the rational mechanics of falling in love

Считается, что пристальный взгляд на кого-то в течение длительного времени – признак похоти: плотской или кровожадной. Пять секунд – это всё, что нужно. Пяти секунд хватило бы для наслаждения беспрепятственным падением с Великой горы в Гизе. Сегодня этого достаточно, чтобы заставить его упасть на спину со стучащим в горле сердцем, когда его нога находится над его же трахеей, лишая его возможности дышать. Не то чтобы там было что-то ещё для ограбления, поэтому он уже выдохнул, будучи ослеплённым этим сверкающим синим цветом. Пять секунд свободного падения – это всё, что нужно для глобального изменения траектории их жизней. – Пять минут – это всё, что требуется Чуе для извержения на него проклятий, разворота на пятках, взлёта в небо с последующим сокрушением здания каблуком благодаря удару, который, словно гвоздь, вбивает его в землю. Если они говорят именно о возможностях, то нет никаких сомнений в том, что слизняк способен на наибольшее количество насилия во всей организации. Даже вся мафия вместе не сможет нанести такой большой ущерб. В конце концов, гравитация – уникальная сила. Неизбежная, неоспоримая. Но если спросить у Дазая лучшее шоу – это увидеть, как Чуя скрежет зубами, когда он прижимает кого-то к стене с помощью чисто физической силой, а не с помощью гравитации. Бить кулаками тоже довольно интересно, но слизняк оставляет это для него, так что это смесь восторга и раздражения по поводу непокорного пса. Как и сейчас… Красная падающая звезда вспыхивает в ночном небе, пристыжая остальные звёзды, которые осмеливаются усеять темноту. Земля дрожит, выбрасывая в атмосферу пыль и обломки. По району продолжают греметь несколько взрывов. Но это – ничто, по сравнению с рёвом Чуи, который он издаёт, вытягивая одну ногу сразу после того, как врезался в рёбра Дазая. Мощная точка соприкосновения, которая едва уменьшается из-за вытянутой руки. Его отбрасывает на несколько метров, он скользит по земле и останавливается лишь тогда, когда врезается спиной в стену, которая тут же рушится. Он стонет: — Крошечные слизняки действительно пристрастились к тому, чтобы казаться выше меня. — Заткнись, чёрт возьми, – прозвучало грубо и внушительно. Его лидерство, возможно, было растрачено овцами, но это не значит, что в нём нет этих качеств. Несмотря на его короткий рост и миниатюрное телосложение, его внушительное поведение излучается подобно пульсирующей звезде. Уверенность в своей силе, вера в самого себя, готовность склонить голову перед нужными людьми. Это такой позор, что Чуя слишком близорук, чтобы понять – голову он должен склонить перед ним, как настоящий владелец. — Ммм, так это простое собачье восстание? – он поднимает брови. – Мы находимся на середине миссии. — Как будто ты заботишься об этом! – крошечная пятки вбивается ему в грудную клетку. – Ты ублюдок, ты снова изменил нашей пари. Его взгляд не мерцает: — Это звучит как протест неудачника. Ты отказываешься от нашего пари? Они уже перестали зажимать носы и топали в офис Мори-сана, чтобы требовать назначения на разные миссии. «Соукоку» – это уже название, заставляющее противоборствующие организации дрожать от страха. Количество миссий выполненных ими идеально настолько велико, что уже невозможно сосчитать. Это не значит, что их вражда уменьшилась. Их отношения так же ужасны, их покушения на жизнь друг друга давно привычное явление; настолько, что Хироцу-сан уже внедрил другую систему сигнализаций и план эвакуации для инцидентов, связанных с соукоку. Таким образом, чтобы сделать совместное рабочее время приятней они начали делать по крайней мере по одной ставке на каждую миссию. Сегодняшняя ставка заключалась в том, что сможет ли Чуя победить больше половины вражеских людей за пять минут. Это должно быть неразумно для кого-то другого, что предложил Дазай из-за того, насколько лёгкая это победа. Однако, поскольку слизняк – это слизняк со странными мозговыми цепями, он может