Сестрица

Разрыдавшись, он вдруг по привычке заблеял — «ме-е». «Да, лежала сестрица моя на холодном дне. К шее белой привязанный камень так был тяжёл, что как я ни просил сестру выплыть на бережок, всё равно оставалась зарыта в песок и ил, а я бегал вдоль речки козлёнком и голосил. И хоть знаешь, тогда всё закончилось на ура — злую ведьму сожгли, воротилась моя сестра, я стал юношей снова, но всё-таки... ах, пойми: вечно гложет меня, вечно тянет, свербит внутри. Как спасли мы сестрицу, то жизнь её — будто мёд: муж богатый лелеет, хозяйство её растёт, только в светлых глазах лишь тоска и сырая тьма, словно кто-то другой воротился, а не она. И гостинцы не радуют, шутки не веселят, пусть, как прежде, со всеми участлива и мила... Только чую нездешнюю, нечеловечью скорбь — не капризы виной тут и явно не просто хворь. Иногда она ночью зовёт меня — я иду; мы сидим у окна, острый месяц горит в саду, сестра плачет в плечо мне, мол, Ванечка, друг мой, брат, я всё слышу, как речка мне шепчет: "Вернись назад". Что, мол, раньше собаки играли с ней, а теперь только лают, как будто она — злобный дикий зверь. Говорит: "Это так они чуют мертвецкий дух. Кто ж утопленниц любит?.." Так скажет — и всхлипнет вслух. Но она мне родная хоть нечистью, хоть святой, если сможет помочь ей — пожертвую головой. Про тебя люди бают: мудра в колдовских делах, давно песни слагаются о твоих чудесах. Есть ли способ спасти мне сестрицу мою, скажи? Да, вернули со дна, но как можно вернуть ей жизнь?»