Sehnsucht

Крах Это то, как все разбилось вдребезги, словно стекло. Холод Холодно. Всегда так холодно. Норико - или теперь Синтия? Кто такая Синтия? Кто такая Норико? Она и та, и другая? Ни та, ни другая? - плывет в тусклой тьме и чувствует, как холод проникает в ее кости. Обезболивающие оказывают на нее странное действие. Во время Затмения они вообще не действуют. Она устала. Она чувствует себя подавленно. Ей очень, очень холодно. Норико спит. И когда она спит, ей снятся сны. (Или не сны?) Причина — Почему? Голос звучит очень отдаленно. Знакомый, такой знакомый. Вроде союзник, а вроде и нет. Вроде враг, а вроде и нет. Бывший друг. Бывший... — Синтия. Почему? Он спрашивает ее, почему? Он должен знать. Из всех людей он точно должен знать. Напряжение в его голосе раздражает. Он не должен звучать так грустно. У него нет права звучать так грустно. В последний раз, когда он звучал так грустно... — Почему? Горе — Почему?! — Деймон вскрикивает, яростно и жалко. — Почему он это сделал!? Я говорил ему не делать этого! Я говорил ему, что мы должны поддерживать Вонголу сильной! Почему?! Синтия не произносит ни слова, когда подол ее платья становится влажным от его слез. Мертвое тело Елены возникает перед лицом каждый раз, когда она закрывает глаза. Тихие слезы катятся по ее лицу, но она не присоединяется к его мучительному монологу против Джотто. Вместо этого она проводит пальцами по его волосам и позволяет миру померкнуть. Елена была возлюбленной Деймона. Но Елена также была сестрой Синтии. Сообщение — Привет, Нори-тян. Я, э-э-э, я знаю, что ты, вероятно, не слышишь меня сейчас, но я все равно расскажу тебе, что происходит, хорошо? Мы смогли активировать Кольца Вонголы и Шимон - они, кстати, теперь работают с нами, мы пришли к соглашению - поэтому мы пытались найти Деймона Спейда. Наступает пауза. Голос, успокаивающий и мягкий, становится нерешительным. — Нори-тян... Я не знаю, что между тобой и Деймоном, но мы постараемся не навредить ему, хорошо? Даже несмотря на то, что он чуть не убил тебя, и я не потерплю такого, я верну его тебе целым и невредимым, и тогда ты сможешь решить, что ты хочешь делать. Это твое право. Шимон согласились. Что она хочет сделать? Что же на самом деле она хочет сделать? Синтия не знает. Норико вроде немного знает, но она тоже сомневается. Обе не уверены, хотят ли они проснуться или нет. Игра Деймон очень, очень хорош в притворстве, но Синтия знает куда больше. Она видит в нем тьму, ту тьму, которую только Елена смогла сдержать своим светом. Она видит горечь и гнев, накопившуюся ненависть и холодный расчет. Он делает вид, что оправился, живет дальше. Постепенно он снова начинает улыбаться, снова отшучивается. Он выслушивает переполненные вины приказы Джотто и спорит с Алауди до тех пор, пока стены особняка не задрожат. Кажется, будто Деймон оплакал и прекрасно восстановился. Синтия стоит рядом с Джотто и наблюдает, как Деймон становится чужим. Она не произносит ни слова, несмотря на ужас, кипящий в ее нутре. Меланхолия — Синтия. Голос тихий, бессодержательный. Мерцающий. Теплый. Не столько утешающий, сколько печальный, призрак с оранжевыми глазами, оранжевым пламенем и молчаливым сожалением. — Мне жаль. Я не должен был заходить так далеко. Я никогда не думал, что он может причинить тебе боль. Странно. Она тоже никогда не думала, что он это сделает. — Я должен был уладить это в наше время. В мое время. Дечимо не должен был разбираться с этим, и за это, Синтия, Норико, мне искренне, безмерно жаль. Пауза. — Прости меня. Предупреждения — То, что произошло, было зверством, — прорычал Деймон. — Вонгола не может позволить себе быть слабой, — прорычал Деймон. — Помоги мне. Ради Елены, — говорит Деймон. Шепот в темноте. Предатели среди них. Смерть, шелестящая на ветру. Синтия трясется и сворачивается калачиком. Она не отвечает на его коварные приглашения. Она не рассказывает об этом ни единой живой душе. Судья впервые в истории запятнана, а Советник спотыкается и падает. Она не знает, что делать. Она смотрит на Вонголу, на организацию, которую она помогла создать, на результат работы всей ее жизни, и видит коррупцию, беспорядок и все признаки грядущего внутреннего кризиса, и она не знает, что делать. Джотто находит ее и опускается на колени рядом с ней, в его глазах светится тепло. Не говоря ни слова, он обнимает ее и держит, пока она не перестает дрожать. — Все хорошо, — говорит он, прижимаясь поцелуем к ее лбу. — Все хорошо. Нет, хочет сказать она, это не так. Но голос не подчиняется, поэтому она ничего не говорит. Крылья — Боже, как пали могучие. — Звук бьющихся крыльев странно беспокоит, как и игривый, насмешливый голос. — Знаешь, ты выглядишь довольно жалко, лежа здесь. Скажи, ты теперь Червелло Синтия или Рэйки Норико? Она не знает. — Обе? Ни то, ни другое? Ей хочется, чтобы он ушел. — Тебе не стоит волноваться. Скоро все поймешь. Правда? — Мне и правда просто нужно было оставить тебя там после того, как ты наложила на меня такое суровое Наказание. Но ведь это твоя работа, да? — Мягкий, знающий смех. — Судья, Арбитр. Ты сохранила ему жизнь, и теперь, держу пари, жалеешь об этом. Она не настолько в этом уверена. — Если я уйду прямо сейчас, ты застрянешь здесь еще на шесть недель. Полагаю, я могу побыть великодушным. Я уже нанес визит Ямамото Такеши, так что могу позаботиться и о тебе тоже. Мир взрывается во вспышке ослепительного белого света. И, наконец, она просыпается.