Эгоист

Наги не смеет раздражаться. По крайней мере, не должен: он сам для себя это выбрал. Сегодня был дождь. День не задался, ещё тогда, когда он случайно выронил свой телефон с окна пятого этажа номера отеля, выйдя посмотреть, какая там погода. Хотя, если рассуждать здраво, то его вины тут в принципе и нет совсем, просто его организм вновь изнывал от переутомления. Во-первых, всё начинается с того, что, отыграв серию игр во Франции, они тупо не смогли вылететь обратно в Азию: на Париж, как и на все города поблизости, обрушился мощный ураган, не давая покоя жителям и бушуя уже несколько дней. Целый день их менеджер трясся в суматохе, делая изменения в графике и созваниваясь с людьми из японских организаций, что получалось хреново из-за кое-как имеющейся связи. Даже когда Наги всё-таки смог купить себе новый телефон и созвониться с матерью, всего лишь один-единственный раз, чтобы сообщить, что он ещё ненадолго останется за границей, но сомневался, поняла ли она его. Или, как всегда, пропустила все сказанные слова мимо ушей. Второе, определённо. Наги ещё раз ловит себя на мысли, что он не против поспать, а не собираться на тренировку, затем бегать впопыхах, вдыхая пыль. Ему выдадут форму, прозвучит свисток и он вновь забьёт очередной гол. Победный: такой, благодаря которому они выиграли на соревнованиях. Такой, как забил ещё несколько десятков раз, прежде чем отправиться на матчи против команд других стран. Морока. Зачем вообще приходить ещё раз, если единственное, что они должны были сегодня делать, так это взлетать в небо и праздновать скорейшее возвращение домой. Исаги говорит, что это помогает держать форму. Ладно, Наги ещё может потерпеть. Если он позже схватится за телефон и начнёт играть в игры. Так уж вышло: для внешнего мира блондин был картиной холода и отстранённости. Эмоции, казалось, никогда не касались его; его тёмные, острые глаза всегда были скрыты завесой отстранённой скуки, а его губы никогда не искажались в искренней улыбке, как-то отличаемой от спокойствия, с котором он, как известно, сталкивался с жизнью. Когда мать водила его к психологу, на терапии ей часто говорили, что после продолжительного стресса к детям, в некоторых случаях, приходит равнодушие. Но Наги Сейширо неравнодушен. Наги Сейширо злобно фыркает: Несильно осознавая от чего, или от того, что даже несмотря на непогоду, они всё ещё продолжают тренировки, под закрытым полем, вместо заслуженного отдыха. Или что парень, который когда-то называл его "лучшим другом" сейчас весело развлекался с другим — ёбаным новеньким со скамейки запасных. Отчего изнутри вырывается недовольный возглас. Вообще Наги, обычно, никогда не возмущался по поводу участников своей команды. Ему, как правило, было глубоко плевать на них. Но сейчас, на тренировке, Наги разминается отработкой пенальти и хмуро наблюдает за происходящим на другом конце поля. Там Рео в экстазе рассказывает что-то, жестикулируя руками в разные стороны. Тот парень заразительно смеется, а улыбка на его лице становиться всё шире, и это зрелище вызывает тень неприязни на хмуром лице блондина, но мозг не даёт ему признать, что он раздражён, когда незнакомец в приступе смеха сгибает предплечье пополам и опускает его прямо на плечо Микаге. Он отворачивается, пытаясь всё же акцентировать внимание на предстоящих отработках. — Чё такой кислый? Французы говорят: от любви до ненависти один шаг. Наги же говорит: — Отъебись. Он молча закатывает глаза, решив, что если муху подолгу игнорировать, то она всё-таки отстанет. Мысли пожужжат, а после вновь засосутся куда-то в чёрную дыру, навсегда. Наги сжал губы и принялся отбивать мяч, стараясь не поднимать взгляда от газона. Да. Точно. Так будет правильно. И он не обратит внимание на то чувство, которое так и норовит вырваться. Но у него ничего не получится, потому что через какие-то трое суток оно всплывает обратно. В тот момент, когда Наги надевает на себя подголовник, его чёрные наушники соскальзывают с ушей, стоило пересечь огромные стальные двери самолёта... Он теряется, пытаясь утихомирить то ощущение, опять возникшее внутри от непрямого взгляда на Рео, ужасно близко прислонившегося к какому-то мудиле. Они вроде в одной футбольной команде играют, а сейчас просто сидят чертовски близко друг другу, отдыхают. Смеются с остальными ребятами. И никого какого-то хера не смущают ни рука на бедре, ни спокойствие Рео, ни-че-го. Будто так надо. Они, блять, слепые все? Наги, сам того не подозревая, резко останавливается, стоило пройти немного дальше по салону. Даже не так: до его мозга доходит осознание, только в тот момент, когда в его спину врезается пара ребят идущих сзади, больновато задевая его плечи, а он попросту тупо палит на эту образовавшуюся перед ним картину и чувствует себя как задыхающаяся рыба, выкинувшаяся на сушу. Дыхание слегка сбилось, перехватило, сжало — будто неожиданно ударили под дых. На этом всё. У блондина вообще проблемка с распознаванием эмоций и конкретно в это он тоже не вникает. Он почему-то палит, как Рео запрокидывает подбородок кверху и громко смеётся, проводя пальцами по переносице, а после, ероша золотистую макушку рядом с собой, отпускает ещё одну шуточку, с которой ржёт вся та компашка. Сейширо сморит на это, кое-как приходя в себя. Проходит немного дальше, в неведении мыслей и, наверное, совершенно не отдавая отчёта своим действиям, потому что если не отвлечь свой мозг, он совершит что-то ошибочное. Что именно? Без понятия. Просто об башку стучат невнятные мысли, а руки... руки горят. Как когда он видит самодовольные лица тех, кому когда-то проиграл, горит всё между пальцами. Наги подходит к тем самым сидениям, не до конца понимая, что именно ему хочется сказать (или сделать). Но что-то определённо хочется, когда фиолетовые глаза встречаются с карими напрямую, и мир в какой-то момент замедляется. Наги резко замолкает. Он редко смотрит прямо в глаза, только тогда, когда ему действительно есть что сказать. Но сейчас он не знает чего подошёл. — Что? — Рео выгибает одну бровь в недоумении. Но ответ не оставил себя долго ждать: — Я хотел сесть с тобой, — первое, что приходит в голову. Наги, обычно, всегда думает головой, перед тем, как что-то произнести. Его волосы растрёпаны, а губы сжаты в тонкую линию, в ожидании. Пиздец. Фиолетовые волосы спадают на глаза и Рео качает головой, неотрывно глядя на высокую фигуру перед собой, как Наги натягивает на плечо свою серую