Часть 1
24 февраля 2023 г. в 11:23
Когда было подтверждено, что Тэхён будет в составе дебютной группы, он сразу же столкнулся со столкновением двух разных, противоречивых эмоций. Гордость, что в полне ожидаемо, и мысль вроде: 'Я это сделал, я смог' но в то же время в странном маленьком заднем мозгу, состоящем не более чем из вспышек ощущений и бессловесного крика, возникло недоверие и что-то покалывало в уголках глаз — какое-то облегчение, которое нахлынуло так быстро и головокружительно, что его колени временно подкосились.
В этот момент аккуратные маленькие отсеки, в которые Тэхён сортировал свои эмоции, превратились в неисправимые руины, и ему пришлось нырнуть в ближайшую подсобку, чтобы уродливо реветь целых пять минут. Конечно, с логической точки зрения, то, что он попал в группу не было так уж неожиданно — последние несколько месяцев он постоянно поднимался в рейтинге трейни и видел оценивающие взгляды высшего руководства в коридорах, легкие кивки и тихие «хорошо поработал» каждый раз, когда они сталкивались с ним после танцевальной практики.
Но Тэхён всегда был почти болезненно приземленным, от чего трудно избавиться, ведь он всего лишь шестнадцатилетний подросток, обнаруживший, что все его мечты действительно сбываются. Он собирался стать айдолом, настоящим певцом, знаменитостью и артистом. Возможно, это было не так уж странно, что он вообще не задумывался о дебютной команде — он увидел свое имя на доске, и все системы тут же отключились
Его трудно было довести до слез так как он никогда не был особо сентиментальным, но когда он присел на корточки в темноте заплесневелого чулана, он почувствовал, как ни странно, как будто он трещит по швам живая оболочка трещит от глубоких вздохов и жжения в легких. Он спрятал лицо в ладонях и зарыдал, но не от печали и даже не от настоящей радости, это просто излияние ошеломляющего облегчения от того, что каждый жизненный выбор, который он когда-либо делал, внезапно подтвердился.
Потребовалось несколько долгих минут, чтобы его дыхание выровнялось, сопли перестали течь. Даже без активного плача его глаза болели, а рот казался неприятным и чрезмерно скользким от слизи. Было неловко так сильно потерять самообладание — его единственным утешением было то, что у него хватило здравого смысла сделать это в одиночку, в смутно знакомом грязном чулане, а не перед генеральным директором, как это сделал Ёнджун.
Тэхен знал, что он должен выйти, что он не должен сидеть на попе ровно на полу и, скорее всего, покрывать свои любимые джинсы неприятным слоем пыли, но реальность всего этого была такова, что если бы он попытался встать, его ноги вероятно, подвели бы его. Словно многомесячный адреналин вылился во что-то расшатанное и дрожащее, и даже когда он поднял руки, чтобы отрывисто вытереть тыльной стороной ладони нос, они дрожали.
Он откинул голову назад к стене и закрыл глаза, тихо ругаясь себе под нос. Он не знал, что делать — должен был позвонить маме, отпраздновать это большим изысканным ужином? Вероятно, он должен хотя бы поговорить с остальными подтвержденными участниками группы. Он был уверен, что Кай (или, ну, теперь это был Хюнинкай, не так ли?) сможет показать ему наиболее подходящую для этого случая реакцию. Восторженную, скорее всего. И с громким криком.
Однако в данный момент все, чего действительно хотел Тэхён, — это сидеть в этой темной, тесной каморке целую вечность, существуя в тихом хрипе его дыхания, в смутных вибрациях пола под ним из далекой тренировочной комнаты. . Он сжал руки в кулаки, чувствуя неровный пульс на кончиках пальцев. Внезапно — в момент причудливой ясности — он почувствовал себя поразительно жалким. Маленькое, напуганное нечто. Он вдохнул. Задержал дыхание. Раз, два. Выдох.
Он выпрямился и открыл глаза. Комната была почти полностью темной, освещенной только щелью приоткрытой двери. Тэхён смотрел, не мигая, на этот тонкий желтый свет и чувствовал, как его тело успокоилось, когда дрожь утихла. Он не хотел выходить из чулана, думал, что если он это сделает, то ему придется стать Тэхёном-дебютантом с каким-то надуманным профессионализмом, который он еще не полностью осознал.
В кармане зазвонил телефон, а когда он вынул его, его свет временно ослепил его.
Это было простое: где ты??? от Кая, за которым следует наклейка с растерянным мультяшным кроликом.
Тэхён не ответил, вместо этого снова сунул телефон в карман и уткнулся лицом в колени, чтобы дышать. Воздух был густым и спертым и пах неудачной смесью затхлости и хлорной извести. Именно тогда дверь со скрипом открылась, внезапный поток резкого света из коридора на секунду ослепил его глаза, а головная боль усиоилась еще сильнее. Тэхён покосился на незваного гостя, силуэт которого был обведен белым.
После долгой затянувшейся паузы: «Чувак», — сказал Чхве Бомгю.
— Чувак, — эхом отозвался Тэхён, и ему тут же захотелось сжаться в комок и умереть.
