешала видеть, на что он смотрел. Но по его позе было видно, что он ожидал, чтобы ты увидела то, на что он смотрит, неважно, что это было. Ты, словно мать, готовящаяся столкнуться с обидами, совершенными ее ребенком, глубоко и решительно вздохнула и, обойдя высокого Сугуру, встала рядом с ним. Твои вены затвердели, когда ты увидела обширное сельскохозяйственное поле перед собой, и ты стояла парализованная от увиденного. Ключи от машины упали на снег с тупым звуком, когда твои руки поднялись к зияющему рту, брови сжались, а склера покрылась капиллярами от растущего напряжения. Ни одна мать не могла быть к этому готова. Ты понимала, что перед тобой не деревня, а что-то куда более мрачное и ужасное. Вместо обычных полей, раскинувшихся на многие километры вокруг, ты увидела океан. Но это был не обычный океан. Вместо голубоватой воды, ты увидела застывшую красную кровь. Поле было покрыто слабыми и бледными красными оттенками в некоторых местах, а в других были кричащие и ярко-красные пятна. Это была ужасающая карминовая патина, которая покрывала пустое поле, не оставляя ничего, кроме остатков человеческих тел. Отрицать ужасающую реальность и попытаться не замечать останки человеческих скелетов, разбросанных повсюду вплоть до горизонта, было бы наивно и жестоко. Игнорировать это значило бы закрыть глаза на рассыпанные человеческие кости, разорванные кишки и отрезанные конечности, постепенно засыпаемые снегом. Попытаться отрицать это было бы ложью перед самим собой, потому что невозможно было не заметить расчлененную голову человека, чьи глаза уставились на вас в последний момент его жизни. Ты решительно поставила перед собой задачу контролировать свою реакцию на то, что Сугуру собирается показать тебе, но когда ты это увидела, ты поняла, что это выходит за пределы твоих возможностей. Слезы неудержимо вырвались из твоих глаз и потекли по щекам в ручьях. Это было болезненно. Ты чувствовала, будто тебя одолевает тошнота, но в то же время снежный пейзаж затмевал запах крови и рвотного смрада, которые были столь узнаваемы и вызывающие отвращение. Ты сжималась в круг на снежной земле, прижимая к коленям руки, но даже это не могло успокоить твоего тела, которое продолжало дрожать от шока и ужаса. Слезы текли по щекам, а тело выдавало сильную рвотную реакцию, от которой казалось, что никогда не остановится. Ты не могла поверить в то, что стоишь на поле из останков, что все это происходит на самом деле, и чувствовала, как надвигается паника, закрывающая тебя с всех сторон. Твое внимание привлек объект, находившийся всего в нескольких сантиметрах от ног. Это оказалась отрубленная рука, не достаточно большая, чтобы принадлежать взрослому, но и не слишком маленькая, для ребенка. Рука принадлежала подростку, человеку, который только что вступил в мир взрослых, но еще не накопил достаточно опыта, чтобы обладать твердым характером и умом. Рядом с тобой на земле лежала отрубленная рука того, чей жизненный путь только начинался, и перед ним были многие годы жизни, но теперь она прервана. Рука была покрыта морозным покровом, а ее плоть была разорвана и связана в жгут от холода. Ты испытала паническую атаку, отпрыгнув от руки и пытаясь осознать все, что происходит. Твой беспорядочный отход от места только заставил тебя врезаться в стоическую фигуру Сугуру. Он смотрел на тебя с почти оскорбительным отсутствием интереса, наблюдая за твоей реакцией. Он не собирался тебе помогать в преодолении этого переживания, что было очевидно. Приходилось справляться с этим самостоятельно. Тебе необходимо было контролировать свои эмоции и справиться с ними самостоятельно, но казалось, что он предоставлял тебе время на это. Ты закрываешь глаза, отталкивая образы того, что только что видела, и делаешь долгие, форсированные вдохи, чтобы максимально стабилизировать себя. Сосредотачивайся на своей задаче. Тебе нужно напомнить себе, зачем ты здесь, чтобы стабилизироваться. Ты должен взять Сугуру и покинуть это место. Не может быть ничего хуже, чем то, что только что произошло. Что бы здесь ни случилось, хуже уже быть не может! Ты продолжаешь мучаться внутри себя, задавая себе вопросы. Как могло произойти так, что все вокруг были убиты, а Сугуру остался цел? И почему его руки, спрятанные в карманы черных брюк, были покрыты кровью, начиная с предплечий? — Что случилось? — ты процедила вопрос сквозь стиснутые зубы. Но ответа от Сугуру не последовало. Только холодное, тяжелое молчание. Открыв глаза, посмотрела на его отстраненные черные глаза, чтобы обнаружить, что его лицо было статуей. Он был статуей. Ни одна унция его тела не двигалась, за исключением его вечно взъерошенных волос. И почему, черт возьми, казалось, что его волосы смеялись — Они напали на тебя? Возможно, ему было необходимо защититься? Возможно, произошло недопонимание, и жители ошибочно приняли Сугуру за врага? В таком случае, в чем он будет оправдан? Это была бойня? Массовое убийство? Расправа в мясной лавке? — Они не нападали на меня. — холодно заявил он. Ты зажмурила глаза и отвернулась от него, не в состоянии смотреть на ужасающий вид расчлененных тел, но и на Сугуру не хотелось смотреть. Вместо этого ты повернула голову и стала смотреть на небо, усыпанное белыми пятнами. — Это был несчастный случай? В конце концов, никто, даже ты или Годжо, не могли понять, какое бремя нес на себе Сугуру с этой проклятой техникой. Ты понимала, что никто не мог даже приблизительно представить, какое умственное напряжение и усталость он испытывал каждый раз, когда вынужден был использовать один из этих проклятых духов. Так что вполне возможно, что он потерял контроль над ними, только на короткое время, но это привело к катастрофическим последствиям. Тем