толстовку. Молча припуская голову, зачем-то елозит глазами по нему — от лица до самых кед — и только потом смотрит в глаза. Хочется сказать что-нибудь резкое, а Наги, по глазам видно, просит смолчать. Ему, наверное, снесло крышу напрочь. — Я уже договорился, поэтому как-нибудь в следующий раз. Сама безмятежность и честность — он ухмыляется, закидывая ногу на ногу и упираясь локтем в подлокотник. Наклоняет голову слегка вправо, и концы волос непринуждённо касаются чужого лица. Вот так просто. Его голос слишком спокоен, чтобы окончательно поверить в это сосредоточенное спокойствие. Будто эта фраза уже звучала ранее из его уст, будто её повторяли такое бесчисленное количество раз перед зеркалом, что она стала произноситься на полном автоматизме с каменным лицом. Не то чтобы Наги придавал этому особое значение, просто... Что-то странное скребётся внутри, непонятное, сжимается в плотную пружину и отскакивает от нервной системы. Такое уже знакомое, и такое до скрежета зубов неприятное. А Рео даже не задумывается. Он сидит, так же спокойно улыбаясь, с гордо поднятым подбородком и идеально ровной спиной, такой же, когда уверенность в себе сочилась из него — хоть отбавляй. И такое высокомерное: — Ты ещё здесь? Наги хочется что-то сказать. Но вместо этого: — Эй, чувак, — слышится голос сзади. — Ты тут не один, не стой, дай пройти уже. Какой-то парень толкает его в бок с раздражённым выражением лица, держа в руках сумку. За ним стоит ещё парочка человек из команды, такие же недовольные и желавшие пройти дальше. К моменту, когда Наги всё-таки отходит, располагаясь возле Мегуру, он молча сжимает ледяные кулаки. Ему жарко, но пальцы холодные. Он растасован так, что мутнеет всё тело. Это невероятно тупо. И он ещё больше раздражается. Бред. — Тебя отшили, братан. — Непринуждённо произносит Бачира, открывая сумку с коробкой пирожных, которую он пронёс через ручную кладь. — Неприятно, наверное. — Ага. Сейширо никак не реагирует, вообще. Перед ним есть только звук дебильного хохота с передних сидений, который бьет по барабанным перепонкам. Чувство, будто только что кто-то забрал у него из-под носа игрушку, на которую он собирал целых несколько месяцев. Всё это стрёмно. И его это в корне не устраивает. Губы Бачиры растягиваются в улыбке. Он привстаёт со своего места, оглядываясь по сторонам, и видит новообразовавшуюся парочку. Его глаза загораются каким-то неестественным блеском, будто в предвкушении какого-то события. Как бы невзначай проговаривает, задевая тему — знает, что Наги на это отреагирует, но сделает вид, будто совсем не при делах: — А, я понял... за твоей розой ухаживает чужой садовник, — хохочет он, а Наги молча отворачивается, открывая вкладку с игрой и залипая в телефон, — вот ты и бесишься. — С твоего рта это звучит ещё более омерзительно, — отвечает блондин. Ему нет дела до тупых разговоров патлатого. Ему это, грубо говоря, нахуй не сдалось. Наги не может признать, что ревнует. Это глубоко зародившееся чувство было так отдаленно от него, как раком до луны и обратно. И ему это совсем не нравится. — Может, если бы ты был не такой глыбой льда, всё было бы в норме, — не отстает Мегуру. — Тебе мяч по голове вдарил? — Неправда, это ты ведёшь себя как кретин. И больше они не разговаривают. По крайней мере не разговаривает блондин, потому что со стороны слышится неугомонное трещание языком. Уже несколько, блять, часов. Но Наги пропускает всё мимо себя, натягивая чёрные наушники. — Тебе нужно поговорить с ним, в конце концов сам виноват. — Так же спокойно произносит Бачира, отворачиваясь к окну и наконец замолкая. Легко говорить. Тяжело делать. Говоря прямо, Сейширо не чувствует себя виноватым. Напротив, он чувствует себя вполне правильно. Поступает так, как велят ему его мыслительные процессы и никак иначе. Даже если после этого он будет думать о своих поступках не так, как должен, даже если он будет сожалеть. Наги не сожалеет, практически никогда. Он получает всё, что ему необходимо. Со сжатыми костяшками пальцев и острыми ледниками в глазах. Даже когда внутри царапается злоба. Наги хочет быть первым, уничтожить следы чужих прикосновений, фантомные ощущения какой-либо появившейся связи. Звонкий смех, улыбки, невзрачные касания рук... И не хочет отдавать в чужие руки то, что уже давно назвал своим. И — контролировать это не выходит — всё тело стягивает мурашками. ...За две недели ничего не меняется. Ничего не могло поменяться. Они так круто игнорируют друг друга, что создавалось впечатление, будто они действительно никогда не были знакомы. Иногда Наги даже кажется, что Рео это делает специально. Косится как-то странно, пытается вывести на диалог, выкидывая одну фразу, якшается с разными ублюдками, лишь бы обратить на себя побольше внимания. И поэтому Наги каждый раз непроизвольно хмурит брови, когда понимает, что большая часть его мыслей вновь заполнена не тем, чем необходимо. Его не устраивают такие обстоятельства, что заместо привычных занятий футболом и обдумыванием новых техник он опять считает девчонок, что крутятся вокруг Рео, меняясь со скоростью ветра. С одной даже начинает иногда ходить за руку. И с каждым днём это бесит всё сильнее. Сейширо не любит обманывать, себя — особенно. Его лопатки укладисто касаются холодной стены, когда он расслабленно облокачивается на неё, засунув руки в карманы, в ожидании. Стоит в коридоре около входа, проход которого ведёт на тренировочное поле. Тень от силуэта растягивается до самой середины, но её из-за длинной чёлки на лице никак не видно. Наги стоит здесь уже долбанных десять минут. Через какое-то время у них начнётся тренировочный матч, и он удивляется тому, как правильный Рео ещё не явился в нужное время, когда практически все на поле, не включая самого блондина. Он проецирует их разговор и так и эдак, ничего не выходит. Они так долго не разговаривали, только вдвоём, как делали это когда-то, до всего нагрянувшего, что у парня всё туманится в голове. И когда фиолетовая макушка наконец-то показывается в поле зрения, спустя ещё пять минут, Наги с внезапно ёкающим внутри сердцем ловит себя на мысли, что всё это кажется таким непривычным, таким нестабильным. Он не может понять окончательно, кого он ожидал увидеть больше — Рео в компании с кем-то другим, или же одного, с более радостным выражением лица, но это уже не важно. Сейчас ему куда более не нравится учащающийся ритм в груди. — Привет, — первым начинает Наги, когда Рео