придумать нестандартное решение. Атака здания сверху и простое опрокидывание его на землю гарантировано уничтожит по крайней мере половину за такой короткий промежуток времени. К счастью, Дазай предугадал что-то столь возмутительное и позволил всем эвакуироваться под землёй – где их бы встретила команда Дазая с распростёртыми объятиями готовая выудить у них любую информацию. — Я собирался победить их всех, если бы вы не украли их у меня из-под носа, – настойчивая жалоба. – Не можешь вынести поражения от меня, да? Что тебя заставляет делать эти грязные трюки? Он безмятежно улыбается, демонстрирую зубы: — Я скорее умру, чем проиграю собаке. — Ты бы предпочёл умереть, не смотря ни на что, – звучит безжалостная колкость. Пожатие плечами: — Дело в том, что это твоя потеря, чиби. Их обычное условие ставки: оказать услугу другой стороне. Таким образом, он накопил много материалов для шантажа, заставляя Чую носить различные вещи во время работы. Этот костюм горничной, возможно, оказался порван в клочья из-за чрезвычайной миссии, которую им пришлось выполнить в середине, но память об этом навсегда в его голове. И на его SD-карте. И в его облачном хранилище. И на его резервных устройствах. Чуя вновь пинает его, прежде чем отойти. Он потирает затылок, от чего более длинные пряди с левой стороны становятся спутанными. — Если я выиграю, я планировал заставить тебя подняться со мной на это горное святилище. Он корчит гримасу: — У тебя действительно самые отвратительные наказания. — У того, кто заставил меня надевать костюм горничной, нет права называть другие идеи «отвратительными», эй, – как будто забыв об их предыдущем разногласии, Чуя тянется к нему, подтягивая грубыми движениями. Это часть того, что делает его необъяснимым. Он ненавидит и заботится с одинаковыми усилиями, даже если это направлено на одного и того же человека. Не то, чтобы слово «заботливый» идеально подходило для описания мягких моментов в их партнёрстве – просто в своём гении он не нашёл лучшего описания. Он указывает: — Ты тот, кто хочет видеть меня тяжело дышащим и потным. Как и ожидалось от чиби, его лицо ничего не выражает, а не взволновано намёками: — Я сомневаюсь, что ты смог бы сделать это, не настаивая на том, чтобы я тащил тебя до середины пути, – это означает, что он не был бы доведён до такого жалкого состояния. — Ты тогда планировал нести меня на руках?, – он сбрасывает пыль с одежды, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что их подкрепление выполнило свою работу по уборке оставшегося беспорядка теперь, когда они сделали основную часть. Лицо Чуи кривится, будто идея настолько отвратительна, что он предпочёл бы отказаться от молока навсегда. Он действительно был слишком экспрессивен, для него невозможно сделать что-то низкое в любой момент своего существования. Как только его отвращение нарастает, оно отступает и быстро становится чем-то другим: — Это для святилища, которое обещает крепкое здоровье и долголетие тем, кто мог бы получить одно из их благословений. Он оживляется при этих словах, саркастически хлопая в ладоши: — О, Чуя, ты действительно такой хороший человек!, – конечно, они оба знают, что он ищет идеальный способ совершить безболезненное, весёлое самоубийство, поэтому получать желания долголетия и крепкого здоровья больше похоже на проклятие боли и страданий. Голубые глаза закатываются на него. — Разве ты не был такой занудой на днях, потому что съел что-то испорченное? Ты даже отказался пройти обследование, ну и что с того, что у тебя может быть желудочная инфекция? Он теряет дар речи от этих скорострельных слов, как будто это настоящие пули, которые вонзаются в его кожу. Это правда, что он страдал от пищевого отравления на прошлой неделе, но это всего лишь небольшое неудобство. На самом деле это не опасно для жизни. Это не то, что заслуживает большого внимания. И всё же чуя беспокоился об этом своей крошечной-крошечной головой. Он действительно такой… А затем Чуя снова