не менее, даже при такой аварии, моральная целостность Сугуру не пострадала. Его руки, несмотря на кровь, остались чистыми. — Это не было случайностью. — ответил он после паузы непоколебимым, нерешительным голосом. О Боже… Ты вздохнула, чувствуя, как все твои оставшиеся надежды исчезают. Все те предчувствия, которые гложили тебя все эти дни, наконец-то подтвердились. Это было именно то, о чем говорила твоя интуиция! Все это время ты не могла не замечать, что что-то не так, и теперь ты была уверена в своих подозрениях. — Зачем ты это сделал, Сугуру? Длина среднего шага, разделяющего вас, была сокращена за счет того, что он подошел ближе, глядя на тебя. — Что мне всегда в тебе нравилось, т/и, так это то, что ты необычайно проницательная. Умная, даже. Так ты скажи мне, почему. Скажи мне, что, по-твоему, объединяет всех этих... — он замолчал на мгновение, словно искал подходящее выражение, и затем добавил, стараясь избежать грубых формулировок — …людей? Каждое его слово разрывало на части. Его голос, как обычно, был завораживающе хрипловат и спокоен, но его характерный хрип теперь приобрел маниакальный оттенок. В данной обстановке тебе было трудно проявлять ясность мышления. Он, скорее всего, это понимал. Тем не менее, он продолжал задавать вопросы, заставляя тебя соединять нити разных мыслей и идей, когда ты едва могла вспомнить, что такое арифметика. Его взгляд казался темной пропастью, которая загоняла тебя в угол и заставляла отвечать на вопросы, даже если это было трудно. — Они были обычными. Без проклятой энергии. Не колдуны. — выдавила ты. Сейчас было нелегко составлять полные предложения, поэтому говорила обрывками. — Бинго — улыбнулся он. Хотя это была не улыбка. Ты не знала, что это за хрень. Не хотела знать. — Зачем ты мне это показываешь? — спросила ты, подавляя дрожь в голосе. Он вздохнул и откинул голову назад, теперь тоже обращаясь к небу. — Я даже сам себя не знаю — за его признанием последовало ощущение, что он раскрывает свои мысли более открыто, чем обычно. Переварила его ответ, тебя охватила печаль. Тебе следовало рассмотреть ситуацию более рационально. Да, это была трагедия, но Сугуру не был монстром. Возможно, это была всего лишь минутная ошибка в его суждениях, и если бы у него было больше времени, он бы понял свою ошибку и изменил свое поведение. В любом случае, ты должна была помочь ему! Но прежде всего нужно было вытащить его отсюда. Вдали от колдунов джиу-джитсу, которые наверняка тоже начнут его искать. И первое место, куда они будут смотреть, было здесь. Эта убогая деревня. — Сугуру, все в порядке — воскликнул ты, не в силах поверить в то, что сказала. — Мы можем уйти отсюда. Я все еще на твоей стороне, и мы справимся с этим. Но нам нужно идти! Мы не можем оставаться здесь. Давай вернемся в машину… — Ты что-то упускаешь из виду, дорогая. — оборвал он. — Хм? — спросила, явно замыкаясь. Знакомая фраза, произнесенная Сугуру, парализовала. Эта фраза использовалась Сугуру только наедине с тобой в вашем далеком прошлом. В прошлом Сугуру больше всего восхищался твоим интеллектом, который был похож на его собственный. Когда вы проводили поздние ночи или ранние утра вместе - будь то на скомканных простынях его кровати или за роскошным столиком в шикарном ресторане, вы часто вступали в споры, и ты становилась все более возбужденной, в то время как Сугуру мягко посмеивался и уважительно относился к твоей эмоциональной стороне, которую ты вносила в дебаты. Он не присутствовал только для того, чтобы посмеяться над твоей привлекательностью - он также был рядом, чтобы исправить тебя, если ты была неправа, и сообщить тебе, если ты что-то упустила. Каждый раз он использовал одну и ту же фразу — Ты что-то упускаешь из виду, дорогая. — ты сразу вспомнила все, что было сказано во время дневной беседы, чтобы найти пробелы в своем ответе. И теперь, когда Сугуру использовал эту фразу после многих лет, он указал на пробел в твоем нынешнем ответе. Словно на автопилоте, разум начал прочесывать все, что ты сказала, чтобы найти изъян, слепое пятно. — Они были обычными. Без проклятой энергии. Не колдуны. Вспомнила свои слова. Нет. Нет нет нет Он не может иметь в виду… Посмотрев на Сугуру, заметила, что он был ошеломлен словами. Из его выражения лица можно было понять, что он действительно имел в виду то, о чем ты подумала. В этот момент тебе стало больно осознавать, что ключей от машины у тебя нет в руке, и что Сугуру стоит между тобой и твоим автомобилем. Язык не поворачивался спросить, и все же спросить нужно. — Ты… — произнесла ты, и лицо и рассудок дрожали, — Ты тоже собираешься убить меня? Мысль о том, что человек, которого ты любила, лелеяла и которому доверяла, с которым были все уровни близости и с которым еще на прошлой неделе спала и просыпалась в одной постели, хочет убить тебя на морозе, оттолкнула тебя настолько, что захотелось снова блевать. Твои внутренности сжались и скрутились от ужаса. Все мы рано или поздно сталкиваемся с тем, что наши устоявшиеся убеждения не соответствуют жесткой реальности. Для тебя этот день стал именно таким. И что еще хуже, Сугуру не ответил на вопрос. Что еще хуже, он начал смеяться - открыто смеется. И прежде мелодичный звук его смеха теперь казался не чем иным, как резким и бездушным, отражаясь от граней застывших кристаллов кровавой бани позади. Когда его белая рубашка, пропитанная алой кровью, перестала колыхаться от неестественных движений, ты посмотрел в его темные глаза в поисках объяснения, причины. Но их не было. Ни одна из частей Гето Сугуру не была доступна для тебя. Он был непроницаем, начиная от его безжалостного взгляда и заканчивая спокойными губами и странным спокойствием в его позе. Он стоял неприступным, словно