проходит, даже не взглянув. Тот резко тормозит, не ожидавши такой сменившейся позиции со стороны блондина. Только дойдя до середины коридора Рео молча поворачивается к нему лицом, проскользнув долгим, совершенно непонимающим взглядом по подрагивающим устам и уверенно устремлённым глазам — они смотрят прямо, только вот не в фиолетовые глаза —, по вздымающимся плечам, по прильнувшей к стене сгорбленной спине... Рео чувствует, как у него дёргается щека. Суёт руки в карманы, задирает подбородок, а глаза с пренебрежением рассматривают спокойную фигуру напротив себя. — Привет, — неохотно отвечает он, — ты чего-то хотел? И эта ирритация разрывает воздух. Наги прочищает горло. Видимо, хочет сказать что-то важное, важное настолько, что Рео понять не в состоянии. — Хотел спросить, как у тебя дела, — сосредоточенно отвечает парень, слегка отрываясь лопатками от стены. Звучит так, будто сказано на автоматизме — не так, как он планировал. И поэтому Рео только раздражённо цыкает: — Ничего получше придумать не мог? — Что ты имеешь в виду? — Тут же отзывается он, делая шаг вперёд. Микаге сверлит парня взглядом, только вот Наги не понимает каким: что-то на грани непонимающего и ненавистного, такого, что просачивается под корку внутренностей. Губы жмёт, не двигается. — Напрягает наблюдать за тем, как ты преследуешь меня, — мягко произносит Рео, надевая на себя ту начерченную до идеала язвительную ухмылку. — Думаешь, я не заметил? Повторюсь, чего ты хочешь, Наги? — Я хотел поговорить, — Наги отвечает холодно, практически как и всегда. — А, так ты даже не отрицаешь. — Я говорю то, что думаю. Да, действительно. "А ещё ты делаешь что-то. Что-то такое, что не подвластно другим, кроме тебя." Например, как сейчас, он делал что-то такое же с Рео. С чем-то в его грудной клетке. Не придаёт ровным счётом никаких усилий, но сердце каждый раз пропускает удары так точно, что только от одной мысли от этого фактора становится плохо. Но Рео душит что-то другое. Будто чиркают зажигалкой, в которой давно закончился газ. — Флаг в руки, — кратко отвечает парень, он смотрит в карие глаза ещё каких-то пару секунд, пока не замечает, что блондин начал двигаться вперёд. — Но вот мне плевать, поэтому — удачи на тренировке. Внутри такая воронка непонятных эмоций, что башка сейчас начнёт пятым кругом ходить. Сейширо делает шаг, а за тем ещё один, третий, четвёртый. У Рео присутствует неотъемлемое желание уйти, но ноги почему-то не слушаются. Наги даже не моргает. — Почему ты избегаешь меня? — Он подходит ещё ближе, становясь уже впритык, и Рео мельком ощущает, как по его лбу стекает невесомая капелька пота, стоило только прозвучать этому леденящему душу тону голоса. — Сам будто не знаешь. — Рео слегка пихает его в грудь, отчего тот даже не пошатнулся. — Отойди. Микаге шумно и сосредоточенно пытается наладить ритм дыхания, но вся неловкость ситуации застаёт его врасплох. Его хвостик слегка съезжает от сильного столкновения со стеной. Смотря сверху вниз, Наги даже поглядывает на эту вообразившуюся картину, специально ставя руки по обе стороны от него, прижимаясь всем телом. — Мне показалось, что тебе нравилось, когда твой новый парень делает вот так. — Наги опускает одну ладонь ему на бедро, шепчет на ухо, крепче сжимая и сильнее наваливаясь. — Тебе показалось, — шипит Микаге. И он резко вздрагивает, стоило холодной руке пройтись по теплой голой коже, задевая край шорт и водя пальцами всё дальше. — Наги, блять, да что с тобой?! Отъебись! Рео с силой упирается в его плечи двумя руками, стараясь кое-как выбраться из крепкой хватки, но Сейширо не ослабляется, он с такой же силой зажимает его, блокируя все поточные порывы на освобождение. — В чём проблема, Рео, разве он не трогает тебя так же? Это становится последней каплей. Последней, блять, каплей, которая подтверждает, что что-то всё-таки изменилось, и перемены эти нежеланны: они ужасающие, отвратительные, от них несёт мерзостью и вонью. — Знаешь, если тебе не чем заняться, то пойди отоспись. Тебя не касается как и кто трогает меня, — заключает парень. Но Наги не слушает, он наклоняет голову и уже утыкается носом в его шею, вдыхая аромат, ловя нотки уже забытого одеколона — относительно приятный, до дури. Рео чуть подрагивает в оцепенении, когда чувствует, что Сейширо размыкает губы. Микаге пытается оттолкнуть его, задействовав силу, но ему опять всё сходит с рук. Он опять приходит и забирает всё, что так отчаянно пытался удержать в себе Рео. Даже когда колено блондина вжимается меж чужих ног, больно ударяя лопатками об стену и напрочь вырывая любую возможную попытку на победу. — Значит, всё-таки трогает. Совсем как в игре. — Ублюдок! Не заставляй меня–, — голос резко надрывается, стоило зубам сомкнуться на чувствительной шее, содрогаясь от сильного укуса. Чёрт. Рео ощущает терпкую боль на шейно-воротниковой части, которая просачивалась острым неприятным чувством, проходясь по всем его аспектам. «Как же больно» — думает, но, быстро сориентировавшись, он заносит руку для прямого удара и с размаху бьёт по лицу, ни секунды не колеблясь и успокаиваясь только тогда, когда чужое тело падает на землю. — Не зарывайся. На языке пластает тот самый забытый вкус, который доводит вкусовые рецепторы до состояния оргазма. Но Наги не сожалеет, ему хотелось это испытать, даже если на бледном лице будет красоваться синяк. Он даже готов с удовольствием отбить несколько отработок за тренировку — желание продолжить берёт над ним верх, но он знает, что нельзя. Не сейчас. — Ещё соври, что тебе не понравилось, — произносит он, наклоняя голову и смотря в пол, прикасается тыльной частью ладони к разбитой губе, с которой стекает маленькая струйка крови. Рео хочет колко съязвить, но резкий звук издаваемый со стороны поля прерывает его: — Эй, парни, вы чё так долго? — Громкий голос Бачиры, идущего вместе с кем-то, выбивает обоих с оцепенения, заставляя прийти в себя. На лице пришедших выступает тень удивления и они тут же подбегают к сидевшему на полу блондину. — Не драться тут, у нас матч на носу! — выкрикивает парень. Нет, это просто дружеские тёрки, вот и всё. Не о чем волноваться. Такие же, как и у всех (бывших)друзей. Наги просыпается от неприятного ощущения влаги, когда холодные капли попадают на его лицо из-под слегка приоткрытого окна. Он непроизвольно морщится и натягивает рукава серой толстовки, чтобы избежать этого зябкого холода. Особенно, когда сами звуки падающих капель