потирает затылок, губы кривятся от недовольства: — Ты уже отлыниваешь от работы, когда у тебя хорошее здоровье. Ты был бы ещё более невыносим, если бы был болен, чёрт возьми. Он действительно, действительно есть… Пять минут – это всё, что требуется Чуе, чтобы уничтожить вражеский штаб, выбив его ногой. Пять минут – это достаточно, чтобы разговор принял худший оборот, Чуя использует свои разрушительные силы против барьеров, которые он воздвигал над своим сердцем в течение почти двух десятилетий. — Пять дней ощущаются вечностью, особенно учитывая их ситуацию. — Да, это закончится твоим молчанием навсегда, – раздраженно говорит Чуя, угрожающе поднимая нож. – Разозли меня слишком сильно и я разрежу тебя на куски и превращу в удобрение. Со своей стороны, Дазай паркует свой зад на кухонной стойке, чтобы он мог наблюдать, как маленькая фея заколдовывает все ингредиенты, чтобы они послушно измельчались. Небольшая кухня переполнена домашними ароматами. В нескольких шагах от них жужжит стиральная машинка, готовящая сегодняшнее бельё. Снаружи моросит лёгкий дождик, который придаёт уличным фонарям размытое сияние. Совместное путешествие за пределы Йокогамы не является чем-то новым. Влияние портовой мафии распространяется и за пределами города, как и количество врагов, которых необходимо зачистить. Но это первый раз, когда им приходится долго жить вместе. Пять дней совместной жизни в рамках их тайной разведки. Иногда он подозревает, что Мори-сан – самый безумный человек из всех, кого он знает, если он действительно думает, что заставлять соукоку делать такие вещи хоть в какой-то мере разумно. Их отношения итак достаточно резкие, не привнося в игру других привычек. Есть причина, по которой многие пары всё же расстаются, когда съезжаются вместе – определённые привычки становятся очевидными только после начала совместного проживания. …Не то, чтобы их можно было считать парой по каким-то меркам, не то, чтобы Дазай хотел, чтобы их считали единым целым. Достаточно того, чтобы все вокруг знали, что Чуя – его собака. Даже если чиби откажется признать это, это не будет иметь значения перед всеобщим принятием данного факта. — Ты собираешься добровольно пойти против приказов Мори-сана?, – он старается сделать шокированный вид. – Ах, Чуя, я и не знал, что занимаю такое высокое место в твоих приоритетах! Это так отвратительно! — Единственная причина, по которой ты до сих пор можешь скалить на меня свои зубы, заключается в том, что в этой миссии действительно важно твоё участие, – резкий толчок в ребро. – Будь полезен и проверь это место на наличие жуков. Он корчит рожу, раздражённый тем, что его непокорная собака командует им. Вероятно, это половое созревание на работе, учитывая, что Чуя ведёт себя более дерзко, когда дело доходит до общения с ним. Что такого он подслушал от каких-то слепых подчинённых? Что Чуя ведёт себя так хладнокровно и собранно, что они хотят получить назначения в отряд чиби, потому что, по слухам, он такой ответственный лидер? Разве это не просто чиби смотрит слишком много драм с властными президентами и старается подражать им на работе? Слизняк всегда остаётся слизняком. Чуя всегда будет оставаться вспыльчивым коротышкой, когда имеешь с ним дело. Он всегда будет раздражающим и отвратительным, и это то, что никогда не изменится ни при каких обстоятельствах. Даже если Дазаю придётся терпеть удар коленом в селезёнку из-за того, что с потолка течёт вода, делая матрас Чуи слишком сырым, чтобы быть пригодным для любого вида отдыха. Даже если ему придётся делить с ним постель пять дней, просыпаясь пять дней от непривлекательного храпа Чуи, широко раскрытого рта, из которого вытекает слюна, конечностей, растопыренных, как у морской звезды. Конечно, тот факт, что именно Дазай подстроил всю ситуацию, вызвав протечку потолка… Это сделано ради того, чтобы доставить слизняку неудобства, в качестве расплаты за то, что он был такой неквалифицированной собакой, вот и всё. — Пять