Его глаза привыкли, и он увидел плохо скрываемое любопытство Бомгю, блеск его белых зубов. Его темно-каштановые волосы были стянуты милой тканевой повязкой на голове, он выглядел как человек, который собирался умыться и лечь спать, а не как кто-то, кто должен был дежурить на работе. Какая-то часть Тэхёна прекрасно знала, что Бомгю также был выбран в финальном составе, но он также не был уверен, как к этому относиться. Он и Бомгю хорошо ладили, потому что Тэхён хорошо ладил с каждым стажером, но правда в том, что они никогда не были так близки, хотя и виделись каждый день.
Бомгю был экстравертом, который держал людей на расстоянии вытянутой руки, которому каким-то образом удавалось намеренно болтать и рассказывать слишком много, но это все равно означало, что Тэхён понятия не имел, что о нем думать. Тем не менее, Тэхён почувствовал облегчение, что это именно Бомгю нашел его, а не Кай и даже не Субин.
— Подвинься, — довольно легко сказал Бомгю, сделав движение рукой в сторону, прежде чем закрыть за собой дверь, так что они снова погрузились во тьму. Он не спросил, в порядке ли Тэхён, даже не повернулся, чтобы осмотреть его раскрасневшееся лицо и мокрый нос. Он молча сидел рядом с Тэхёном, напевая себе под нос что-то знакомое. Они были прижаты друг к другу плечами к бедрами и лодыжками и было тихо.
— Мы смогли — наконец сказал Тэхён с придыханием.
— Ага, — пробормотал Бомгю. — Мы смогли.
Если бы Тэхёна попросили указать на какой-то один единственный случай, любую явную деталь, из-за которой все и началось… может быть, он скорее всего указал бы на этот самый момент, когда они вместе сидели в темноте — соприкасаясь плечами, бедрами и лодыжками с Чхве Бомгю и его глупой тканевой повязкой на голове — вот тут-то все и начинается.
II
Три часа ночи, и Тэхён не может заснуть.
Он никогда не страдал бессонницей, он из тех людей, которые обычно засыпают в тот момент, когда их голова касается подушки, но сейчас он лежит на спине, уставившись в потолок и пытаясь не обращать внимания на тиканье часов на его правом запястье. И дело не в том, что он чувствует себя особенно взволнованным — на самом деле ничто н удерживает его ото сна, просто по какой-то причине он не может заснуть.
В конце концов, когда Тэхён пересчитал свою двести пятьдесят шестую овцу, он вздыхает и садится.
Деревянные полы под его босыми ногами холодные и в общежитии тихо. Он ненадолго думает о том, чтобы перекусить несколькими мандаринами, но за последние несколько дней он съел так много мандаринов, что он, честно говоря, немного устал от них. Он сдерживает зевок, проводя рукой по лицу, по волосам (которые, если быть до конца честным, немного сухие и жесткие).
Он обнаруживает, что проснулся не он один, увидев сгорбленную фигуру у подножия дивана в гостиной, с гитарой, лежащей сбоку.
Лицо Бомгю залито бледно-голубым свечением его телефона, и он, не мигая, смотрит на то, что выглядит как его фанкам с их дебютной сцены. Он свернулся клубочком, колени подтянуты к груди, а ноготь большого пальца левой руки сосредоточенно прижат к нижней губе.
— Не можешь уснуть? — немного сухо спрашивает Тэхён, подходя и садясь рядом с ним. Бомгю смотрит на него, прежде чем вернуться к телефону.
— Ага, — говорит он, и его голос становится грубым, как наждачная бумага. — А ты?
— Очевидно, нет.
— Очевидно, — фыркает Бомгю, а затем снова игнорирует Тэхёна. Ночью Бомгю другой — из-за постоянной бессонницы — тихий и странно задумчивый, и более склонный к резкому отстранению, которое раздражает при дневном свете, но почему-то нормально в темноте. Тэхён доволен тем, что сидит рядом с ним, смотрит не на фанкам, а на Бомгю, разрез его профиля, его прямой нос. Его длинные ресницы, свет, отражающийся в его глазах.
— Ты пялишься, — говорит Бомгю, даже не взглянув на Тэхёна. — Может, тебе лучше сфоткать, так будет удобнее.
— Не льсти себе, — возражает Тэхён, но улыбается, потому что, к сожалению, ужасно несмешной Бомгю воздействует на него.
— Я не согласен, — говорит Бомгю, а затем нажимает на следующее видео, которое является фанкамом Субина. Субин в этой плиссированной полуюбке для их выступления Can't You See Me, нелепый стиль, из-за которого они бесконечно дразнили его, но Тэхён втайне думает, что это очень, очень ему подходит.
— Твой нарциссизм невероятен, — невозмутимо говорит Тэхён, но чувствует, как его глаза весело прищурились.
— Все во мне невероятно, — тянет Бомгю и откидывает голову назад, чтобы отдохнуть на сиденье дивана, наконец, поворачиваясь, чтобы встретить выжидающий взгляд Тэхёна. Его глаза полуприкрыты, длинные ресницы и темные круги под глазами, и он улыбается. Он выглядит уставшим, но довольным. Им самим или Тэхёном вообще непонятно.
— Продолжай убеждать себя в этом, — усмехается Тэхён, потому что он обязан хотя бы попытаться сдержать эго Бомгю. — Почему ты не можешь уснуть?
Бомгю неопределенно указывает на брошенную гитару, тонкие пальцы скользят по струнам с нежностью, на которую больно смотреть. — Мелодия застряла у меня в голове, и я хотел ее разобрать. Стало скучно на полпути. — Он изгибает бровь, глядя на Тэхёна; невербальное: а ты?