барабанили о стёкла, создавая отчуждённую атмосферу в и так тёмной квартире. Он привстаёт с места, закрывая окно и задвигая шторы, и украдкой замечает, какой сильный ветер сегодня. Переворачивается на другой бок, снимает с зарядки телефон, с устало прикрытыми веками глядит на экран, на часах — пять часов вечера. Ровно. Неплохо, особенно учитывая факт того, что лёг он вчера утром, изредка просыпаясь исключительно чтобы перекусить или сходить в туалет. Видимо, измотался он не хило... Просыпаться та ещё морока. Особенно когда за пробуждением следовала чистка зубов, душ, завтрак и игры на ноутбуке. Он ложится навзничь, глядя туманными от сонной пелены глазами в потолок. В квартире очень темно и от этого ещё сильнее клонит в сон, отчего он задумывается даже не вставать, а продолжить и дальше пинать балду лёжа на кровати. Как, впрочем, и обычно. Нужно взять телефон и написать Исаги, что сегодня он никуда не выйдет. Они должны были встретиться с остальными, пойти в бар, посидеть, увидеться с Рео... Бушующий ветер колотит прямо об стены. И он хочет сказать себе, что это из-за погоды, но... Наги не обманывает себя. Он не сожалеет, нет, на его губах ещё отчётливо оставлялся привкус чужой кожи, от которой невероятно пахло. Хочется ещё. Дико, до безумия хочется ещё. Ощутить вновь тот приятный привкус, увидеть то неловкое выражения лица, подмять под себя, наконец-то узреть то, что так давно не видел. Блондин водит языком по внутренней стороне щеки, задумываясь и представляясь, всё больше вникая в искусные картинки в голове. И понимает: он нарушает правила. Правила той выдуманной игры, в которую играет сам с собой. Вновь стягивает с себя прицепившееся одеяло и не может устоять перед чёртовым воображением, которое решило показать ему, что именно имеет место быть в его голове. Он хочет этого, прямо тут, на этой кровати, в этой комнате, в этом районе, с покорным открытым ртом и податливым телом. Скользит пальцами по вставшей плоти и пытается насладиться моментом, но это не то. Всё не то. Когда не видишь перед собой того желанного лица, что так раздражающе маячило перед глазами. Проходит полтора часа и он привстаёт с кровати, собиравшись пойти в душ, но мысли заполняются не тем. Наги отвык от этого, как отвыкает от всего, что хочет забыть навсегда. Когда он рассказал маме, что они с Рео больше не общаются как раньше, она расстроилась. Так же, как расстроился и Наги, когда она сказала, что не приедет погостить ещё каких-то несколько месяцев. Каких-то. Поэтому, когда он слышит её усталый голос в трубке, ему хочется поскорее сбросить. И тут речь уже не о семейных ценностях. В особенности, когда напоследок звучит: — Передавай привет Рео. До звонка. И отключается, даже не дождавшись ответа. До воскресенья, мам. Наги уже не злится, да и важно ли это? Он не всегда размышляет о привязанности — только тогда, когда телефон садится, ну или когда свет в доме выключают. Размышляет, ассоциируя узы с другими людьми с цепями и наручниками, какими обычно привязывают безбашенных псов, потому что люди всегда будут готовы взять тебя на короткую привязь. Такие люди как регулярное воспаление резерва адреналина или ядерная бомба, готовая вот-вот взорваться. Такие люди, как Рео. Наги каждый раз внутренне сжимается всё сильнее, стоит Исаги потащить его на поле, где играет вся команда, или когда возникают какие-то срочные изменения тактики, которые требуются незамедлительного вмешательства Исаги, команды и Рео, Рео, вновь и вновь Рео. Даже тогда, когда он сам этого не подозревает. То, без чего нельзя обойтись, когда речь заходит об игре Наги Сейширо. И то, что поедает изнутри, с каждым разом всё сильнее пережёвывая всё, что так долго копилось. Ходит по острию ножа — отвратительно. Это скажет Наги, привыкший всегда действовать ледяным рассудком. Вот и сейчас, когда шум с улицы заглушает все мысли в голове, а шторм срывает деревья, самое удивительное — это стук в дверь. «Кого это принесло», — думает парень, не спеша открывать, всё-таки без одеяла в квартире прохладно. Он лежит ещё пару минут, наивно думая, что если игнорировать надоевший стук, то нарушитель сам как-то удалится, и блондину не придётся лишний раз поднимать конечности. Но стук не прекращается: он становится ещё сильнее. Бесит. Он встаёт и когда всё-таки открывает ненавистную дверь, то не верит своим глазам. Нет, это неправда. Это не может быть правдой. Рео стоит лицом к Наги и ждёт, пока дыхание придёт в норму, потому что горло сейчас полыхало в агонии. Он тяжело упирается разведёнными ладонями о дверной косяк, низко опустив голову. Выглядит так, будто он бежал сюда несколько кварталов. — Я бежал сюда несколько кварталов, — запыхавшись произносит Рео. Его волосы влажными прядями падают на лицо, а одежда неприятно прилегает к телу, делая ему всё холоднее и зябшее. По всему его одеянию стекают холодные капли, начиная с макушки и заканчивая носками кед. Он похож на домашнюю кошку, которая впервые попала под дождь и сейчас не знала что делать. Наги стоит в недоумении ещё пару секунд, пока парень напротив не приходит в норму, приподнимая подбородок, и затем, смотря фиолетовыми глазами прямо в карие: — То есть... эм, я попал под ливень. Этот разговор такой тупой, даже появляется слегка заметный румянец, но блондин не до конца понимает: это от нещадящего дождя за спиной парня или всей этой долбанной ситуации в целом? — Я вижу, Рео. — Мы собирались встретиться с остальными, но я опоздал. Кивок. — А когда приехал, то понял, что телефон забыл и никого нет... Ещё один. — Связь — дерьмо, я просил вызвать такси, но все линии сразу же обрывались, — он дрожит от холода. — И... это был последний вариант, твой дом находился рядом, и... Почему-то Рео хочется скрыться от этого пристального взгляда чужих глаз, особенно когда Наги смотрит вот так. Опять. Блондин такой сосредоточенный, что Рео на секунду кажется, будто он вообще его не слышит. Но Наги с замирающим сердцем слушает, смотрит внутрь, будто в самую глубь, и от этого взгляда мороз по коже пробегает с двойной силой. — Разве твой водитель обычно не ждёт тебя? — Я сказал ему, что он может ехать домой. Наги пронизывает его взглядом ещё пару секунд, будто оценивая, насколько он отвратительно выглядит, и от этой мысли всё мутнеет. Как бывает, когда ты появляешься в унизительном образе перед тем, кого видишь в своих самых страшных кошмарах. И поэтому Микаге уже больше не может терпеть, его зубы больно ударяются