Привыкая друг к другу

Кажется, время давно уже перевалило за час ночи. За окном уже давным давно было темно, ведь, как-никак, в декабре всегда темнеет рано. Конечно же, благодаря освещению всё было прекрасно видно, всё же, города Московской области прекрасно финансировались. В довольно большой лаборатории, находившийся в научном центре города, всё ещё горел свет, не смотря на то, что само здание уже было закрыто. Разумеется, сотрудники и охрана уже привыкли к такому явлению, особенно именно с этим человеком, что мог остаться на всю ночь. Рейх, сидя в маленьких прямоугольных очках, что-то внимательно записывал в небольшом блокноте, то и дело поглядывая в экран компьютера. Внезапно нахмурившись и поправив халат на себе, Альфред встал со своего места и подошёл к маркерной доске, которая, кажется, уже полностью была исписана различными формулами. Там уже места особо не было, что-бы впихнуть хотя бы лишний знак, но немец продолжал проверять каждую строчку, кажется, выискивая собственную ошибку. Видимо, всё же нашел и цыкнул, не сильно топая одной ногой. Стерев едва ли не половину всего написанного, Франке поводил маркером в воздухе несколько раз, туда-сюда, вновь выстраивая в голове логическую цепочку, что была ещё пару часов назад, когда он только начал над всем этим корчиться. И, видимо, всё же получилось, раз рука вновь прилегла к белой поверхности доски и принялась на ней писать. Но, к сожалению, плечо совсем скоро заныло и Рею пришлось оторваться от своего занятия. Сделав пару шагов назад, он осмотрел свою творение и вздохнул. Он вымотан. По этому и делает ошибки. Сейчас его организму очень нужен был отдых и, желательно, нормальная еда, а то последние часов так двадцать ариец сидел в лаборатории и отвлекался только тогда, когда один из коллег приносил ему кофе. Были бы они так любезны, зная, с каким воплощением работают? Рейх был уверен, что не особо, но его это и не сильно волновало. Подняв руку, прикладывая её ко лбу, Альфред поставил, наконец, точку запятую. Теперь всё было правильно, как он любит говорить — «Рlusquam perfectum». Горделиво приподняв подбородок, чествуя своему величию перед самим собой, он встал ровнее и прихватил кажется, уже восьмой стаканчик кофе, точным броском попадая им в урну. На часах уже час двадцать ночи, а это означало, что через десять минут за ним уже приедут. А значит, что надо было убраться. И, осмотрев всё содержимое стола, Франке принялся за уборку. И она заняла у него больше, чем десять минут, хотя он сам этого и не заметил. Вернее, не замечал, вплоть до того момента, как почувствовал на себе пристальный взгляд серых глаз. Улыбнувшись уголками губ, Альфред посмотрел прямо в них, ни говоря ни слова. Пришедший мужчина склонил голову на бок, продолжая гляделки. И, если бы немец внезапно не зевнул, тем самым и моргая, они бы так простояли ещё бы минут пять точно. — Едва ли не спишь на ходу уже, — Рома заходит в лабораторию, оглядывая знакомое помещение, в котором бывает относительно часто. Только если Рейх, к удивлению старшего, не успевает ровно к половине второго всё сделать и выйти в холл, чтобы ждать его уже там. — Надо было закончить, сам знаешь же, — закатив глаза и махнув рукой, ариец лёгким движением рук открыл шкаф у самой двери, доставая свою верхнюю одежду. Убрав в тот же шкаф свой белый халат, поместив туда очки, он накинул на себя чёрное пальто, пока сам распутывался с шарфом. Совет простоял ещё несколько секунд, наблюдая за младшим, прежде чем подойти и забрать у него шарф. А то такими темпами они дома действительно будут лишь к трем часам. Под бурчание немца на родном языке, Ларионов плотно закусывает его в шарф, закрыв лицо полностью и от этого начав тихо смеяться, когда на это действие вновь послышалось немецкое возмущение, и уже через пару секунд тонкие длинные пальцы Рейха аккуратно, чтобы не переборщить, потянули шары вниз, всё же решив оставить его на уровне носа. А то точно замёрзнет. Рома тихо усмехается и тыкает возлюбленного в лицо, на что тот вновь закатывает глаза, но, русский по глазам видит, улыбается в ответ. — Идём? — Gehen wir schon. Махнув охраннику рукой, извещая о том, что кабинет закрыт и сам учёный ушёл, мужчины покидают здание. Рей старается максимально сильно укутатьтся в собственных вещах, чтобы не замёрзнуть. Под ноги смотрит, чтобы не свалиться в сугроб. СССР, всё это время, с той же мягкой улыбкой наблюдает за стараниями младшего не столкнуться лицом к лицу с русской зимой, и.. несильным движением