Одержимость

— Я любил Сару, он любил Оливию, у каждого из нас было по половине жизни, и нам этого вполне хватало, но не им. Я говорю это с великой скорбью на устах. Нет ничего более изматывающего и навязчивого, чем ненависть. Она заставляет тебя мысль на два шага вперед, она вскрывает все твои пороки, выстраивая их рядком и тыкая тебя в них носом. Время, потраченное на ненависть, никогда не вернуть, оно кануло в лету. Я понимаю, что ненавижу Роберта, но не как в ее начале. А скорее с усталостью, что разрывает меня на части. Меня подломила смерть брата, которому я мог доверить все, как самому себе. Мы были частью одного обмана долгие годы, не могли друг без друга обойтись в нашей карьере. Я сожалею обо всем. Лучше бы мы никогда не связывали себя со сценой. Уходя и смотря на Роберта, хотя я не знаю, какой это именно Роберт, так как заметил тысячи емкостей с мертвыми телами его самого, думаю о том, что этот человек пожрал сам себя. Он так упивался ненавистью, что готов был пожертвовать ради нее жизнью. Он умирает в муках, потому что ему не удалось меня разгадать. Сломить, может быть, но никак не убить, как он мечтал все это время. Я знаю, что ради дочери я не стану предаваться скорби больше положенного, но след этой всепоглощающей ненависти останется на мне навсегда. Куда бы я ни пошел, что бы я ни делал, я всегда буду вспоминать Великого Дантона и то, как мы с братом пытались его уничтожить. Для меня впервые с выстрелом не имеет значения ненависть, которая подталкивала меня на поступки все это время. Об этом никто не узнает, я верю в это, но есть то, что у меня отняли раз и навсегда — это мой брат. Моя половина жизни. Я не остался целым.