Всё, что ты не замечаешь

      Хару Като злится. Ей не хочется идти ни на торжественную речь начальника управления, ни в караоке после, где Саэки с Камэем снова выпьют лишнего и начнут в два голоса выть любовные рок-баллады — голосов у них не было совершенно. Шеф, как обычно, быстро заснёт от спиртного и ей придётся тащить его на себе, усаживая в такси. Хару не хочет. Она уже видела эти посиделки два раза, и ей хватило. Пустая квартира, лапша, пиво и засмотренная до дыр полицейская драма — всё, чего ей бы по-настоящему хотелось. И никакой Дайске Камбэ на горизонте.       Сама Дайске Камбэ — холёная, богатая, раскидывающая деньги направо и налево, всегда на каблуках и с идеальным макияжем — не хочет в караоке тоже. Ей бы вполне хватило скромного ужина с Хару где-нибудь в центре, чек на сумму всего с пятью-шестью нулями, хорошее вино, вкусная еда и неторопливый разговор. Дайске знает — коллегу на купишь, не задобришь подарками и не умаслишь купюрами — всё это она уже выучила, наблюдая, как очередной набор косметики, абонемент в спа или хотя бы инкрустированный золотом гребень для волос летят в мусор или передариваются радостной Саэке. А однажды Хару сдала ожерелье из белого золота в ломбард и прямо на её глазах передала деньги в сиротский приют. Дайске злится. Дайске хочется крикнуть незатейливой коллеге в лицо, стоит ли обеспечить все приюты этого города, чтобы она обратила на неё хоть толику своего внимания? Но вышколенные манеры семьи Камбэ не позволяют. Её максимум — недовольно поджатые губы и тон на полградуса холоднее обычного.       А Хару Като всё равно. На подарки, на скрытые желания, на поджатые губы и весь тот бесконечно-неисчерпаемый, как баланс на счёте Конгломерата Камбэ, список вещей, которые наследница этого самого конгломерата готова бросить ей в ноги ради хотя бы одного ужина один на один. Чтобы можно было произнести, не губами, нет, чем-то бестелесным внутри себя, что они на свидании.       Возможно, Хару Като мудрее, чем кажется.       Возможно, лучшая английская школа так и не смогла научить Дайске Камбэ общаться с людьми.       Кикоко Камбэ, почтенная бабушка, выслушивает её с безразличным выражением лица. Ей совсем всё равно на сердечные муки внучки: династический брак с наследником американской корпорации должен был состояться только через два года, а значит сейчас её маленькая Дайске вольна развлекаться с тем, с кем захочет. Даже если это не дорогая модель из сопровождения, а всего лишь третьесортная девица из захудалого полицейского управления. Кикоко видела снимки этой Хару Като, и та не блистала ни умом, ни внешними данными: годы и стресс брали своё, и молодость скоро должна была оставить лейтенанта. Плод почти перезрел, и что её внучка увидела в нём — оставалось для неё загадкой.       «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало», — коротко сказал тогда дворецкий. Действительно. Пожалуй, Хару Като ещё поживёт, всё-таки её внезапная смерть заставит дитятко горевать. Члены их рода всегда были ярыми собственниками, и потеря любимой игрушки может привести к непредсказуемым последствиям, Шигемару это уже доказал.       Сама же Хару Като сидит в отделе, кончиками пальцев постукивая по столу, и не имеет ни малейшего понятия о том, какие виды на неё имеет семейство Камбэ. От ненависти до любви всего два поколения. Если это вообще можно назвать любовью.       Дайске может. Она чутко взращивает в себе это новое чувство уже почти два месяца и может отличить обычное желание обладать от него. У Хару нет ничего, чего нельзя было бы получить через других: ни прекрасного тела (плоская грудь и россыпь белёсых отметин по всему телу, она видела медицинские отчёты — все шрамы «боевые» или бытовые, никакого самовредительства), ни особо острого ума — только неплохо подвешенный язык и какая-то нелепая игра в героиню полицейской драмы. Даже одежды нормальной нет, всё какие-то грошовые вещи из массмаркета без достоинства и индивидуальности.       Хару бы отбросить свои глупые предрассудки и дать себя принарядить, окутать уходом и заботой, вылечить больную шею и хронический недосып, дать попробовать нормальной еды… Но Хару не позволит. И Дайске только и остаётся, что представлять, сидя рядом, как недовольные морщинки под пальцами разгладятся и, может быть, ей удастся сделать коллеге макияж. Внутри она полыхает от самой идеи, от нагнанных фантазией интимных взглядов, томного молчания… Дайске Камбэ мелко потряхивает на грани самоконтроля, только Хару невдомёк. Все вокруг понятия не имеют, что происходит у неё на душе. Дайске безмолвно кричит и стонет между морганиями. Хару из её фантазий властная, чуточку грубая и очень, очень тактильная.       Хару настоящая дописывает что-то в отчёт, над которым сидела последний час, относит его на стол шефа и негромко отпрашивается с вечерней попойки. Говорит, что чувствует себя плохо и хотела бы не пить перед… Шеф не просит продолжать. Дайске понимает: врёт. Врёт как дышит. А шеф ведётся и даже не думает не верить. Хару благодарно кланяется ему, возвращается к своему столу, собирая вещи, и собирается уходить. В отделе до неё есть дело только Саэки: кажется, она всё-таки хотела затащить Като на сцену в караоке. Не повезло.       Дайске вскакивает и бросается вдогонку, мерно и неотвратимо отстукивая каблуками каждый шаг. На парковке никого нет. Ей хочется громко и грязно выругаться, но она не произносит ни звука.       Она едет в ресторан одна, снимает девушку, внешне похожую на лейтенанта, в гранатовом платье, с золотым гребнем в волосах — деньги решают любую больную фантазию. Дайске отключает ум и электронного дворецкого, но заставляет фантазию работать на полную катушку. На какое-то время даже получается. А потом она обнаруживает, что у «лейтенанта» нет россыпи мелких осколочных шрамов под правой грудью и вся иллюзия катится в Тартарары. Хару не стонет громко, не разводит ноги и не льнёт к каждому движению. От лейтенанта не пахнет вишнёвым блеском для губ за десяток тысяч йен. Настоящая Хару Като никогда ни с кем не встречалась дольше пары месяцев, она неловко прячет взгляд и не понимает языка тела, не носит алые платья из шёлка и высокие каблуки.       Настоящей Хару здесь нет.       Дайске отпускает подделку, доплачивая втрое за неразглашение, и молча уходит, сжимая зубы. Когда она прибывает в особняк, лицо её совершенно бесстрастно. И только красный след поцелуя на грани воротника портит вышколенную картину.       Утром никто ничего не замечает. Ни как дрожат пальцы, ни как играют желваки, ни как мерный стук каблуков на мгновение сбивается, стоит Дайске увидеть светлую макушку в офисе. Хару довольна: кажется, впервые за долгое время ей удалось выспаться, вокруг витает запах булочек, кофе и вишнёвой гигиенички за триста йен в киоске у станции. Правильный запах. Дайске безразлично садится за свой стол, хотя внутри она улыбается.       Может и хорошо, что настоящей Хару Като на неё всё равно. Богатых стерв мало кто любит за просто так, а на деньги лейтенанту всё равно. Может, Дайске на самом деле пора перестать играться в детектива и снова стать будущей главой своей бизнес-империи? Может…       «Эй, Камбэ, хочешь кофе? Не тот, конечно, что ты обычно пьёшь, но тоже вполне ничего. И булочки. Клянусь, ты и за миллион йен таких не найдёшь!»       …может, это именно она не замечает слишком многого.