месяцев спустя, после его ухода из мафии, он всё ещё оставляет небольшую привычку следить за своими шагами, отчасти восхищённый тем, что его ноги больше не оставляют после себя кровь и тени. Другая его часть слишком привыкла раздражать Чую всеми фибрами своего сердца; раньше он часто оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что не раздавил маленького таракана чиби. Прошло пять месяцев после того, как он слышал голос другого. Ну, это не совсем так. Даже не смотря на усилия правительства по уничтожению всех свидетельств его существования в качестве руководителя портовой мафии, есть вещи, которые слишком глубоко укоренились. На цементных полах в комнатах пыток мафии всё ещё должна оставаться кровь, пролитая с тех пор, как ему пришлось демонстрировать надлежащие методы допроса слизняку, который предпочел бы просто ударить кого-нибудь по лицу. В коридорах штаб-квартиры всё ещё должна быть часть стены, вырезанная в форме крошечного кулака, с того единственного раза, когда Чуя поддался ярости и ударил кулаком по стене, чтобы попытаться сломать себе шею. В изголовье кровати Чуи всё ещё должен быть тот жучок, который он установил, потому что этот идиот склонен разговаривать во сне, когда он слишком устал, и он никогда не мог упустить возможность смутить маленького человечка. В скрытом аккаунте в социальных сетях всё ещё есть видео, голосовые сообщения, связанные с одним из его мобильных телефонов. Полностью стереть свидетельства их трёхлетнего партнёрства невозможно. Дазай всё ещё продолжает свою ежедневную привычку придумывать способы, как убить Чую, до такой степени, что легко забраться на футон, закрыть глаза и вызвать в воображении гиперреалистичный сценарий, дополненный визгом другого на него. Через пять месяцев после его добровольного ухода из мафии, он замечает слизняка. Это действительно достижение для его зрения - видеть такую крошечную вещь без помощи микроскопа. Возможно, это потому, что Чуя рядом с кем-то другим. Его поза расслаблена, на лице легкая улыбка. Сейчас нерабочее время, но его собака всё ещё развлекается общением с коллегой по работе. Он всегда был таким, щедрым на свое внимание и привязанность, как некий благожелательный бог, который не прочь одарить своей милостью плебеев, которые могут только молить его о защите, будучи не в состоянии ничего сделать для него взамен. Излишне говорить, что приближаться к коротышке - ужасная идея. Дазай вздыхает и быстро переодевается. Он знает, что его маскировке никогда не удавалось полностью выдержать пристальное внимание его собаки, поскольку чутье ищейки Чуи слишком сильно, чтобы его можно было долго обманывать. Он рассчитывает на то, что крошечный человечек не заподозрит, что он рядом, на то, что он будет медленнее реагировать, учитывая, что признаки слишком большой нагрузки нарисованы в серых мешках под глазами и пятичасовой тени на его лице. Помогает то, что в это время улица наводнена наемными работниками, спешащими на железнодорожную станцию, и учащимися, спешащими в учебные заведения. Йокогама практически пульсирует жизнью, люди пронизывают городские капилляры, в то время как небо представляет собой полотно из пурпурных сумеречных вен и кроваво-красного артериального заката. Уличные фонари мигают, пробуждая к бодрствованию, и даже в этой безвкусной шляпе, нахлобученной на голову, Чуя каким-то образом остается самым ярким источником света на этой оживленной улице. Он поворачивается так, что его поглощают тени от ближайшего уличного фонаря и движения других людей. Мужчина, разговаривающий с Чуей, выглядит в пяти секундах от того, чтобы попытаться положить руку ему на плечо. Он не знаком Дазаю, но это не должно быть слишком удивительно, поскольку он едва обращает внимание на такие вещи. Он мог бы быть уверен, что это не кто-то, кто раньше работал в команде Чуи, пока он все еще был в мафии – Дазай не утруждает себя запоминанием имен своих подчиненных и другой информации, помимо той, что необходима