закрытая дверь или непробиваемая стена, которую тебе было невозможно преодолеть... Однако ты не могла сосредоточиться на его внешности, которая вызывала у тебя страх и тревогу. Ты заметила, что справа от него, за краем его белой рубашки и дальней прядью его блестящих волос, было что-то мощное, что искажало пространство своими порочными размерами и направляло свои злобные взгляды на тебя. Хотя ты не могла это видеть, ты чувствовала это присутствие так же остро, как холод снега, падающего на лицо. Твои колени начали дрожать, а губы раскрылись от страха, а глаза расширились от ужаса до предела. — Ты можешь это почувствовать — подтвердил Сугуру тот факт, что он проявил одно из своих проклятий — Но не видеть. — добавил он с непритворным разочарованием. — Сугуру…? — спросила ты, недоверие истекая кровью с кончика твоего языка. Он никогда раньше не направлял свой гнев и проклятия, которые были под его командованием, против тебя. Ты была его девушкой, партнершей на протяжении целых четырех лет. Ты оставалась рядом с ним в болезни и здравии, хотя он еще не сделал тебе предложение. Ты не представляла для него абсолютно никакой угрозы. Но и эти люди не были… Но ты не была этими людьми! Он их не знал. Они не представляли для него никакой ценности. Ты была другой. Ты должна был быть другой! Ты полностью повернулась лицом к Сугуру, твердый слой снега хрустел под ногами. — Сугуру, ты не это имеешь в виду. Я знаю, что нет. — Я понимаю. Я понимаю, почему произошол этот несчастный случай — продолжила ты, но увидела, что безразличие в его глазах превратилось в волнение, когда ты употребила слово «несчастный случай», поэтому быстро перефразировала. — Я понимаю, почему ты это сделал! Я понимаю! Правда! Но я не такая, как они, верно? Ты не можешь сделать то же самое со мной, не так ли? Ты заметила, что Сугуру наклонил голову в сторону, это было заметно только по легкому движению его длинных волос. Твои слова, кажется, привлекли его внимание, хоть и не настолько сильно на данный момент. — Я ценю тебя, даже если я не колдун, и ты это знаешь! — сказала ты, сдерживая тошноту от мысли о том, что для того, чтобы остаться в живых, тебе пришлось снизить свою ценность до уровня «чего-то ценного» - это было как говорить агрессору, что он мог бы извлечь из тебя больше выгоды, если бы не убил тебя сейчас, а продал как раба позже. Хотя больше всего отталкивало то, что никогда за миллион лет ты не представляла, что придется вести переговоры о своей жизни — со своим бойфрендом. С Сугуру, из всех людей. Но, как уже упоминалось, всем нам однажды придется примирить наши укоренившиеся убеждения с реальностью, не так ли? К сожалению, моя дорогая, не кажется, что переговоры идут в твою пользу. Сугуру, по всей видимости, не убедили твои аргументы о том, что ты имеешь - или должна была иметь - большую ценность для него, чем остальные люди, не обладающие проклятой энергией. Он вытащил свою левую руку из кармана, и ты наконец-то увидела всю полноту убийства - кровь на его руках. Этот символизм был почти шокирующим. Сугуру продолжал двигать своими пальцами, покрытыми кровью, и оттенок их стал еще более угрожающим, как будто они были готовы настигнуть свою жертву в любой момент. Ты чувствовала, как его проклятие на плече становится все более кровожадным с каждым движением пальцев в воздухе. Однако самая пугающая часть была в том, что уголки губ Сугуру поднялись в улыбке, которая была готова совершить необратимые вещи. Это было плохо. Это было очень, очень плохо. — Сугуру! Это я! Разве ты не помнишь, кто я? — закричала ты, не в силах больше скрывать свое отчаяние и испуг — Т/и! Мы вместе уже четыре гребаных года! Разве это ничего не значит для тебя? Разве мы не спали в одной постели на прошлой неделе? Хотя ты надеялась, что твоя эмоциональная речь, направленная на вызов его любовной преданности, будет успешной, на самом деле она только разозлила его. Когда ты говорила, проклятие, которое было рядом с ним, вспыхнуло еще сильнее в пиротехническом взрыве. Ноздри Сугуру немного раздулись, его глаза сузились, как холодный свинец, а его сомкнутые губы скривились в линию, которую ты чувствовала как отвращение. Ты не могла произнести ни слова, так как твои дальнейшие высказывания застряли в горле при виде этого монстра. Единственным, что ты могла сделать, было издать сломленный крик. Он был монстром. В этом больше не было никаких сомнений. Тебе было неясно, что нужно было сказать, чтобы спасти свою жизнь, и ты чувствовала отчаяние и беспомощность. Ты задавала себе вопросы о своей ценности для него, кроме того, что была его любовницей, и о том, кем еще ты была для него. Однако, в то время когда ты находилась в таком страхе и безысходности, было трудно придумывать что-то более рациональное. У тебя не было проклятой энергии. Ты не могла видеть проклятия. Ты никогда не сможешь стать колдуном или пользователем проклятий, если уж на то пошло. Судя по его новообретенным показателям, ты была никем. Ты чувствовала, как над тобой нависает уныние, словно едко пахнущее одеяло. Опустишь голову - и это был опасный жест, который можно было неправильно трактовать как принятие поражения. Ты знала, что при принятии поражения агрессор мог нанести удар в любой момент, поэтому чувствовала себя в крайней опасности. Так ты смирилась со своей судьбой? Если да, то была ли твоя судьба приехать сюда, последовать за своим парнем в какой-нибудь богом забытый уголок страны и потом быть убитым от его рук? Ты поэтому проснулась сегодня утром - чтобы быть убитой до того, как солнце успеет выглянуть? В таком случае, Сугуру был прав? Ты заслужила смерть только потому, что родился таким - без каких-либо проклятых сил? В некотором смысле его