друг о друга и он, не подумав, выпаливает: — Эм... не впустишь? — А? Да, конечно. Заходи— Рео резко отодвигает его плечом и молча заходит внутрь. Когда он доходит до середины комнаты, то начинает бегло снимать с себя кеды, а затем и стаскивать мокрую ветровку, с которой попутно стекают маленькие струйки воды. Скользит взглядом по всему помещению, подмечая беспорядок вокруг, — тут ничего не изменилось; смотрит на закрытое шторами окно, где мелькает молния и слышен гром, по маленькой и мелькавшей в темноте кухне, по незаправленной кровати... Он оборачивается, глядя на спокойного Наги, который стоит у закрытой входной двери. Под его ногами лужа, и Рео даже становится неловко от этого, потому что парень напротив выглядит так по-домашнему. Не как мокрая псина, в отличие от некоторых. Заебись. Рео невольно ёжится, но вовремя схватывает всё, стряхивает волосы и, подняв подбородок, с уверенностью и пренебрежением рассматривает блондина. На нём обычные домашние серые штаны, обычная домашняя серая толстовка. В это уютное место он вписывается куда лучше, чем насквозь промокший парень с улицы. — Ты, ну, — оттягивает Рео, — не мог бы дать мне позвонить? Связь, наверное, уже появилась. Если удастся дозвонится, то меня сразу же заберут. За окном опять звучит гром и виден свет от молнии. Наги просто стоит и смотрит, привалившись спиной к косяку двери. — Ты можешь остаться, — быстро предлагает блондин, и Рео обескураженно смотрит на него. — То есть, я хочу, чтобы ты остался. Нет, он действительно хочет. Хочет настолько сильно, что пальцы подрагивают от того, насколько сильно он желает укрыть замёрзшее тело. У него двоякие чувства, такие, что трудно даются описанию даже ему самому. Рео пришёл к нему. Не стал включать из себя гордую суку — даже от безысходности —, и пришёл. А Сейширо спросит себя: "может, это второй шанс?" Микаге неловко опускает подбородок, и Наги может кожей ощущать эти метания между парнем и его принципами, как бегают глаза и как краснеют щёки. Будто выбирает между жизнью и смертью. — Я не знаю... у меня есть дела, отец говорил, что... Он проводит рукой по телу, будто пытаясь скрыться от чужого взгляда. — ...что мне нужно больше разбираться в делах компании, и... надо ещё отработать парочку приёмов... — Рео. Микаге резко обращает на него своё внимание, прекращая говорить. А Сейширо просто подходит ближе, тихо проходя дальше, становясь в шаге от парня напротив и протягивая руку. Рео щурится, когда чужая рука невесомо касается его горячего лба. — Твой папа не обрадуется, если узнает, что ты весь промок, — тихо проговаривает блондин. На его лице ноль эмоций, как всегда, он смотрит в глаза напротив и не понимает, почему они так расширяются. — К тому же, ты можешь заболеть. С фиолетовых волос стекает капля и парень проклинает чёртово кровообращение. Ему хочется сказать нет, что ему необходимо вернуться, он злится, но... блять. — Думаю, я могу остаться у тебя отогреться. Не верит, что сказал это. Наги отходит, проходя к шкафу и беря оттуда новое полотенце. — Но сначала, можешь дать мне сменную одежду? — Держи, — тут же отзывается Наги. Протягивает штаны с тёплым свитером и делает шаг. Рео сверлит его недоверчивым взглядом, пока он подходит. Такой апатичный на вид, пока рука с вещами не находится практически перед носом. — Держи, — повторяет он. Выхватывает предметы и уходит в душевую, закрывая дверь. Включает горячую воду и стоит запрокинув голову, стараясь не думать. В то время как Наги расхаживает по кухне, выкладывает продукты из холодильника и ставит сковородку на плиту. Рео сейчас тут, в его квартире, моется под его душем и он, наверное, невероятно голоден. Парень выкладывает на стол овощи и ему кажется, что всё это так, как и должно быть. Особенно, когда Рео выходит. А Наги просто смотрит. Смотрит, вылизывая каждый открытый миллиметр глазами — слегка открытая шея, лиловый синяк на ней, закатанный до локтя рукав, длинные пальцы. Каждый томный вздох под тёплым свитером. Каждую открытую линию тела. Оно такое идеальное, совершенное до тошноты, поэтому Наги не может сдержать себя. Он подходит к парню и замечает, как щёки того краснеют, накрывает его мокрые волосы полотенцем и слегка ерошит. Фиолетовые пряди под тканью ощущаются не так мягко, но этого достаточно, чтобы прочувствовать их тонкость и утончённость. — Так лучше, — коротко отмечает блондин, разворачиваясь и отходя к столу. — Спасибо, — Рео приподнимает руку ближе к шее, смотрит на фиолетовую прядку и прокручивает кончики у себя на пальце. Он закрывает за собой двери душевой, проходя в кухню, замечая, как вздрагивают чужие плечи. — Не знал, что ты умеешь готовить, — облокачивается на стол и подпирает внутренней частью ладони подбородок, пока блондин достаёт всё нужное. Копошится впереди, когда из его рук выпадают все кухонные принадлежности, а голова ударяется об поверхностные шкафчики, отчего он больно цыкает, а Рео не может удержаться от смеха. Давно такого не было. Таких обычных вечеров. — Я почти никогда не делаю это сам, ограничиваюсь доставкой. Та ещё хлопотность, но мама много работала, поэтому пришлось хоть чему-то научиться. — Ну, когда ты станешь известным футболистом, тебе с этим заморачиваться не придётся. Да и матери твоей... кстати, как там она? Наги резко останавливается, а тело будто замирает в воздухе. — Если не говорить об её новом хахале, то нормально, — спокойно отвечает он. Неловкое молчание. — Извини. — Забей. Больше они не возвращаются к этой теме. Как обычно, когда дело касается семьи Сейширо. Рео смотрит на чужую широкую спину перед собой, затем слышит треск яичной скорлупы и как шипит масло на горячей сковороде. Живот предательски бурчит. Блондин ведёт себя как ни в чём не бывало, а Рео сидит на стуле и чувствует максимальное напряжение между собой и всем происходящим. Как укус на шее побаливает, и как всё это постепенно доходит до абсурда. Сердце бьётся в грудной клетке, чуть ли не выпрыгивает. Наги подходит к нему незамысловато, кладя на стол нож и доску для резки, затем пару помидоров и огурцов. Рео пристально смотрит на него, не понимая, что от него хотят и почему карий взгляд такой ожидающий. — Что это? — Скептически оглядывая парня, спрашивает Микаге. — Нож и досточка, Рео. — Я знаю, что это. Зачем оно мне? — Чтобы резать, Рео. Да тут всё уже абсурдно. Они ещё пару секунд смотрят друг на друга, когда Рео с серьёзным выражением лица наконец-то выпаливает: — Я не буду