— Не знаю, — пожимает плечами Тэхён, дергая выбившуюся нить на краю своих шорт. — Просто… не мог уснуть.
Тэхён замолкает.
Не похоже, чтобы Бомгю был готов продолжать разговор, он возвратился к своему телефону и нажимая на следующее видео, которое является фанкамом Тэхёна в Puma. Редко Тэхен чувствует себя неловко рядом с кем-то из участников, но почему-то здесь, сидя рядом с Бомгю в темноте, слова застревают у него в горле, тяжелые и неудобные на языке.
Он смотрит на Бомгю, на его спутанные волосы и темные брови, на незатейливый пирсинг правого уха. Что-то вздувается внизу живота, ужасное парящее чувство, темная, бурлящая масса чего-то безымянного и совершенно незнакомого. Тэхён смотрит в сторону.
— Думаю, я иду спать, — говорит он и сглатывает, его тупые ногти оставляют серповидные следы на мясистых частях ладоней. — Спокойной ночи, хён.
— Хорошо, — говорит Бомгю и небрежно машет рукой в его сторону. — Спокойной ночи.
Тэхён возвращается в свою с Каем комнату и совсем не спит.
III
— Ну дай мне переписать твою домашнюю работу, — ноет Бомгю, а затем дуется на Тэхёна, как будто он самый отвратительный подарок от Бога человечеству. Их везут в школу из компании, а Кай уже полностью заснул на пассажирском сиденье, в уголках его губ застыли слюни.
— Нет, — Тэхён прячет лицо в шарфе и решительно закрывает глаза. Сейчас шесть часов утра, и ему очень не хочется думать о том, что он проведет следующие восемь или около того часов, сгорбившись за письменным столом. Они уже накопили слишком много отсутствий — он, Кай и Бомгю, — чтобы они могли пропустить еще несколько дней с чистой совестью. — Я хочу поспать.
— Тэхён, меня буквально выгонят из школы!
— Тогда пусть выгонят, — бормочет Тэхён.
— Угу, — жалуется Бомгю, а затем слабо тянет Тэхёна за рукав. — Где уважение? Я твой хён, ты должен относиться ко мне хорошо! Ты серьезно не можешь позволить мне вот так потерпеть неудачу.
— Я могу и я буду. Надо было подумать об этом, прежде чем не делать домашнюю работу, хён, — растягивает слова Тэхён. Он абсолютно не упоминает, что его собственная домашняя работа тоже далеко не закончена. Он рабочий человек и меньше всего его заботит выяснение того, какая интерпретация стихотворения наиболее душераздирающая.
Бомгю фыркает и агрессивно откидывается на свое место, и Тэхёну кажется, что он слышит, как их водитель смеется над ними.
Не то чтобы Бомгю был плохим учеником — ладно, нет, это ложь, он определенно такой. На самом деле все они довольно посредственные ученики, просто потому, что отдают предпочтение своей карьере над повседневным монотонным выполнением чего-то вроде домашней работы по химии. Хотя это не похоже на неисправимость Бомгю или что-то в этом роде — его концентрация в любом случае сосредоточена на практических искусствах, которым он помимо требований стандартов образования, действительно прикладывает немало усилий. Тэхён, вероятно, единственный, кто все еще пытается по остальным предметам, поэтому он всегда обращается за помощью с домашним заданием, хотя в лучшем случае у него очень слабое понимание материала.
— После школы, — говорит Бомгю, поворачиваясь к Тэхёну после того, как их высадили у главного входа.
— Что?
— После школы, — продолжает Бомгю, как будто Тэхён вообще ничего не говорил, — пойдем в студию.
Тэхён косится на него. — Но мы сегодня не работаем.
— Мне нужно твое мнение о песне, — говорит Бомгю, уже поворачиваясь в сторону свого класса этажом выше класса Тэхёна.
— Почему я? — спрашивает Тэхён, но Бомгю лишь усмехается, восторженно показывая ему большой палец вверх.
При этих словах Тэхён беспомощно смотрит на Кая, который пожимает плечами.
— Может быть, он хочет, чтобы ему дали фидбэк, — предполагает Кай. — Например, с тем душераздирающим взглядом, который ты иногда бросаешь на нас.
— Какой взгляд? — требует Тэхён.
— О, знаешь, — говорит Кай, — тот самый, — а затем оставляет Тэхёна стоять у входа в одиночестве, чувствуя себя явно не в своей тарелке от желания вырвать себе волосы из головы.
К сожалению, Тэхёна хронически слишком много думает — на самом деле это профессиональный риск — и поэтому он проводит весь первый и второй урок, думая о загадочном приглашении Бомгю. Дело не в том, что он не знает, что Бомгю в последнее время много сочиняет, просто обычно он вообще ничего из этого не показывает Тэхёну — кроме того, Бомгю никогда особо не заботило мнение Тэхёна, если не считать обычного наблюдения за ним во время их выступления.
— О чем ты думаешь? — спрашивает мальчик, который сидит рядом с ним в классе и чье имя Тэхён к сожалению забыл.
-О работе, — говорит он, ложь.
— О, — говорит мальчик и сплетает пальцы. — Это довольно круто, да, что ты уже дебютировал и все еще идешь в школу.
— Наверно.