рассуждения казались правдоподобными, если хорошенько подумать. Ведь в этом мире никогда не было равенства - ни среди людей, ни среди животных. Даже сегодня, в этом же столетии, так много людей рождаются без собственного выбора в странах, где их права человека попираются, а их достоинства стираются в прах. А третьи рождаются в демократиях свободного мира, где их права и достоинства человека гарантированы и неприкосновенны. В этом мире никогда не существовало универсальной меры равенства, на которую мы все могли бы коллективно положиться, чтобы добиться лучшей жизни для себя и своих близких. Может быть, Гето Сугуру был прав в своей новой форме отбора, где люди с проклятой энергией были отделены от людей без нее? Может быть, это была лучшая метрика отбора, и, возможно, мир станет лучше после того, как правда о его методе обрезки и сегрегации людей станет явной? Может быть, колдуны джиу-джитсу и пользователи проклятий однажды сделают этот мир идеальным? Глядя теперь на преступно самоуверенные глаза Сугуру и преступно кровожадное проклятие на его боку, которое для обычного глаза казалось не чем иным, как смутной статикой огня Святого Эльма с его постоянно меняющимися зубцами электрического пурпура и синевы, ты поняла что нет. Нет. Метод Сугуру, безусловно, был убедительным, но ты не должна была полагаться только на него. Если бы ты все же решила умереть, то умерла бы, продолжая верить в свою метрику. Ты была человеком, таким же, как и он, независимо от того, имела ли ты проклятую энергию или нет. Твои предки, так же как и его, выживали в жестоких условиях естественного отбора, с проклятой энергией или без нее. Если Сугуру считал, что люди без магических способностей не являются ничем иным, как скоплениями плоти, костей и органов - что-то, во что он решил их свести, - значит, он был таким же. Если бы кто-то более сильный, чем он, уничтожил его прямо здесь и сейчас - никакие его грозные проклятия не могли бы изменить тот факт, что он состоит из той же плоти, костей, органов и дерьма, что и все остальные. — Репетируй свою смерть каждое утро и каждый вечер. Только тогда, когда ты будешь постоянно жить, как будто уже труп, ты сможешь обрести свободу… Слова, которые ты прочитала давным-давно, теперь звучали в твоей голове. Тогда они казались банальными философскими идеями, неотъемлемой частью культуры, от которой нельзя было отделаться. Ты никогда не предполагала, что смерть столкнется с тобой так рано, и все еще помнишь эти философии благодаря своей здоровой памяти. Но когда ты столкнулась с непосредственной угрозой смерти, представленной зловещим проклятием Сугуру, всё, что казалось тебе важным и существенным, перестало иметь какой-либо смысл. Закон смерти требует, чтобы все ложные маски упали, а все человеческие амбиции, материальные желания и нерешенные проблемы были оставлены в стороне, позволяя оголить истинную сущность человека. И эта суть для тебя, к счастью, заключалась в том, чтобы умереть на своих условиях. Сугуру не мог не заметить, как ты постепенно расправляешь свои напряженные плечи до тех пор, пока они не достигли самого широкого и открытого положения. Он должен был увидеть, как твои напряженные мышцы постепенно расслабляются, как ты позволяешь им расслабиться, и как твои зажатые глаза широко распахиваются. Даже Сугуру, как и его проклятие, вероятно, слышал, как твои страшные, неровные вздохи превращаются в ровные, полные вдохи и выдохи, достойные уважения. Ты столкнулась с ним тогда. Чудовище со своим домашним монстром рядом с ним. Чудовище, которое когда-то было твоей любовью. Он выглядел совершенно диким. Опасно летально. Что-то, что ты должна была узнать, когда впервые увидела его идущим по заснеженной дороге. В то время ты все еще верила, что он… он . Но теперь, как мы сказали, все рухнуло, включая все миражи и иллюзии. Ты сделала самый глубокий вдох, на который только была способны. Устремив свой самый обычный человеческий взгляд на дикую черноту Сугуру, ты сказал ему. — Сделай это, Сугуру. Убей меня. Находясь рядом с ним, ты заметила, что угрожающая энергия проклятия, которая постепенно нарастала, казалось, остановилась, так же как и его дикая чернота, которая немного расширилась. Он стоял неподвижно несколько секунд. Ты поняла, что твой вызов не вызвал у Сугуру никакой реакции, кроме мгновенного удивления, и закрыла глаза прямо на месте, где стояла — Почему ты закрываешь глаза? — спросил он. Перед смертью, важно быть искренним с самим собой, это единственный способ оставаться верным своим принципам. Ты осознала, что это сейчас самое важное. Никто другой не будет рядом, когда ты перейдешь на другую сторону, только ты сам. — Я закрыла их, потому что не хочу видеть, как мой любовник поднимает на меня руку. Я не хочу видеть человека, которого люблю, убей меня. — ответила ты грустным голосом. За долгую тишину, после твоих слов, ты наслаждался вещами, которые доступны только настоящим живым людям. Ты чувствовал, как снег ласкает твои веки, щеки, нос и губы, наслаждаясь каждым ощущением, ведь за пределами смерти ты больше не сможешь ощутить тепла, нежности и ласки, ни такого же ухода как скребки, которые дарит снег. Ты чувствовал слабый запах смерти, металлические оттенки крови, которая замерзла и запеклась на других жертвах, и запах испарений их остывающих тел с клетками и ферментами, а также неизбежный запах экскрементов, напоминающий о неизбежности и беспощадности смерти. Среди всех ощущений, которые ты могла испытать только благодаря своей живой природе, появилось новое, неожиданное. Это не была боль, которая порезала твою хрупкую плоть. Нет, это было слабое, призрачное прикосновение руки к твоей щеке, с последующим мягким прикосновением холодных