этого делать. — Почему же? — Выгибает бровь. — Потому что я не умею, Наги. Ну, он видел как это делает рабочий персонал в доме, но чтобы самому... нет, никогда. Рео знает как пользоваться практически всеми столовыми приборами, которые числятся на всех организационных банкетах... этих знаний их использования ему, в принципе, достаточно. К моменту, когда бледные ладони укладываются на стол, а карие глаза пристально смотрят в фиолетовые, проходит и ни доли секунды. — Ну-у, — протягивает Рео. — Я вообще на кухню заходил примерно раза четыре, не больше. — И ты никогда не вставал ночью, чтобы приготовить себе что-то? — Блондин горбит спину, когда касается ручки ножа. Достаточно странный вопрос, особенно, когда задает его такой человек как Наги. — Нет, никогда. Как-то не доводилось. — Я могу научить тебя, — Наги подходит к Рео и останавливается за его спиной, а тот резко замирает, даже практически не дышит, лишь плечи напрягаются сильнее. Руки чешутся от желания притронуться. Тело ломит от желания протянуть руку и провести по мягким волосам, затем по спине, снимая ткань, сжимая её в кулак. — Ты же меня научил играть в футбол. Он может видеть, как волоски на поверхности чужой макушки плавно переплетаются. Но Наги не может. Сейчас не время. Нельзя. Ему нужно это до туманности в разуме, но... запрещено. — Надеюсь, ты не выкинешь ещё одну подобную штуку. — Рео резко оттягивает воротник своей толстовки, показывая синий синяк у себя на шее. Наги уже даже успел забыть, что он сделал в их предыдущую встречу и диалог. Нет, он вспоминал о произошедшем местами, но ему было слишком лень винить себя за все неправильные вещи, совершённые им. Он предпочитает молчать, когда Рео потирает больное место, а после убирая руку вообще, давая Наги возможность приблизить лицо к его уху и плечу. Его томное дыхание замедляется в тот момент, когда рука тянется к чужой, обхватывая тыльную сторону запястья. — Возьми нож, — произносит Наги прямо над ухом, так, что плавный голос опускается до уровня шёпота. Тёплая рука блондина плавным движением проходится по всей части ладони, даже слегка проскальзывает по пальцам — так же невесомо, как касание призрака. — Вот так. Рео чешет нос свободным запястьем, касаясь спиной живота блондина, и он надеется, что мурашки по телу не выдают его смущения. Парень не отрывает взгляда от кучки огурцов и помидоров на доске. — Эй, Рео. — Что? — Почему ты молчишь? Наги задаёт слишком странные вопросы, неестественные его персоне, и это, блять, напрягает. Напрягает настолько сильно, что когда Микаге слышит пониженный голос со спины, его это приводит в дрожь, а слова сами как-то пропадают. Думать сейчас нет никакого смысла. Наги придерживает его руку, а в голове сейчас только один вопрос: — Знаешь, — начинает Рео, — мне всё никак не даёт покоя один вопрос. — Какой? — Непонимающе говорит блондин, отпуская чужую руку. — Что для тебя преданность, Наги? На пару секунд повисла невозмутимая тишина. Наги тяжело вздыхает, так же, как когда они ещё были вместе, или когда Рео опять начинал задвигать ему оды о величайшей любви. С этих разговоров, по классике жанра, всё и катится к чертям. — Режь салат, Рео. И тут дело не в том, что он не хочет отвечать. Он не знает как. — Нет, Наги, ты не понимаешь, — парень встаёт со стула, отчего блондин делает пару шагов назад, и когда Рео смотрит на него блуждающим взглядом, его руки всё ещё держат чёртовы помидоры. — Вот, казалось бы, такая вроде мелочь, но такая важная! Преданность — это важно, Наги. Это же не от слова предательство, да? Но они похожи, невероятно похожи. Да. Возможно. Может быть. Отстань. — Наверное, — вкрадчиво отвечает блондин. — Только вдумайся! Вот послушай, например: я всю жизнь любил и отдавал всего себя футболу, но вот я прошёлся мимо баскетбольной площадки и мне до ужаса захотелось играть в баскетбол. Мне нужно в него играть? — Наверное, — отвечает Сейширо. Ему кажется, что всё это слишком геморно, слишком хлопотно и непонятно, что нужно поскорее закончить с грёбаным салатом и лечь на кровать, посмотреть чё-нибудь, потому что он сильно устал. Он не думает о раненных чувствах футбола, потому что чувства обычного мяча, который пинают по полю, никогда не будут учитываться, потому что это — ничто. Не потому, что это не просто игра и не просто любовь, а потому что это не слишком нормально, вроде как. — Это же тоже своего рода предательство. Но, если говорить по факту, то, ну, ты же по-прежнему любишь футбол и играешь время от времени, просто сейчас тебе захотелось чего-нибудь нового. Да? — Да. — Нет. Ты не передан футболу, если идёшь и играешь во что-то другое — это проще простого. — К чему ты клонишь, Рео? И режь уже долбанный салат. — А знаешь, из-за чего так происходит? — Наги смотрит на парня перед ним так внимательно, что кажется, будто он вот-вот прожжёт в нём дыру. Нож Рео перерезает помидор на несколько частей, и на доску вытекает красный сок. Блондин ожидает, когда Рео наконец-то скажет "из-за чего", и тогда начинает уже заинтересованно наблюдать как помидор режется на неровные дольки. — Да потому что игре преданны только истинные игроки. Такие как Исаги. А вот мы нет. Потому что преданность не должна перерастать в нечто за гранью, понимаешь? То есть, ладно, просто... забудь, окей? Ты не понимаешь — и я не понимаю. Играем в футбол дальше. — Ты хочешь сказать, что потерял желание играть? Нож на секунду повис в его руке, а время, казалось, застыло — Рео задумывается и не даёт своему сердцу сдать назад, — а затем поднимает взгляд, смотря уже на блондина. — Нет, я хочу сказать, что забудь о том, что я наговорил. Минутный порыв, не бери в голову. Наги устало опирается на столешницу. Видно, как его всё это доконало. — Если ты о том, что произошло на втором этапе, то я думал, что мы уже давно прошли и забыли это. — Мы забыли? Мне показалось, тебя это вообще никак не волновало. — Вот именно, Рео. Тебе показалось. Дорезай уже салат. Какая же это, всё же, морока. Они доготавливают, ужинают вместе, самым лёгким, что можно было только придумать — простая яичница с тостами, салатом и холодным пивом, но Наги уже выглядел так, будто наготовил на все голодные рты синей тюрьмы. Дождь так и не прекращал идти, а вечером, ближе к девяти, на центральном канале показывали футбол. Они смотрят его молча, никто не думает о преданности или предательстве, или о великой любви, даже об обиженных чувствах несчастного футбола, потому что никто