На самом деле это не очень круто, но Тэхён пообещал своей маме, что он по крайней мере закончит учебу, когда она взяла его за руки и умоляла его хотя бы получить аттестат о среднем образовании. На всякий случай, сказала она, и это задело, что это подразумевает отсутствие веры, вот только Тэхён знал, что она права.
Он безмолвно думает весь обед, третий, четвертый и пятый уроки, и к тому времени, когда уроки закончились, Бомгю уже ждет возле класса Тэхёна и болтает с двумя девчонками. Он выглядит красивым и дружелюбным, как всегда, небрежным и небрежным в том, как он прислоняется к стене и разговаривает руками.
— Где Кай? — первым делом спрашивает Тэхён, и Бомгю поднимает на него брови, отталкиваясь от стены и тыкая Тэхёна в щеку, где у него ямочка.
— Ну, и тебе привет, придурок, — лукаво говорит он, прежде чем расплыться в самодовольной ухмылке. — Его мама забрала его; у него семейный ужин.
— Хорошо, — говорит Тэхён и избегает широко раскрытых глаз двух девушек, стоящих рядом с Бомгю. — Мы идем сейчас?
Бомгю кивает. — Поедем на автобусе, — говорит он, а затем роется в своем рюкзаке, чтобы вручить Тэхёну бейсболку. — Маскировка, — объясняет он, а затем улыбается, когда Тэхён низко натягивает его на голову.
Прошло много времени с тех пор, как он и Бомгю вместе ездили на автобусе — с момента их дебюта, на самом деле; их компания предпочитает, чтобы они вызывали служебную машину из соображений безопасности, но иногда действительно важны маленькие бунты. В автобусе Тэхён натягивает маску на нос, пока края ее не упираются прямо под нежную кожу его глаз. Бомгю делает то же самое и довольно, улыбаясь, смотрит на Тэхёна, поправляя воротник школьной формы.
Они студенты здесь, все анонимно.
Бомгю бесцельно болтает, играя в какую-то игру на своем телефоне, а Тэхён слушает так внимательно, как только может, бормоча ответы и прислонив голову к плечу Бомгю, чтобы посмотреть, как он играет. Рядом с ним Бомгю плотный и худой, твердый выступ его плеча смягчается только толстой тканью его куртки и униформы. У Бомгю красивые руки, длинные и тонкие, с тонкими пальцами, и Тэхён смотрит на них и думает об их железной хватке вокруг его легких.
— Мы почти у цели, — бормочет Тэхён, сонный и уставший, и Бомгю поворачивается, чтобы посмотреть в окно.
— О, ты прав. Он кладет телефон обратно в карман и сталкивает голову Тэхёна с плеча, чтобы выудить ключ-карту компании из своего рюкзака.
Солнце уже садится, отбрасывая красно-оранжевое сияние на улицу и Бомгю, который выглядит так, как будто он отлит из золота. Тэхён смотрит на него и держит эту мысль при себе, потому что Бомгю не нужно говорить, что он выглядит нереально, как и не нужно говорить, что он забавный.
— У тебя действительно есть песня, чтобы показать мне? — спрашивает Тэхён, когда они вместе идут по коридору и здороваются с персоналом.
— Да, — говорит Бомгю и краем глаза смотрит на него. — Зачем мне врать об этом?
— Обычно ты не показываешь мне песни, которые пишешь.
— Эм, я показываю, о чем, черт возьми, ты говоришь?
— Только после того, как они будут одобрены руководством для производства.
— Что ты хочешь сказать?
— Думаю, ничего. — Тэхён замолкает, угрюмо глядя себе под ноги. Он не знает, почему у него вдруг горят уши, почему он чувствует себя отруганным ребенком.
Когда они вместе слушают песню, Тэхён сидит, а Бомгю с тревогой парит позади него, Тэхён вообще не воспринимает происходящее.
IV
Весь в поту и тяжело дыша, Тэхён падает на спину и смотрит на флуоресцентные лампы потолка репетиционной. Пот стекает по его вискам, на пол, в глаза. Оно горит. Он измотан, пять часов безостановочной танцевальной практики, и они все полумертвые. Субин выглядит так, будто он вот-вот рухнет, а Ёнджун и Кай привыкли сидеть перед вращающимся вентилятором, чтобы попытаться остыть. Бомгю сидит у зеркала, прижавшись щекой к стеклу.
— Мы… — говорит Субин и на мгновение приходит в себя, положив руки на колени. Он весь бледно-зеленый. — На сегодня мы закончили.
— Слава богу, — говорит Кай, а затем использует Ёнджуна в качестве подлокотника, чтобы подняться на ноги, на что Ёнджун издает оскорбленный вскрик. — Вернемся в общежитие.
— Думаю, я останусь, — говорит Бомгю, а затем неуверенно улыбается, когда все поворачиваются, чтобы посмотреть на него. — Я продолжаю лежать в той части после бриджа, думаю, мне просто нужно пройтись по ней несколько раз.
А потом Тэхён подходит и открывает свой большой глупый рот, чтобы ляпнуть: — Я тоже останусь, — как невозможный идиот, которым он и является.
— Ладно, как хочешь, — говорит Субин, сдерживает зевок и осторожно толкает Тэхёна ногой в бок. — Не задерживайся допоздна.
— Не будем, — обещает Тэхён, касаясь пальцем обнаженного выступа лодыжки Субина, а затем демонстративно избегая острого взгляда Бомгю.