губ к твоим, которые вызвали дрожь от настойчивости и страсти, заложенных в их движениях. Ты была знакома с губами, не могла не узнать их, особенно когда они двигались так знакомо плавно и ритмично. Ты чувствовала знакомую уверенность, которую они передавали благодаря множеству поцелуев, которые Сугуру дарил тебе раньше. Его язык уже был на твоих губах, стремительно и уверенно, как будто он заявлял свои права на то, что принадлежало ему уже годами, проталкиваясь, извиваясь и оставляя ни малейшего пространства для чего-либо еще. Тогда ты осмелилась обхватить руками окровавленный воротник его рубашки и притянуть его ближе. Но вместо того, чтобы наказать тебя за это, он ответил твоим жестом и обнял тебя так, как будто вы любовники и враги одновременно. Как это возможно? Можно сказать, что находясь на войне, часто тело становится для рук оружием. Таким образом, руки Сугуру вели войну с твоей плотью, иногда лаская ее, иногда ушибая, иногда нежно поглаживая, иногда терзая, словно тренируясь на будущее... Его поведение было одновременно знакомым и незнакомым. Ты узнавала его ласки и прикосновения, которые вторгались в твое личное пространство, но было что-то чужое в его желании захватить твой рот с такой силой, что почти разорвало твою челюсть. Ты ощущала, как его теплое тело стремится к твоему, когда он рвал молнию на твоей куртке, но его распущенные волосы запутывались между вами, словно он удерживал тебя на месте для своих исследований и нужд. В этот момент, когда его язык царапал заднюю стенку твоего горла, а его беззвучное жужжание вибрировало в твоих полостных тканях, ты осознала, что эти его черные волосы имели большее значение, чем просто копна тонких придатков, состоящих из кератина, какие мы все имели. Ты теперь понимала, что волосы Сугуру были особенными и отражали его эмоциональное состояние. В прошлом, когда вы занимались любовью, он всегда собирал свои волосы в пучок без особого труда. Но на этот раз, впервые в их отношениях, его волосы были полностью распущены, так же как и его поступки, не подчиняющиеся никаким правилам или заповедям. Он был безумно дикий, когда с силой бросил тебя на землю, покрытую отвратительной смесью крови и снега. Его садистский смех был необузданным, когда ты вскрикнула и обхватила его шею и талию, чтобы не коснуться этих отвратительных человеческих жидкостей - жидкостей от резни. На его лице не было никаких эмоций, когда он медленно опустил тебя обратно вниз, пропитывая тебя этой отвратительной смесью и заставляя тебя стать частью его творения. — Почему ты напугана? Не забывай, что ты один из них — сказал он тебе, наклоняясь ближе, с улыбкой столь же навязчивой. Когда он наклонился, его волосы захлестнули тебя, обволакивая и лаская твое тело, словно масло, и неосознанно или специально скрывали тебя от визуального ужаса, который окружал тебя со всех сторон - от отрубленных голов и глаз, которые словно следили за тобой. Хотя его слова были зловещими, его волосы создавали утешительную завесу, закрывая от тебя ужасы вокруг. Находясь под непроницаемой чернотой его волос, его губы уже не вызывали в тебе чувство чужого и угнетающего, когда он возобновил поцелуй. Ты ответила на его поцелуй, закрыла глаза и наслаждалась столкновением ваших языков, несмотря на то, что его зубы по-прежнему осторожно царапали твои губы. Твои ноги раздвинулись в стороны, приспосабливаясь к вторжению его бедер, и он впился в тебя. Ты почувствовала, как толстые очертания его члена слишком точно касаются твоего тела, и безудержный стон вырвался из твоего рта. Как же ужасно звучало заклинание богини похоти! Одним легким движением пальцев (сквозь пальцы Сугуру) она заставляла тебя забыть о всем, кроме плотского удовольствия, кроме потока желания, омывающего твою интимную зону, и чувства напора твердого члена Сугуру, который обещал проникнуть в тебя, наполнить тебя, поразить и оставить свой след на тебе. Но еще более хитрым и макиавеллистским был план богини любви. Именно по ее замыслу ты полностью погрузилась в объятия Сугуру-убийцы, ушла так далеко, что обхватила его ногами, наслаждаясь его толчками в твою влажную киску, крича в его теплый рот и поедая его так же жадно, как он поглощал тебя. Руки Сугуру рылись в слоях твоей одежды, в поисках голой кожи, чтобы освободить ее. Укус холода заставил вас осознать, что твои груди теперь обнажены. Соски сморщились и затвердели под его повторяющимся массированием. Его стоны тоже были там, смешанные с вашими - стоны, напоминающие о ваших занятиях любовью много лет назад, - но пронизанные провалами его нового дикого рычания. С вами двумя, свернувшимися вот так, слюна к слюне, губа к губе, член к пизде, безумие на грани здравомыслия — было легко забыть, зачем ты пришла сюда, за что ты стояла и что сделало тебя — собой. Но, как всякая гноящаяся тревога, если ее не признать, она будет стучать в совесть во сне, навязывая кошмары вместе с болезненно стиснутыми зубами. Точно так же, хотя твой разум в настоящее время плавал от эйфории близости, которую ты так долго жаждала от Сугуру, что-то царапало в глубине сознания и угрожало разорвать извилины мозга, если ты не обратишься к этому. Так что, обращайся к этому. Ты должна, даже если потребность быть удовлетворенной серьезно развращает твою мораль. С каждым вихрем опытного языка Сугуру в твоем рту. Возможно, его похотливость была ключом к тому, чтобы получить от него прямые ответы - это был лучший способ понять. Ты прекратила поцелуй, и между твоими губами прошлись скользящие потоки теплого воздуха, смешиваясь вместе. — Почему? Почему, Сугуру? У тебя нет милосердия? — воскликнула с большим количеством эмоций, чем собиралась. Вопрос вызвал у него смех, его демонические вибрации