не виноват, что большинству нравится именно баскетбол, или волейбол, ну или что-то совершенно другое. Всем плевать на чувства. Все просто смотрят телик, ужинают, пьют пиво и надеются, что те мысли, которые больше всего гложут душу, больше не потревожат их. И так по кругу. — Почему ты завёл этот разговор? — Ни с того ни с сего вдруг сбрело в голову спросить это Наги, потому что всё это ему ой как не нравилось. — О чём ты? — Непонимающе смотрит парень, но он забавно приподнимает брови, когда до него доходит. — А, об этом. Я же сказал, забудь. — Ты недоговариваешь. И опять это идиотская привычка Наги — видеть всё перед ним насквозь. Когда-нибудь это закончится. — Наги, я сказал забудь, — и сколько раз ему ещё нужно повторить, чтобы от него отъебались. Сам виноват, язык за зубами держать покрепче нужно. Сейширо смотрит на него непрерывно, и вдруг до него доходит. — Всё дело в твоём отце, так ведь? Рео сцепляет зубы. Сердце пропустило удар так, что боль отдавалась в груди. Сколько раз он слышал этот вопрос, столько же раз он загонял его в тупик. В глухой и тёмный угол. — Он опять пытался навязать тебе ценность работы в компании? Рео просто сидит и дышит. Но тут его срывает с тормозов: — Он запретил мне играть в футбол. Пытался втюлить Эго бабки за моё исключение из основного состава, а потом вообще закрыть для меня любую возможность продолжить играть дальше. Естественно, этот очкарик отказался. Нужно будет ему сказать спасибо за это. И эти слова завязывают в районе горла петлю. Блондин никогда не сожалеет, но когда он видит, как внутри парня перед ним происходит апокалипсис, начинает жалеть, что спросил. Наги так больно ощущает, как он меняется рядом с Рео. Здесь настолько сложно вникнуть в проблему, что он даже становится обескуражен, его карие глаза выпучились от удивления и непонимания. Ну да, куда ему понимать чувства Рео, его отца и их семьи в целом. От него никогда ничего не ожидали, даже мать собственная бросила. — Знаешь, — продолжает Рео, когда его нервы уже не выдерживают, а Наги так смотрит, будто душа сейчас разорвётся. — Я так это всё ненавижу, — рычит он сквозь зубы. Наги смотрит на него не моргая. — Если хочешь что-то сказать, то говори. Будто это чем-то поможет. Дыхание вновь перехватывает, сердце пропускает удар и возникает мысль: "может, у него сердечный приступ?" — Я не хочу тебе что-либо говорить, для чего это всё? Зачем я вообще сюда пришёл? Наги делает шаг вперед, будто ничего не слышит. Оказывается так близко, что носа касается запах черники. — Можешь даже удрать, — добавляет шёпотом, который оглушает. У Рео буквально разрывается сознание, потому всё это так заебало. Особенно, когда Наги протягивает руку и зарывается пальцами в фиолетовые волосы. Эти чувства не приносят боль, они приносят страх. — Скажи это. Рео немного наклоняет голову и закрывает глаза, когда нос ощущает запах горячей кожи. Так близко, что если покачнуться вперёд, то губы дотронутся до границы свитера и шеи. Если покачнуться вперёд, он точно умрёт от разрыва собственного сердца. Это разорвёт его на куски. И так хочется ответить. Я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты прекратил играть со мной в эти тупые игры, правила которых существуют всегда только для меня, и никогда для тебя. Я хочу, чтобы твои глаза смотрели исключительно на меня, а не на какого-то там Исаги, или тех, кто круче. Я хочу, чтобы у нас всё было по-настоящему, чтобы мы были настоящими. Чтобы нахождение рядом с тобой не забирало у меня столько сил. Я хочу обнимать кого-то, не думая о тебе. Хочу, блять, быть счастливым. — Ненавижу людей, которые решают в моей жизни всё за меня и имеют её так, как хотят сами! Вертят, блять, моей жизнью, будто она принадлежит им и только им. Будто всё им позволено и только они решают как всё будет. Откуда ты вообще взялся? Почему именно ты? Сейширо очень пристально на него смотрит, а когда чужие губы приоткрываются, чтобы наконец-то сделать вдох, он протягивает руку, обхватывает его затылок и прижимается губами к дрожащим губам напротив. Тишина. Казалось, даже капли дождя прекратили барабанить по стёклам. Сердце в грудной клетке невероятно колотится, ему даже кажется, что оно вот-вот выпрыгнет. Бешено отдаёт каждым ударом в голове, отчего разум туманится. Первое желание — придвинуть к себе ближе, потому что чувство ностальгии вспыхивает моментально. Это перерывает всё остальное, обостряет существенное, среди которого — уму непостижимое недоступное право на существование — вцепиться в чужую толстовку ногтями и не отпускать до того момента, пока воздух в легких не закончится, причинить боль. Губами, укусами, даже поцелуями — но показать. Показать, что Рео тоже можно делать больно другим, что он тоже может. Делать больно так же, как это делает Наги. Будто это совершенно нормально. Зависеть от кого-то. Но сейчас единственное, что возможно — касаться чужих щёк, губ и тела. И он точно будет проклинать себя за это, но сейчас хочет отдаться порыву. Только жмурит глаза и приоткрывает губы, желая продолжить дьявольское удовольствие. Наги обхватывает его челюсть горячими руками, поглаживает щёки, а когда Рео наконец-то позволяет чужому языку проскользнуть внутрь, ловит из приоткрытых уст стон, и это так приятно, что по спине проходится невесомая дрожь. Всего пару мгновений, блондин чувствует как его больно пихают в плечо. И это возвращает его туда, где всё начиналось с самого начала. Отпихивают так резко, что он ударяется ногой об край дивана. У Рео всё лицо красное, рваное дыхание и частичный шок. Но сердце слишком быстро бьётся, чтобы ощущать хоть что-то. Он скрывается с места ещё до того, как Наги успевает прийти в себя, и даже не оглядываясь выбегает с квартиры, не закрывая за собой двери. Выбегает в домашних тапочках Сейширо, а его топота не слышно из-за стука дождя. Боже. А Наги просто стоит и тяжело дышит, такой же красный до самых кончиков ушей. Облизывает пересохшие губы, смотрит на открытую дверь и приседает, обнимая себя руками. Приподнимает руку и большим пальцем проводит по губам. Внутри всё сжимается, будто завязанный узел. И остается один вопрос: что это, нахуй, было? Отправленные 22:07 Кому: Рео ты забрал мои тапочки. Отправленные 23:22 Кому: Рео ты добрался домой? В следующий понедельник Рео не приходит на тренировки. Он не отвечает на сообщения и звонки, и Наги ограничивается только той новостью, которую поспешил озвучить Чигири, сказав, что Рео