для формулирования его планов, но все по-другому, когда дело доходит до отслеживания тех, кто поддерживает контакт с твоей с твоей собакой. Учитывая расстояние, трудно уловить весь их разговор. Он решает при первой же возможности вшить жучок в пальто Чуи, чтобы в будущем ему было легче подслушивать. То, что он на самом деле планирует туманное будущее, должно противоречить его настойчивому желанию умереть как можно скорее. Возможно, ему суждено столкнуться с противоречиями, когда дело доходит до общения с противоречивым слизняком. Несмотря на незавершенность разговора, трудно упустить важные моменты. —Я хочу подать заявку на то, чтобы стать вашим партнером, Чуя-сан. Возможно, это к лучшему, что он не какой-нибудь мускулистый грубиян. Он предполагает, что если он — ужас из всех ужасов — чем-то похож на Чую с его уровнем физической силы, то просто услышав эти слова, он оставил бы неизгладимый след на асфальте, любезно предоставленный ему топать ногами. Лояльность Чуи можно было бы считать его самой очевидной чертой характера. Его лояльность мафии не подлежит сомнению. За эти пять месяцев ему не назначили нового партнера по миссии, что объясняет большую нагрузку, взваленную на плечи одного мелкого мафиози. Если это ради организации, Дазай не сомневается, что Чуя согласился бы взять нового партнера. Короткий смешок. — Достаточно того, что у меня есть надоедливый бывший партнер, – сказано так небрежно, вместе с похлопыванием другого мужчины по плечу. Это «похлопывание», которое, по-видимому, происходит с ужасающей силой, потому что мужчина заметно дрожит. — Я не ищу другого. Прошло пять месяцев. — Этот ублюдок из макрели - единственная дерьмовая половина соукоку. Через толпу Чуя легко выделяет его, встречаясь с ним взглядом через несколько других, разделяющих их. На его лице появляется слабая ухмылка: — Если, конечно, босс не назначит мне нового партнера. В таком случае я с радостью приму это назначение. Дазай закатывает глаза и выдыхает, наблюдая, как Чуя уходит. Как и ожидалось, этот слизняк действительно ужасен. — Пять лет спустя после борьбы с последней отчаянной попыткой Крыс Достоевского объединить усилия с Орденом Часовой башни и другими организациями с Континента, и Дазай более чем готов уйти в отставку. Ему были обещаны льготы от правительства как в качестве благодарности за его неоценимую помощь, так и в качестве наполовину просьбы заставить его прекратить заниматься различными делами. Это должно побудить его вести беззаботную жизнь в течение следующих нескольких десятилетий. Ничего слишком роскошного, но все равно должно быть довольно комфортно. Это должно быть абсолютно ужасно - мысль о том, что ты прожил так долго и продержишься еще долго в будущем. Как ни странно, его вторая мысль сразу после того, как он захотел уйти на пенсию в возрасте тридцати лет, звучит так: как я могу обмануть слизняка, чтобы он сделал то же самое? Лояльность Чуи к мафии неоспорима. Его преданность Иокогаме еще больше. Его желание продолжать работать ради защиты тех, кого он считает находящимися в его компетенции, делает его такой эффективной и сильной собакой. К сожалению, эта черта характера делает его настолько неподходящим в качестве личной горничной, которая может оставаться с ним в любое время суток. Тем не менее, Дазай может быть настойчивым, когда дело доходит до преследования его собаки. — Ты абсолютно безумен, – так отвечает ему Чуя, шлепая десятистраничным предложением по своему столу. – Ты хочешь, чтобы я уволился из мафии, нанялся твоей личной горничной, и мне не только нужно ухаживать за тобой 24/7, ты хочешь, чтобы я, чёрт возьми, заплатил тебе за эту возможность?! Он пожимает плечами, немного удивленный тем, что его собака смогла прочитать все эти слова, даже старые низкорослые собаки могут научиться новым трюкам, как удивительно. — Ты также должен называть меня ‘мастер’ в течение всего срока. — В какой вселенной, по-твоему, я согласился бы на такую