А потом наступает тишина, только он и Бомгю, и Тэхён даже не может смотреть на него, не делая никаких движений, чтобы сдвинуться с места, лежа на полу.
— Ты действительно собираешься продолжать тренироваться? — спрашивает Тэхён, не сводя глаз с деревянного пола. Прямо у его носа царапина.
— Очевидно, — фыркает Бомгю. — А иначе зачем бы я остался? — в его голосе есть нить раздражения, недосказанное, 'так какого черта ты здесь? ' застряло между ними, как зажженный фитиль, который только и ждет, чтобы перегореть. Но Тэхён, несмотря на свою сообразительность, язвительное чувство юмора, всегда был пацифистом и трусом.
— Верно, — шепчет он шороху на полу.
Он лежит там, не шевелясь, даже когда Бомгю снова включает музыку, снова и снова повторяя эту часть после бриджа. Тэхён лежит и слушает, как прерывисто дышит Бомгю, слышно даже сквозь стук и нарастание мелодии и баса.
— Почему ты здесь, Тэхён? — говорит Бомгю после примерно тридцати минут все более разочаровывающей практики.
Затем Тэхён поворачивается, чтобы посмотреть на Бомгю, который сгорбился, положив руки на колени. Он может видеть его нос с того места, где лежит, может видеть струйки пота, стекающие по его горлу, мокрую рубашку, прилипшую к груди. Бомгю покраснел и нахмурился, волосы мокрыми завитками прилипли к его вискам.
— Не знаю, — лжет Тэхён.
Бомгю смотрит на Тэхёна, не мигая несколько секунд, затаив дыхание, прежде чем резко повернуться на пятках, чтобы выключить музыку. Тишина нагнетаеь, и Тэхён поворачивается лицом к потолку, щурясь прямо на свет и задаваясь вопросом, может ли он ослепнуть, если будет ли он смотреть достаточно долго. — Бомгю-хён, — говорит он в потолок. — Ты можешь выключить свет?
— Конечно.
Даже когда комната окутана тьмой, Тэхёну все еще кажется, что он видит отголоски этого света, ожог, отпечатавшийся за его закрытыми веками. — Хён, — говорит он, и его голос шепчет мягко, как бумага. — Иди сюда, — он похлопывает по полу рядом с собой, крепко зажмурив глаза. Он слышит звук ходьбы Бомгю, шорох его одежды, когда он вытягивается рядом с Тэхёном. Он слишком далеко, чтобы дотронуться до него, но Тэхёну кажется, что он чувствует исходящее от него тепло.
— Зачем? Бомгю кажется удивленным, и его голос так близок. — Ты собираешься здесь спать?
— Нет, — говорит Тэхён, а затем переворачивается на бок — как подсолнух, поворачивающий свое жаждущее лицо к солнцу, — чтобы посмотреть на Бомгю. — Просто… это мило, — сбивчиво произносит он после неловко долгой паузы.
Бомгю не смотрит на него, его собственные глаза закрыты, рот искривлен во что-то похожее на улыбку. Смотреть на него больно, и Тэхён не знает почему. Он чувствует себя содранным, все его нежные, скрытые части выставлены напоказ самым ужасным образом. Каждый вздох хрипит в его легких из папье-маше; пустые, бессмысленные усилия, которые причиняют боль. Он легкомысленный, незащищенный. Он боится, что Бомгю откроет глаза, чтобы посмотреть на него и увидеть его насквозь, увидеть все кровоточащие, пульсирующие части его тела, которые отбивают заикающийся, жадный ритм.
— Ты очень много работал, — бормочет Тэхён, и кажется неправильным нарушать молчание между ними, но внезапно его наполняет странное отчаяние, чтобы дать Бомгю понять, что он наблюдал, уделял ему так много внимания. Что не имеет значения, если никто другой не заметил, потому что это заметил Тэхён, и…
— Наверное, — задумчиво говорит Бомгю, а затем тоже поворачивается к Тэхёну, открывая свои сверкающие глаза. Его тело изгибается в сторону Тэхёна, и он выглядит болезненно молодым с открытым и бесстрашным выражением лица.
На полу холодно, тишина между ними — непреодолимая стена. Хрупкие, хрипящие легкие Тэхёна замирают, и он чувствует, как раскалывается еще больше, его сердце, поджелудочная железа и кишки вытекают из него сырым, мучительным месивом.
Тэхён не знает, почему он это делает. Просто… Бомгю лежит там, красивый даже в тени репетиционной в полночь; и он смотрит на Тэхёна этими бешеными, непостижимыми глазами. Тишина — неподвижность — почти невыносима. И странно, как Тэхён полностью перестает думать, сводясь лишь к постоянной боли в горле и звону в ушах.
Он наклоняется вперед, чтобы прижаться ртом к губам Бомгю, прежде чем он даже осознает это.
Бомгю совершенно неподвижен под ним, неподвижная статуя с мягкими потрескавшимися губами и пальцами, растопыренными на деревянном полу. Все кончается, не успев начаться, доли секунды адреналина и ужаса, и Тэхен дергается назад, с широко раскрытыми глазами и задыхаясь, с урчанием в животе.
Горло болит, пульсирует чем-то резким и кислым, как страх, как сожаление.
— Я, — выдыхает он и чувствует, будто разваливается на куски прямо перед ошеломленным взглядом Бомгю.