щекотали твои губы. — Милосердие? — он произнёс это с такой насмешкой, будто это самое абсурдное вымышленное слово, которое он когда-либо услышал. — Ты хочешь, чтобы я был именно таким? — его губы полностью оторвались от твоих и вместо этого обратились к твоему виску. — Ты хочешь, чтобы я был милосерден? Добрый? Милым? Гибким? Последнее слово он произнес рычанием, ненавистным рычанием. Его бедра снова врезались в твои, но на этот раз его твердая, как камень, длина осталась прижатой к тебе. — Или ты хочешь, чтобы я был таким, какой я сейчас? Ты издавала стоны и хныкала от его твердости, от обещания, что он будет использовать и разрушить тебя, в то время как твои руки плотно обвились вокруг его шеи. Но ты должна использовать свою логику и разум, чтобы контролировать свои эмоции. В противном случае извращенная логика Сугуру победила бы. — Они были людьми, Сугуру. — И? — спросил он, загнав тебя в бессознательный ступор. — И?!" — закричала ты в ответ, схватив его лицо обеими руками, больше не заботясь о последствиях. — Сугуру, ты ослеп? Они были чертовски человеческими существами, как и ты! Его глаза, опускающиеся на твои умоляющие пораженные взгляды с такой близости, были пренебрежительными, глубоко-черными, как обсидиан, будто он серьезно обдумывал свои слова. — Что делает их людьми? — спросил он наконец, шокируя еще больше. Как отвечать на такой странный вопрос? Как задать вопрос о причине того, что свет - свет, или что темнота - темнота? Ни одно слово не смогло сформировать осмысленный ответ. Но у Сугуру не было такой проблемы. С его лицом, полным уверенности и дьявольской мудрости, он отстранил одну из твоих рук от своей щеки и приложил твои пальцы к своим губам. Медленно приоткрывая губы и встречая твой взгляд, он скользнул твоими пальцами внутрь. Его влажный язык обвился вокруг пальцев, лаская их в сочетании с твоими смешанными желаниями. Затем нижняя часть его влажных губ прикоснулась к складке между указательным и средним пальцами, вызывая у тебя вздох. И после этого Сугуру вытащил твои пальцы обратно, они оказались на холодном воздухе, только чтобы направить их в другом направлении. Твой ужас возрастал, когда он с силой вдавил их в глотку чьей-то разорванной почки. — Вот на что способны твои так называемые человеческие существа — прорычал длинноволосый демон над тобой, игнорируя панические крики и попытки оторвать руку. — Это все, на что они способны. Животные тоже так могут. Если вы зарежете обезьян, они состоят из одинаковых частей. Твои глаза расширились, устремившись к нему, сцепившись с его взглядом. — Обезьяны? — Да, обезьяны — подтвердил он, скривив улыбку на своих губах. — Вульгарные. Грязные. И тем не менее, даже чертовы шимпанзе лучше их. Твой мозг закипал. Может ли это когда-нибудь нанести вред? Мозг не обладает болевыми рецепторами, но в данный момент, стараясь понять логику, проникшую в сердце твоего возлюбленного, твой мозг испытывал настоящую боль. Несмотря на наш философский разговор, или даже параллельно с ним, стоит отметить, что ваши тела продолжали двигаться друг к другу, поддерживая и разжигая страсть. В извращенном, болезненном смысле это можно расценивать просто как еще один из ваших интеллектуальных споров… — Шимпанзе не обладают такой жадностью, как люди. — продолжал он, постоянно впиваясь в вас сквозь собственное напряженное дыхание и ваши трудные стоны. — Жадность и незаслуженное чувство собственного достоинства — вот чем обладают люди. Право на все — от жизни до имущества и даже любви. — Они были больше, чем обезьяны. — прорычала ты, все еще встречая его толчки на полпути. — У них был мозг, такой же, как у тебя! Из него вырвался веселый смех, когда его рука освободила твою и вместо этого проскользнула между нашими телами, освобождая обоих. — Дорогая, мы оба осознаем, что возраст сам по себе не гарантирует приобретение мудрости.. — сказал он, начиная входить в тебя, жестко, тепло, собственнически — .. наличия мозга не гарантирует его правильного использования. Теперь он находился внутри тебя, вы оба тяжело дышали, позволяя инстинктам пещерного человека взять верх, в то время как ваши разумы все еще вовлечены в непрекращающуюся интеллектуальную битву. Он продолжал. — Они могли говорить на человеческом языке. — сказал он, медленно отступая и сразу же вновь входя внутрь, заставляя тебя задыхаться. — …они умели читать… — продолжал он, лениво отстраняясь и входя снова, уже резче. — …они могли приготовить себе мясо — он попятился и резко рванул вперед, вырывая у стонущий выдох. —.. они могли бы заработать деньги..— Его очередное нападение на твою шейку матки заставило тебя особенно громко закричать. —.. и они могли бы трахаться почти творчески. — заключил он своим самым яростным толчком, пронзая тебя своим эгоистичным самоуверенным поведением. Ты схватился за окровавленный воротник его рубашки и взорвался. — Сугуру, как ты думаешь, из чего ты сделан? Как ты думаешь, что течет в твоих венах? Золото? Бессмертие? Чертова ангельская моча? Вопреки неожиданности твоего порыва, он мгновенно схватил тебя за запястья и резким движением ударил ими по обеим сторонам от тебя, вернувшись к отвратительной смеси снега и крови. — Тебе нужно убить меня, чтобы узнать, не так ли, милая? — его голос полон яда. — Получилось бы у тебя? Смогла бы? В то время как твоё тело продолжало принимать его с неустанной страстью, ты сопротивлялась его логике с упрямством — Сугуру, мы ничем не отличаемся от тебя. Наша основа одинакова! То, что у нас нет проклятой энергии, не означает… Он оборвал твою красивую речь еще одним сильным толчком, вызвав у вас обоих гортанный стон. — Я не согласен. — сказал он, восстанавливая самообладание перед тобой. — Ваши