заболел и ближайшую неделю его не будет. Всё-таки не стоило ему тогда так спешить. Вот они, последствия поспешных действий, которые появляются после необдуманных решений. Опять. Микаге появляется в тот период, когда Наги понимает — у него получилось. Потому что в поле зрения мелькает фиолетовая макушка, и когда мозги понимают, что она направляется именно к нему, Сейширо задерживает дыхание на пару секунд. Стоит немного сгорбившись, будто совершенно не понимает в чём дело и остро воззрился на своего визави, на щеках которого выступил румянец. — Прости, что тогда ушёл в твоих вещах, — Рео протягивает красивый пакет с наверняка аккуратно уложенными вещами. Пытается отводить взгляд, но под прицелом карих это сделать не удаётся, поэтому, переборов свою неловкость, парень с поддельной уверенностью устремился в чужие глаза. — Вот. Наги стоит ещё пару секунд молча. — Эм-м, держи, — повторяет Рео и по нему видно, как сильно он хотел избежать этой встречи. Наги опять-таки молча берёт из чужой руки пакет, всё также не прерывая зрительного контакта. — Рео, — начинает блондин, касаясь рукой затылка, и, слегка ероша волосы, опускает глаза в пол. — Я тоже должен извиниться за то, что поцеловал тебя тогда. Они стоят сейчас в пустой раздевалке, все остальные ребята сейчас на поле, и Рео искренне рад, что никто не слышит это странное извинение. Поточу что ему самому хочется пойти и сброситься с крыши грёбаной тюрьмы. — И? — Он ожидающе поднимает бровь. — Но не буду, ведь это будет значить, что я жалею о содеянном. А это не так. Парень сокращает расстояние, становясь на шаг ближе. — А, я понял. Тебе просто лень сожалеть, — Рео закатывает глаза, но теряется, когда спина опять касается холодных стен, а чужое тело совсем рядом. — Нет, я сожалею лишь о том, что не углубил поцелуй и не продолжил. Его голос становится непроизвольно ниже, и это доводит до мурашек по всему телу, поэтому Рео выставляет перед собой две руки, якобы имитируя стену между ними, но это не помогает. — Ты хочешь сказать, что набрасываться на людей с поцелуями для тебя нормально? — Не на всех людей, Рео. Только на тех, кто принадлежит мне. — Если ты забыл уже, то я тебе напомню: мы расстались. Освежи память, чувак. Ты сам меня бросил. Как ты там тогда сказал: "нам нужно сделать перерыв", или, нет... дай вспомнить... а, вот! "Ты тянешь меня назад". А я уже и совсем забыл! Блондин так спокоен, а Рео, как идиот, ей богу, повышает голос, обижается, находится в полном непонимании. У него пекут губы и голова болит от всего сюра, который происходит. Сердце бьётся в грудной клетке и чуть ли не выпрыгивает. Будто всё возвращается в былое русло. Почему он ведёт себя, будто ему всё позволено? — Ты знаешь, почему я это сделал, — так же холодно продолжает парень. — Да, и мне плевать, поэтому забудем об этом. — Я хочу вернуть наши отношения, — выпаливает Наги. — Желаю удачи, — на выдохе проговаривает Рео, плотнее прижимаясь к стене и подождав пару секунд, озвучивает: — И как ты планируешь это сделать? — Пошли на свидание. Рео кажется, что его пульс подскочил, а сознание теряет оставшиеся элементы здравомыслия. Ему хочется пропасть. Буквально. Скрыться от этих совиных глаз. — Нет. Закрыли тему. — Когда мы встречались, мы никогда не ходили на свидания. Не ходили, потому что тебе было лень, а инициатором всегда был я. — Наги, я сказал нет. Пора идти, тренировка давно началась. — Рео хочет отодвинуть его и пройти, но вместо этого чужая тяжелая рука впечатывается в стену, не давая ему уйти. — Пусти меня. — Не пущу, пока ты не скажешь "да". — Отлично, потому что я не скажу. На этом Сейширо ничего не остаётся, кроме как придвинуться всем телом ближе, прижимая парня ещё сильнее к стене. Близко. Настолько близко, что даже тенденция мыслей прекращает нормально работать. Воздух не поступает и всё это становится таким неважным: проблемы, предательства, боль. Рео не хочет признавать себе, но его тело само отвечает на все манипуляции чужих прикосновений. Наги касается чужих плеч и, наклоняя голову, шепчет: — Одно свидание Рео, соглашайся. Нет. Так нельзя. Нельзя вот так вот просто бросать людей, а после приходить обратно и забирать их себе. Это против правил. Но Наги Сейширо не играет по правилам — ему лень. Он действует по ситуации. И это ещё одна причина любить его. — Только одно. — Только одно, — повторяет Наги. Возможно, Рео возненавидит себя за это — а он возненавидит. Опять. Но это будет когда-то потом, потому что его никто никогда не учил, что в любви — как на войне, не поддавайся даже на самые искушаемые действия. Ну или потому, что они просто Наги и Рео. Люди, встретившиеся однажды на лестничной клетке. Наги наконец-то отодвигает руку, давая проход, но Микаге не спешит уходить, нет. Он так же трепетно смотрит в глаза напротив, а когда время уже достигает тридцати секунд молчания, то он отворачивает голову и уходит, напоследок небрежно кидая полотенце в лицо блондину со словами: — Херов манипулятор. Блондин ничего не отвечает, его лицо прикрыто полотенцем, так же как и приподнятые уголки губ. Наги не раздражается — уже нет. Они идут на свидание, на котором неловкость распирает со всех щелей, примерно так же, как когда Рео впервые самостоятельно приблизился к нему, чтобы обнять. Болтают о всякой дребедени, а Наги опять ноет как он сильно устал и хочет зайти в компьютерный клуб погонять в игры. Всё как раньше и от этого даже немного неудобно, потому что как раньше уже никогда не будет. Отсиживаются там несколько часов, а потом ступают домой, вместе, к Наги, разбавляя воздух приятной беседой. Готовят вместе ужин, ну, точнее Рео пытается что-то сварганить, но это получается у него из рук вон плохо, а блондин сидит за столом и смотрит, говоря, что и как делать. Он устал, а вид бегающего по кухне парня успокаивает. Потому что да — смирение приходит, и оно приходит тогда, когда рядом любимый человек. Грязная посуда на столе и включённая навесная лампа. Аромат еды смешался с запахом черники и мяты и это не может не радовать. Они сидят и смотрят фильм, впервые действительно смотрят. Наги облокачивается на чужое плечо и всё это похоже на завершение какой-то пидорской манги — да кто его знает? И... ещё. Это важно. Особенно когда Рео поправляет испачканную в крошках от печенья одежду Наги и как-то по-особенному всматривается в его глаза, будто в замешательстве, делает он правильный выбор или нет. Нет, неправильный. Но ничего. Ничего страшного.