— Что-
— Забудь об этом, — перебивает его Тэхён, панически и на грани визга. Весь воздух быстро покидает комнату, и хотя Тэхён чувствует себя меньше, чем когда-либо, также есть ужасное ощущение, похожее на клаустрофобию — стены смыкаются, легкие сжимаются — которое сжимает его за горло, заставляет его руки трястись, когда он карабкается к себе. ноги. — Серьезно, хён, забудь об этом, — повторяет он, и внезапно ему хочется плакать, что более чем унизительно.
— Тэхён-а, — беспомощно говорит Бомгю, в то время как Тэхён хватает свою сумку и проталкивается мимо двери наружу, в мир флуоресцентных огней, далеко-далеко от Чхве Бомгю.
В
Тэхён, если задуматься, очень, очень хорошо избегает неудобных ситуаций. Он также очень хорошо разбирается в использовании Субина и Кая в качестве живых щитов, а также ведет себя так, как будто все в порядке, даже когда все определенно не так.
Не помогает и то, что каждый раз, когда Бомгю даже пытается установить зрительный контакт с Тэхёном, он отключается, физически не в состоянии выдержать вес его взгляда. Тэхён считает себя достаточно удачливым, что Бомгю не психанул на него, не пнул его по яйцам или что-то в этом роде, но опять же, это Чхве Бомгю, который всегда был более спокойным из них двоих.
Это смущает, и Тэхён абсолютно не может никому об этом говорить. От одной мысли о поцелуе ему хочется умереть. Смерть от стыда, это будет что-то.
Бомгю продолжает смотреть на него и хмуриться, но каждый раз, когда он это делает, Тэхён обязательно склоняет голову, чтобы вообще не смотреть на него. Кроме того, несмотря на то, что Бомгю шумный и иногда надоедливый, он никогда не был напористым типом — никогда не гонялся за кем-то, кто явно не хочет, чтобы его преследовали.
Они проводят целых пять дней без надлежащего разговора — и, что удивительно, несмотря на то, что они работают вместе и видят друг друга каждый день, это не так уж явная помеха. Кай, Субин и Ёнджун — хорошие буферы, и вхождение в курс дела перед возвращением всегда достаточно занято, поэтому сотрудничество, хотя и необходимо, не требует настоящего товарищества.
Может быть, именно такими и будут их отношения — неестественными, ограниченными неудобным профессионализмом, от которого у Тэхёна мурашки по коже. Он даже толком никого не может обвинить, кроме себя в своей недальновидности, в своей внезапной, нехарактерной импульсивности.
Холодная атмосфера держится до субботы — хорошо это или плохо, Тэхён не может сказать, — потому что Бомгю, каким бы терпимым он ни был, определенно никогда не соглашался с тем, чтобы его игнорировали.
Бомгю загоняет его в угол, когда Тэхён ест мандарины над раковиной, сгорбившись, чтобы не разбрызгивать сок повсюду, хотя это не очень удачная попытка. Его пальцы и запястья липкие и скользкие.
— Тэхён-а.
Тэхён сильно вздрагивает, рефлекторно сжимая кулаки. Сок брызжет на его рубашку, и немного чуть не попало ему в глаз. — Блять, — шипит он, а затем в поражении бросает грустную мясистую тушу мандарина в раковину. Он слышит приглушенный звук смеха — Бомгю — и поднимает голову, чтобы мрачно взглянуть на него.
— Тэхён-а, — снова говорит Бомгю, а затем подходит, чтобы открыть кран, обвивая пальцами его запястья, чтобы держать его руки под струей. Его руки прохладные на ощупь, твердые, и Тэхён застыл в неподвижности.
— Что? — он считает маленькой победой то, что его голос даже выходит ровным.
— Ты не можешь игнорировать меня вечно.
— Я не игнорирую тебя, — говорит Тэхён и позволяет Бомгю погрузить руку дальше в поток, вода течет по его предплечьям, — я сейчас с тобой разговариваю, понимаешь?
Тэхён чувствует, как Бомгю закатывает глаза.
— Верно, — говорит Бомгю обманчиво легко, и его хватка почти незаметно сжимает запястье Тэхёна. — Тогда, наверное, я просто представил прошедшую неделю, — его пальцы превратились в тиски, и Тэхён вздрагивает, не в силах вырваться. Если бы он действительно попытался, он, вероятно, смог бы вырваться из хватки Бомгю — на самом деле Бомгю не самый сильный парень из группы — но есть ужасная, любопытная часть его, которая хочет увидеть, к чему Бомгю клонит.
Его руки теперь объективно чистые, но Бомгю держит их там, под проточной водой. Он задумчиво смотрит на их руки, проводя большим пальцем по тонкой коже запястья Тэхёна, на его пульс. Тэхён надеется, что он не почувствует резкого скачка его пульса, когда полностью перестанет дышать.
— Мы зря тратим воду, — слабо говорит Тэхён. ' Нас отругают, если наш счет за воду в этом месяце окажется слишком большим.
Бомгю поворачивается, чтобы посмотреть на него, его рот скривится в насмешливом недоверии. — Это то, о чем ты думаешь?
— Эм-м-м. Ага.
Бомгю резко вдыхает через нос, а затем выдыхает с коротким невеселым выдохом. — - Ты худший.
— Эм-м-м. Ага.