неконтролируемые, эгоистичные эмоции загрязняют мир. В то время, люди, подобные мне, умеют удерживать и контролировать проклятую энергию, возникающую из ваших эмоций, и мы не позволяем ей разрушить мир. Вот что это было. В конце концов, он сам это озвучил. Последнее явное разделение между вами: колдун и не-колдун. Ты действительно чувствовала желание смеяться, хотя сомневалась, что сможешь вызвать такой же безумный смех, как у него. В конце концов, ты все еще была в здравом уме. Действительно ли Сугуру думал, что был прав? Неужели он действительно верил, что делает одолжение колдунам джиу-джитсу? — Техникум будет охотиться за тобой. — сказала ты ему, покачивая бедрами, чтобы встретиться с его, и с не меньшей интенсивностью, чем давал он . — Пусть. — усмехнулся он, как сумасшедший, когда его рука потянулась к твоему горлу и обхватила его. Боже, он был так далеко! Как ты могла пропустить эту безумную кроличью нору, зарытую в его разуме? Твоя вина душила тебя ещё сильнее, чем его пальцы, сжимающие твоё горло. — А как же Сатору? — ты плакала. — Это разобьет ему сердце! Этим ты цеплялась за последнюю нить — его лучшего друга. Может ради него? Может быть, ради дружбы с Годжо, Сугуру вернет себе рассудок? — Он прекрасно справляется с горем от потери своих союзников. Твой рот заклеен, словно зашит проволокой. Страдание затмило твой разум. Казалось, что решения нет. Нет выхода. Ни единого способа спасти Сугуру. Вернуть хотя бы часть себя. Ты погрузилась в себя, отразив яд его безумия. В себя. себя. Стоп. Разве ты не…? Разве ты только что не спросила его обо всех… Люди в целом, маги, техникум, Годжо Сатору… Все, кроме… Тебя? При этом твои ноги сжали его талию, твои бедра оказали давление на его тазовые кости, а твои пальцы почти сорвали воротник его рубашки. — А я? — ты кричала так громко, что была уверена, что это было слышно на всю деревню, если бы только кто-нибудь из живых мог это услышать. — Что насчет меня, Сугуру? Его бедра остановились, как и его глаза. Даже его чертовы волосы, казалось, перестали смеяться. Обсидиановые глаза, теперь побледневшие, уставились на тебя в явном шоке. Ты восприняла это как сигнал, чтобы продолжать. — Сугуру, мой дорогой Сугуру, разве ты не помнишь наши времена вместе? — ты качала бедрами, направляя его длину внутрь и наружу, беря на себя ответственность. — Пожалуйста, не выбрасывай все это! Ты поцеловала его неподвижные губы, в то время как целомудрие этого акта контрастировало с развратными звуками ваших соединенных тел внизу. Его длина хлюпала в твоем скользком тепле, растягиваясь все шире и шире с каждым толчком. Надежда тебя тогда зажала. Эта надежда отражалась в его загадочном молчании. Она звенела в его сомнительных взглядах. Даже в его гребаном предэякуляте была заложена эта надежда, которая проникала и перемешивалась с его все более хаотичными толчками. Таким образом, с надеждой ты цеплялась за него, когда он в последний раз проник в тебя. Ты привязалась к нему, как богомол к своей добыче, полна надежды. Ты обхватила его ногами, позволив ему спустить свою сперму в тебя, несмотря на его попытки вырваться. Теперь вы оба запыхались, став двумя дымящимися телами на снегу, когда он достиг своего пика. Ты тяжело дышала в его густые волосы, которые полностью окружали тебя, в то время как он наполнял раковину твоего уха своими вздохами. После нескольких глотков воздуха ты почувствовала, как его рука медленно поднимается по твоему телу и нежно прикладывается к твоей щеке. Сугуру прижался к тебе, вдыхая твой запах, своим носом и ртом к твоему лицу. Ты ответила ему, крепко обнимая его и не желая отпускать, целуя его в скулу и молча показывая свою глубокую привязанность. Его губы медленно скользили по контурам твоего лица, прикасаясь к твоей костной структуре. В конце концов, вы встретились лицом к лицу. Его пальцы, лежащие на твоих щеках, нежно гладили их вперед-назад, а его волосы, казалось, потеряли свой угрожающий вид. Ты не могла вспомнить, когда в последний раз испытывала такое глубокое, полное надежд ожидание. — Забудь обо мне. — сказал он теплым голосом, который проникал сквозь его горько-сладкую улыбку. Внезапная паника охватила тебя. Что? Что, черт возьми, он сказал? Вы бы вместе пережили эту трагедию. Ты уже сказала ему это! Покачав головой, ты запротестовала — Сугуру, мы… Но он продолжал, игнорируя протесты. — В память о близости, которую мы разделяли все эти годы, я уйду. — Что? Нет, позволь мне сказать кое-что… Его рука на твоей щеке сжала ее крепче, успокаивая, когда он наклонился еще ближе. С глазу на глаз. Нос к носу. Душа к душе. — Но если наши дороги снова сойдутся. — продолжал он, пронзая тебя взглядом. — Я убью тебя. Твои легкие ощутили холод, а глаза расширились, словно стремились вырваться из своих орбит Ты начала сильно трястись от дрожи, исходящей слишком глубоко внутри. Другая рука Сугуру медленно проскользнула между вами и ласково положив раскрытую ладонь на твой живот. — А если наш ребенок будет таким, как ты.. —В эту долю секунды ты не могла уклониться от его проницательного и настойчивого взгляда. —..я и его убью. Сознание раскололось. Ты не могла двигаться. Не могла думать. Ты ощущала, как дрожь и судороги охватывают тебя, когда слезы стали текти из уголков твоих глаз. Заметив это, Сугуру наклонился и в последний раз поцеловал дрожащие губы. В этот момент глаза закрылись. Твой инстинкт самосохранения не позволял тебе продолжать смотреть на этого монстра ни секунду дольше.***