дерьмовую, сумасшедшую сделку?!, – даже в его тридцать с небольшим взрывная выразительность на его лице остается прежней. Это просто удивительно, насколько другой не изменился за эти годы, как будто он какой-то неприкасаемый цветок, распускающийся в грязи. Он не запятнан своим окружением, сохраняя при себе свои принципы и здравый смысл, независимо от трудностей, через которые ему приходится проходить. Его рост, напоминающий гриб-пуговицу, по-прежнему подходит для того, чтобы служить ему опорой для подбородка. Его склонность баловать тех, кого он считает друзьями и коллегами, означает, что его телефон всегда нагревается и вибрирует повсюду во время праздников и особых случаев, а его почтовый ящик заполняется сердечными поздравлениями. Конечно, есть незначительные изменения. В настоящее время Чуя не пьёт и не курит так много, предпочитая ударить Дазая кулаком в грудь, чтобы выплеснуть свой гнев, а не затягиваться его сигаретами или доставлять неудобства Хироцу-сану, слушая его пьяный бред. Как и сейчас, Чуя вскакивает со своего места и бьет его кулаком по плечу. Дазай остается невозмутимым, продолжая сидеть на офисном столе Чуи, вытянув свои длинные ноги, чтобы продемонстрировать непреодолимую разницу в их росте: — Я даю тебе прекрасную возможность доказать, что ты достоин быть моей собакой. Ты должен быть по-настоящему тронут прямо сейчас, Чуя. — Я чувствую, что готов перенести тебя совершенно на другую планету, – наполняется многострадальным вздохом. – У тебя кризис среднего возраста? Какого хрена ты думаешь о более странном дерьме, чем обычно? Для пары людей, чьи умы можно было бы считать неразрывно связанными всякий раз, когда они работают вместе, им катастрофически не хватает отдела общения по душам. Не то чтобы Дазай хотел тратить время на разговоры со слизняком — это наверняка будет полно разногласий и головной боли. Тем не менее, он сам испускает многострадальный вздох, сцепив ладони за спиной и прислоняясь к столу. — Разве ты не устал все время так усердно работать? Не пора ли нам, взрослым, расслабиться? Рука в перчатке хлопает его по талии: — Ты, как никто другой, не имеешь права жаловаться на усталость! Ты даже прогуливаешь работу, чтобы побеспокоить меня в моем офисе! — Я хочу расслабиться, и я хочу, чтобы ты сопровождал меня, – звучит достаточно просто, даже если это означает прорваться сквозь слои вражды и ненависти между ними и напрямую добраться до уязвимой мягкости под ними. — Я хочу спокойно работать и хочу, чтобы ты заткнулся нахрен, – передразнивает его интонацию. – Но мы не все можем получить то, что хотим. Он моргает, слегка смещаясь, чтобы встретиться взглядом с другом: — Разве мы не можем? Чуя из тех слизняков, которые думают, что, если им дарят шоколад на День Святого Валентина, это означает, что он участвует в захвате шоколадной промышленности портовой мафией, которые думают, что получение любовного письма означает, что его приглашают на кулачный бой. Он бы подумал, что его подчиненные, заявляющие о своей вечной преданности ему, означают, что у них есть драгоценные коллеги вместо группы идиотов, мечтающих залезть к нему в крошечные штанишки. Он мог бы подумать, что дамы в приюте для домашних животных просто с энтузиазмом относятся к своей работе, когда они флиртуют с ним и просят его навещать домашних животных как можно чаще. Он совершенно не осознает, когда люди пытаются переступить границу дружбы с ним. Однако это относится только к другим. Через пять лет нет никаких сомнений в том, что Чуя останется прежним, возможно, изменится только за счет более глубоких морщин от смеха на его лице. У него всё ещё был бы острый рот и ещё более острый взгляд, который пронизывает его насквозь. — Ты хочешь, чтобы мы проводили каждое мгновение вместе, создавая проблемы по всему миру, и ты хочешь, чтобы я оплатил все расходы? Ты подумал о размере материального ущерба, который мы нанесем, потому что я определенно не собираюсь сдерживаться и избивать тебя?, – и снова