— Скажи «ага» еще раз, и я сломаю тебе мизинец.
Тэхён открывает рот, но передумывает. Бомгю хихикает и закрывает кран.
— Ты же знаешь, что я не сержусь на тебя, верно? — голос Бомгю становится более тихим и торжественным. Его пальцы словно клеймо на запястьях Тэхёна. — Или чего ты боишься.
— Я ничего не боюсь, — лжет Тэхён, а затем выкручивает руки, чтобы вырваться из хватки Бомгю. — Кроме того, я сказал тебе забыть об этом.
— Правильно, потому что это так просто.
— Так и должно быть, — бормочет Тэхён, и у него никогда в жизни не было столько проблем с тем, чтобы встретиться с чьим-то взглядом. — Помогло бы, если бы я сказал тебе, что это ничего не значит?
— Нет, от того, что ты мне лжешь, мне не становится лучше.
Верно.
Тэхён не знает, что сказать, не знает, как посмотреть Бомгю в глаза и сказать ему забыть произошедшее. Точно так же, как он никогда не собирался целовать Бомгю, никогда не собирался в одиночку разрушить то, что могло остаться от их дружбы… Тэхён хороший актер, но он никогда не умел лгать самому себе.
Он думает о том, чтобы вернуться в то время, когда они впервые встретились, когда Бомгю был симпатичным, но нескладным и неуклюжим, как он улыбался и говорил, что мне нравятся твои зубы, со своим ужасно сильным тэгу- акцентом, а Тэхён был в стадии 'Я ничего не чувствовую к нему или к нему'. Он думает о времени до того, как узнал о том, как Бомгю смеется и прыгает на месте, когда взволнован, о том, как Бомгю шумит и раздражает, и каким-то образом остается самым милым человеком, которого Тэхён когда-либо встречал. Он думает о том времени, когда не знал, что Бомгю может поддерживать целые разговоры во сне, что он втайне безнадежный романтик, что он плачет (но клянется, что не плачет) каждый раз, когда смотрит «Короля Льва».
— Я не знаю, чего ты хочешь от меня, — беспомощно говорит Тэхён, чувствуя себя запертым и неудобным из-за того, что его поясница прислонилась к стойке, а Бомгю в двух шагах от него. Бомгю стоит перед ним, их трехсантиметровая разница в росте незначительна из-за того, что Бомгю продолжает пытаться встретиться с ним взглядом. — Я не могу назвать причину. Мне жаль.
— Это ложь, — Бомгю подходит еще ближе, а Тэхён уже загнан в угол, ему некуда бежать, негде спрятаться. Он чувствует себя содранным. — Ты знаешь, что это ложь.
— Что ты имеешь в виду, это ложь? Я не лгу о том, что сожалею, — сердце Тэхёна бьется в горле, и он холодеет от страха, его тошнит.
— Я знаю, что ты не лжешь о том, что сожалеешь, — Бомгю стоит достаточно близко, чтобы Тэхён мог почти сосчитать его ресницы и ясно видеть усталые круги вокруг его глаз. — Но определенно есть причина, по которой ты это сделал. Ты знаешь, что есть.
— Хорошо, — говорит Тэхён и выгибается назад, чтобы создать дополнительную дистанцию между ними. — Отлично. Есть причина. Я просто не хочу об этом говорить. Если ты меня ненавидишь, хочешь ударить меня, что угодно. Сделай это. Что бы это ни было, не мог бы ты просто дать мне немного места?
— Я не собираюсь тебя бить, идиот. И я явно не ненавижу тебя, не перекручивай вещи, — Бомгю такой спокойный, и именно эту его уравновешенную версию Тэхён не узнает, не понимает. — И нет, я не думаю, что дам тебе место, так как в прошлый раз, когда я пытался, ты игнорировал меня в течение недели.
— Я не игнорировал тебя, — слабо протестует Тэхён, — … и это было всего пять дней.
— Боже, Тэхён, мы можем не делать этого снова, — стонет Бомгю, а затем опускает голову и упирается лбом в плечо Тэхёна. Сердце Тэхёна спотыкается и останавливается в груди, побелевшие костяшки пальцев сжимают край кухонной стойки позади него. У Бомгю большая голова, думает он в полубреду. И она чертовски тяжелая.
— Я не знаю, как это исправить, — признается Тэхён, и это смущает, как сжимается его горло, как он никогда не был так напуган в своей жизни. — Прости, хён.
Бомгю поворачивается к нему спиной, и Тэхён задается вопросом, показалась ли ему жалость в его глазах или нет?
— Нечего исправлять, — говорит Бомгю. — Вруби это в свой толстый череп.
— Яне думаю, что из нас двоих это у меня толстый череп, — бормочет Тэхён, не удержавшись от замечания, на что Бомгю усмехается и безжалостно щипает его за бок.
— Ты невозможен, — говорит Бомгю, но теперь он улыбается, и Тэхён не понимает почему. Почему он улыбается? Почему он все еще стоит здесь, в нескольких дюймах от Тэхёна? Почему?
Он тянется, чтобы схватить Бомгю за рукава, сжимаяая пальцами ткань с отчаянием, которое никогда не было для него характерно. — Если ты сейчас же не отступишь, — говорит он, и еле слышная дрожь в его голосе унизительна, она обнажает его самые мягкие, самые слабые и беззащитные его части, — я неправильно пойму.