бока, толкает немца, и тот падает прямо в снег. Альфред первые пару секунд просто лежал на боку, кажется, осознавая своё положение, и от этого Рома начал смеяться только ещё громче. Но до немца, каким бы сонным он не был, всё равно дошло довольно быстро, и он вновь начал возмущаться. Что-то говоря о том, что Социалист ведёт себя как ребёнок, что ему вообще-то холодно, Третий пропустил тот момент, когда и сам начал хохотать, лёжа в снегу уже на спине. Шарф вновь спал с лица, оголяя аккуратный нос, красные от смеха и холода щёки и тонкие губы. Чёлка черных волос вылезла из под шапки и теперь немного закрывала ему вид. Союз склоняется прямо над немцем и пару секунд смотрит на него из прищуренных глаз. А Рейх, подведя бровви вверх, сдерживается, чтобы не рассмеяться вновь. Как, кажется, и сам Рома, который всё же соизволил помочь националисту подняться. — И зачем? — Ты выглядел слишком очаровательно, я не смог сдержаться, — сдерживая очередной порыв смеха Совет помогал Рейху смахнуть снег с одежды, чтобы тот ещё и не заболел. — Ну, как ребенок, дядь, как так-то, — немец тихо смеётся и кивает головой вперёд. — Всё-всё, пойдем, я устал, домой хочу. Подняв голову и вновь стараясь нормально натянуть шарф на лицо, Третий поморщился и посмотрел на старшего, безмолвно прося о помощи. — Эх, прелесть ты, такой весь важный, а шарфик нормально завязать не можешь, — социал смеётся и тыкает немца в красную щеку, прежде чем всё же завязать шарф. — Этот «шарфик» больше меня, — Альфред фыркает и отворачивается, чтобы продолжить путь. — Всё, идём уже. Рома кивает, попутно доставая ключи от машины, выискивая ее взглядом. Это труда не доставило, ибо снегопад был ещё не таким огромным. И это, конечно, радовало. Рей, переступая через все сугробы своими берцами, первым добрался до машины и встал у дверцы, глянув на Совета. Тот, впринципе, в команде и не нуждался, и сразу же нажал на нужную кнопку, от чего и раздался соответственный звук открытия авто. Облегчённо вздохнув, немец быстро забрался в ещё не до конца остывшую машину и едва ли не с ногами забрался на сиденье. Если бы ему не было бы лень снимать обувь, забрался бы с ногами, но увы. Да и совсем скоро можно будет спокойно прилечь дома, да и завтра выходной.. благодать. — Неужели ты так сильно замёрз? — Und alles wegen dir, — германец фыркнул и выглянул из шарфа. — Ты в магазин сходил? — Куда бы я делся, прелесть. Есть хочешь? — А как же. Пожимая плечами, заводя машину, Союз замолк. Как, впринципе, и Рей, который, кажется, решил подремать. Да и не особо сильно им сейчас нужен был разговор. Особенно учитывая усталость младшего и то, что Рома не любил говорить за рулём. Было более, чем достаточно присутствие друг друга рядом. Не только лёжа на кровати, а очень часто. Чаще, чем в тридцатые, чаще, чем остальные.. и это ведь полностью устраивало обоих. Конфликтов на почве какой-либо бытовой проблемы становилось всё меньше, а число из-за расходившихся взглядов не увеличивалось. Они привыкали друг к другу заново, уже совершенно в другой обстановке. Ведь, всё же, не зря они съехались почти сразу, причем жили не где-нибудь в Германии, а в России. Они словно пускали друг друга на самые личные стороны жизни, говоря и делая то, что с другими бы не позволили. Да даже тот же Рей — ведь если бы кто-либо другой столкнул его в снег, устроил бы настоящий скандал. И Союз, любящий по ночам спать, а не забирать кого-то с работы. Но, всё же, Рейху, что так на долго расстался с действительностью, можно было бы и уступить.. Нет, не так. Любимому Альфреду, что на долгое время попросту пропал, исчез, умер, можно было уступить. Переступая через гордость и характер, они заново привыкали друг к другу. — Эй, засоня, — Ларионов повернулся к арийцу, припарковав машину, на пару секунд думая на счёт того, стоит ли будить Рейха. — Вставай, мы приехали. — Мм? So schnell? — Франке открыл сонные глаза и сел ровнее. — Ну наконец-то мы дома. В общем доме. В общей квартире. С такими разными увлечениями и взглядами, противоположными и одновременно одинаковыми характерами, стараясь уживаться вместе. И ведь получалось. Морщась, хмурясь и, на самом деле, очень часто злясь друг на друга, всё равно переступали через давящий комок гордости в горле, но смотря друг другу в глаза. Они ведь поклялись, так? Больше никакой лжи и тайн. Говорить всё прямо и в лицо, чтобы не создать очередной конфликт на чужом месте. Но, право, какие это они — и без конфликтов? Никакие. Ощущение, что и они вовсе.