Чуя кладет ему на стол предложение на десяти страницах, которое заканчивается копией их семейных реестров, ожидающих подписи Чуи, чтобы они могли завершить его официальный перевод в «домашнее хозяйство» Дазая. Здесь нет свадебных колоколов: возможно, для них двоих единственные типы колоколов, которые ассоциировались бы с ними – это те, которые издают звуки аварийной сигнализации. Они даже не встречаются. Они даже не нравятся друг другу. С огромной нежностью: — Ты абсолютно безумен, дерьмовый Дазай. Через пять лет они могли бы попытаться утопить друг друга во время подводного плавания на Багамах. Они могли бы быть туристами, сажающими кофейные зерна в Эквадоре. Он мог бы снимать, как Чуя борется с аллигатором голыми руками во Флориде, и всю дорогу подбадривать рептилию. Они могли бы прыгать с тарзанки с Великих пирамид, убегая при этом от властей. Они могли бы жаться друг к другу в Антарктиде, и он сравнивал бы Чую с ковыляющим пингвином. Он мог бы попробовать это странное блюдо из акулы из Исландии, а затем попытаться передать вкус с привкусом аммиака через поцелуй своему слизняку. Через пять лет они могли бы кататься на лыжах в Альпах, а затем пить абсент при свете камина с маленькой феей на руках, участвуя в «зеленой фее». Они могли бы разбить лагерь на вершине Килиманджаро благодаря велосипеду Чуи с гравитационным управлением. Они могли бы стоять на вершине Салар-де-Уюни, и ему не нужно было бы смотреть на соленое озеро, чтобы увидеть в них отражение неба и мира, потому что Чуя был бы рядом с ним. Через пять лет они могли бы сыграть в международные прятки, начиная от Ханг Сон Джунга и заканчивая Ангкор-Ватом. Они могли бы имитировать фильм о Джеймсе Бонде, пробираясь мимо охранников Букингемского дворца, пытаясь перестрелять друг друга. Они могли бы сразиться на мечах, гоняясь друг за другом по храму Святого Семейства, и проигравшему пришлось бы надеть наряд горничной для их следующей поездки на виноградники Петруса. Через пять лет они могли бы посетить улицы, по которым когда-то ходили Верлен-сан и Ранду-сан. Они могли бы зайти в организацию Ширасе, и он мог бы дать понять, что у другого человека нет никакой надежды когда-либо попытаться украсть у него его чиби. Они могли бы помочь Адаму лучше ладить со своим партнером-андроидом. Они могли бы задержаться в Аомори и превратить место рождения Дазая во что-то, полное тепла даже в его долгие зимы. Они могли бы обменяться кольцами перед домом предков Чуи, отмечая конец эпохи и предвещая новое начало. Через пять лет они вдвоем могли бы быть где угодно и делать все, что захотят. — Как насчет этого?, – он улыбается и протягивает руки, чтобы он мог обхватить лицо Чуи, весь мир в его ладонях. – Если ты останешься со мной, мы сможем гарантировать, что мы единственные, кто может убивать друг друга до конца наших жизней. Чуя, хочешь сойти со мной с ума? Считается, что пристальный взгляд на кого-то в течение длительного времени – признак похоти: плотской или кровожадной. Пять секунд – это всё, что нужно. Пяти секунд хватило бы для наслаждения беспрепятственным падением с Великой горы в Гизе. Сегодня этого достаточно, чтобы заставить его упасть на спину со стучащим в горле сердцем, когда его нога находится над его же трахеей, лишая его возможности дышать. Не то чтобы там было что-то ещё для ограбления, поэтому он уже выдохнул, будучи ослеплённым этим сверкающим синим цветом. — Для предполагаемого гения тебе определенно нравится задавать глупые вопросы, дерьмовый Дазай. Над ними аварийная сигнализация портовой мафии звенит, как свадебные колокола, благодаря шутке, которую Дазай так кстати оставил на вентиляционных отверстиях. — Пять секунд свободного падения – это всё, что нужно для глобального изменения траектории их жизней, превратив их из параллельных линий, которые никогда бы не пересеклись, в те, чьи судьбы пересекаются. Пяти жизней им никогда не будет достаточно. Но для начала они прекрасно проведут этот день вместе.