Ты открывала глаза только тогда, когда была уверена, что больше не ощущаешь ничего, кроме мягкого падения снежинок на свое лицо. К этому моменту тепло тела и присутствие монстра внутри давно исчезли. Ты лежишь, глядя в небо. Туманная неопределенность этого и танец снежных частиц, вальсирующих в этой неопределенности, бесконечно падающих и закручивающихся сквозь нее. Разочарование? Горе? Сожаление? Возможно, тебе стоит найти слова, чтобы описать свои чувства. Вместо этого ты глубоко вдохнула и села. Ты двигалась медленно и механически, не спеша одеваясь, в то время как твой взгляд оставался лишенным эмоций. Ты находилась в процессе обработки происшедшего. В своем медленном, пустом скольжении по окружающей среде ты заметила объект на земле рядом с твоим бедром. Ключи от машины, которые выпали ранее. Он положил их туда. Говоря тебе уйти. Так же, как и он. Это была ваша последняя встреча. Ты сделала первый шаг к машине, ощущая, как с твоей спины капает кровавый снег. Но твои колени подаллись, и ты упала назад. Сидя в снегу, ты пыталась собрать каждую последнюю каплю энергии, даже из пальцев рук и ног. Внезапно, внутри тебя прокатился грохот и рычание, взметнувшееся в воздух. Вся боль, гнев, горе и чувство вины обрушились одновременно. Ты плакала, плакала и плакала всем сердцем среди трупов, в безликих гор. Ты плакала на небо, на землю, на воздух, на снег. Твоя рука сжала грудь, и ты завыла, как будто часть тебя вырезали. Слезы текли и заливали твои щеки, а слюна текла по твоим губам, и ты таяла и распадалась, истекая кровью. Как ты могла допустить это? Как ты могла позволить ему стать таким? Почему ты не остановила это? Почему не предотвратила это? Что бы ты не отдала за шанс вернуться? К тому злополучному дню. Почему ты не вытрясла из него правду? Почему ты, блядь, не выбила из него правду, если он отказался говорить тебе? Почему вместо этого позволила ему гноиться? Почему позволила ему уклониться от помощи? Свидания? Подарки? Готовка? Секс? Все бессмысленные безделушки привязанности, которые не помогли ему. Насколько глупым ты могла быть? Эта боль, эта мучительная боль, которую ты чувствовала, эта потеря самого любимого человека в мире, была твоей чертовой виной. Ничей другой. Ты жила с ним в одном доме, ты спала и просыпалась с ним в одной постели, и все же не сделала ничего, чтобы распутать его напряжение. И, возможно, именно поэтому ты обняла его ногами раньше, стремясь исправить свои ошибки и проявить последнюю порцию любви и преданности к счастливым моментам, которые ты разделяла с Сугуро в прошлом. Теперь Сугуру ждала только смерть. Проклятие, прямо здесь, на Земле. Я обещаю, что не умру. Я не заставлю тебя встретить этот мир в одиночестве. Это было единственное ничтожное обещание, за которое ты могла теперь цепляться. Единственное, на чем можно закрепить свою веру. Но если бы ты могла, если бы Мать-Природа смилостивилась над вами сегодня, ты бы позволила Сугуру жить дальше. Жить дальше со своим ребенком. И придется защищать этого ребенка — от всего безобразного, а больше всего от него самого . Ты с гневом и отчаянием ударяла кулаками, пытаясь избавиться от болезненных мыслей, которые навалились на тебя. Твои стоны не прекращались, а становились все громче при мысли о возможном возвращении Сугуру и его угрозе по отношению к ребенку, который только что появился в мире. Больно. Это так больно. Интенсивность эмоций превращала в фарш того, кем ты была до этого дня. Тогда тебе пришла в голову мысль. Ваши неконтролируемые, эгоистичные эмоции загрязняют мир. Его слова громко звучали у в голове. Если он был прав, ты прямо в эту секунду оскверняла мир своими неконтролируемыми эмоциями. Но может быть… Может быть… Ты убрала руки от лица и посмотрела на раскрытые ладони. Они выглядели такими обычными. Не то что у Сугуру. Даже его руки выглядели особенными. Ты сделала глубокий вздох через рот, твой нос был заложен от слез, и твой взгляд стал расплывчатым. Ты обратила внимание на свою ладонь, но опухшие глаза мешали ясно видеть. — Направь всю эту боль, этот гнев, эту вину в свою ладонь — сказала ты себе. Создай проклятую энергию, даже немного будет достаточно. Сдерживай свои эмоции и направь их в узкий поток через воронку. Ты сосредоточилась изо всех сил, несмотря на абсолютную внутреннюю надломленность, и заставила себя преобразовать свои пламенные эмоции в проклятую энергию и проявить ее на своей руке. Ты стиснула зубы. — Ну давай же! Ну же! Я могу сделать это! Разве мои чувства не настоящие? Разве их недостаточно, чтобы проклясть кого-то? Ну давай же! — слюна выплеснулась из-под моих стиснутых зубов, подчиняясь повторяющимся командам моего тела, чтобы создать проклятую энергию. Брови нахмурились от напряжения, а мое лицо приобрело яркий томатный оттенок. Сузившиеся глаза смотрели сквозь ладонь, ожидая появления проклятой энергии. Но это не так. Как бы сильно ты ни напрягала свое тело или разум, ты не могла проявить проклятую энергию. Ты не могла направить свои мучительные чувства ни на что, кроме того, чем они были. Так что ты осталась с ними, все еще прилипший к твоему сердцу и грызущий твое здравомыслие. Ты в отчаянии ударилась о рубиновый снег рядом. Ты не могла этого сделать. Уродливая ухмылка треснула тогда у тебя во рту. Может быть, ты была обезьяной.***
Позже ты сидела в своей машине, пачкая водительское сиденье снегом и человеческими останками. Сегодня утром, когда торопливо собирала вещи, чтобы сесть в машину и поехать в это место, ты хоть и была напряжена и взволнована, но выглядела живой. Сейчас? Не сильно. Заплаканные глаза смотрели вперед, на лобовое стекло, но на самом деле они смотрели в никуда. Губы были багровыми от холода, кожа побледнела от горя, пальцы были холодными и отказывались сотрудничать, когда их заставили сжаться вокруг руля. Это была ваша последняя встреча. Нет ничего на память. Нет прощального подарка. Только жестокое обещание убить тебя и ребенка, если так будет суждено.