Армейская романтика

Скрестив ноги по-турецки, командир садится на сухую землю. Автомат по-собачьи покорно расположился на его ногах, терпеливо дожидаясь приказа, который ему не суждено было получить. Пусть. Так лучше. Кепка на голове, скрывает под надежным куполом слегка отросшие волосы. В правой руке бумаги с выученными наизусть словами. Пальцы левой ладони взволнованно отдергивают и поправляют штанину цвета хаки, что внезапно столь неудобно сидит поверх кожи. Позади него ротное здание и пустующая просторная площадка. Перед ним группа девчонок новобранцев, его подчинённых на ближайшие три недели. Они не первые и точно не станут последними, но не смотря на уважительный для восемнадцатилетнего командира опыт за неширокими плечами, он все же волнуется, стесняется, ощущает себя не в своей тарелке. Командир обычно не поднимает на солдаток взгляд, он устремляет взор в глянцевую бумагу, хоть и не нуждается в подглядывании в текст. А они сидят на холодном камне, ухмыляясь и перешёптываясь, не придавая значения приказам командира прекратит разговоры и отвечать ему согласно уставу. И ему приходится просит их об этом снова и снова, не понимая, как командующий находит себя в ситуации, когда он вынужден умолять солдат об уважении. Что ж, это — их первый день в качестве солдаток. Надеяться на другое отношение наивно и откровенно говоря глуповато. И все же они замолкают, но полуулыбки с их лиц так и не сходят. За пределами базы — ничего и все, что имеет хоть какое-нибудь значение одновременно. Пустыня, закат, а вскоре и звездное небо. Песчаные горы успокаивают, сглаживают обстановку. Ледяной ветер пробирает до костей, ведь тоненькая униформа совершенно не греет, но все же приносит с собой некий уют. А командир что-то говорит и говорит, и все его слова проходят мимо девичьих ушей. Он сжимает худую ногу сильнее. Опускает взгляд. Позвольте ему перевести дыхание, и он продолжит. И знал бы он, как красиво его юное лицо в свете закатывающегося за горные вершины солнца. Как завораживающе рассеянный розовый свет играет на его лице, смягчая черты, придаёт его образу некую романтичность. Знал бы он, как подходит ему мягкая серая куртка с нашивками на плечах, как правильно сидит на нем свободный низ униформы и как точно вписывается рукоятка оружия в его узкую ладонь. Он, вероятно, никогда не увидит себя в таком свете, никогда не взглянет со стольким очарованием и нежностью на себя, стоящего в зеркале. Может, именно поэтому, в жизни его появилась одна солдатка, которая засматривалась на него все это время, смущалась в те редкие моменты, когда их взгляды пересекались, и запоминала каждое его слово, как молитву.