— Что неправильно поймешь? — Бомгю вообще не двигается, и в его собственном голосе звучит что-то похожее на веселье. — Разве ты не можешь сказать, Кан Тэхён? — Это убивает Тэхёна, быть так близко к нему: — Я здесь, даю тебе явное разрешение.
— Разрешение на что? — Тэхён почти уверен, что последние две минуты не моргал.
— Думаю, разрешение неправильно понять, — улыбка Бомгю легкая, кривая и душераздирающая. — Я говорю, что не возражал против поцелуя. — При этом он резко отстраняется, и с увеличением расстояния Тэхён чувствует, как его сердце бьется под ребрами, вся сила покидает его ноги. Он чувствует себя опустошенным.
— Эм, — говорит Тэхён, но Бомгю уже выходит из комнаты. — Что?
— Я сказал то, что сказал, — напевно кричит Бомгю и почти пренебрежительно поднимает руку, уходя.
— Чхве Бомгю, вернись сюда — ты не такой крутой, как думаешь!
~
После ухода, Бомгю начинает избегать Тэхёна, как будто он не просто изменил все в голове Тэхёна. Не так полуокаменело, как Тэхён, а почти дразняще, танцуя вне досягаемости Тэхёна каждый раз, когда они вместе в одной комнате — одностороннее тяни-толкай, сводящее Тэхёна с ума.
Через два дня это достигает апогея, потому что Тэхён еще менее терпелив, чем Бомгю, и ему удается поймать Субина по пути в их с Бомгю общую комнату.
— Хён, — говорит он, вцепляясь пальцами в рубашку Субина сзади и чуть не задушив его. — Можешь сделать мне одолжение? Он не дает Субину времени ответить: — Мне нужно, чтобы ты какое-то время не заходил в свою комнату.
Субин кажется немного обеспокоенным, когда спрашивает: — Ты собираешься навредить Бомгю? — прежде чем коснуться тыльной стороны руки Тэхёна, чтобы заставить его отпустить.
— Не смертельно, — обещает Тэхён.
Субин косится на Тэхёна. — Отлично. Но я буду прибегу на любые крики о помощи.
— Ты лучший, — невозмутимо говорит Тэхён, а затем отступает в сторону, чтобы Субин мог пройти мимо.
Войдя в комнату, он первым делом запирает за собой дверь. Свет выключен, комната освещена только светом открытого ноутбука Субина и звездообразным ночником. Бомгю лежит на полу, хотя его кровать буквально тут же, одетый в старую серую толстовку с капюшоном и потертые баскетбольные шорты. Все, что Тэхён может видеть, это его узловатые колени и костлявые лодыжки.
— Приготовься к смерти, — бубнит Тэхён, а затем наблюдает, как Бомгю опирается на запястье, ухмыляясь, как будто он не делал жизнь Тэхёна невыносимой последние два дня.
— Я ждал, — растягивает Бомгю, а затем хлопает ресницами. Тэхён кратко и ясно представляет себе все возможные способы, которыми он может его задушить.
— Ждал? Чтобы я тебя задушил?
— Эй, не сейчас, — говорит Бомгю, а затем садится прямо, и на его лице определенно самодовольная ухмылка. — Я не делаю этого, по крайней мере, до пятого свидания.
Свидание, Тэхён произносит это слово, чувствуя себя наполовину в бреду, наполовину в истерике. — Ты меня убиваешь, — наконец выдавливает Тэхён. — Ты этого добиваешься? Чтобы я умер?
— Обычно ты не такой драматичный.
— Ты не можешь сказать, что не возражал против поцелуя, — шипит Тэхён в этой части, — а потом просто ожидать, что я, что, смирюсь с этим?
— А ты ожидал драки? Скажи мне правду, Тэхён-а. — Бомгю смеется над ним. — Я имею в виду, конечно, ты определенно… удивил меня этим поцелуем, — Бомгю наклоняется вперед и обхватывает пальцами запястье Тэхёна, осторожно потянув. Тэхён слаб и, возможно, немного влюблен, поэтому он позволяет Бомгю утащить себя на пол.
— Пожалуйста, не разговаривай со мной больше никогда, — стонет Тэхён и прячет лицо в ладонях. — Я все еще думаю, что это кошмар и я вот-вот которого я проснусь.
— Так драматично, — поддразнивает Бомгю и потирает нежную сторону запястья Тэхёна, нащупывая его учащенный пульс. — Но я имел в виду именно это, когда сказал, что не возражаю.
— Что это значит? — отчаивается Тэхён. — Типа, это не вызывало у тебя отвращения? Потому что такие вещи для тебя ничего не значат, если вообще…
— Типа… — перебивает Бомгю, переходя на что-то более тихое, личное. Тайна, зажатая между его большим пальцем и сердцем Тэхёна. — Типа я был бы не против, если бы ты сделал это снова.
Тэхён замирает, в ушах звенит от статики, рот будто набился хлопком. — Что? — он хрипит, потому что этого не может быть, Бомгю бы не …
Бомгю прикасается рукой к подбородку Тэхёна, слегка сжимает костяшками пальцев, поворачивая Тэхёна лицом к себе. Он выглядит решительным, и хотя ранее его слова были уверенными, кончики его ушей покраснели, а нижняя губа прикусана. Он в ужасе, понимает Тэхён. Так же напуган, как и Тэхён, за исключением того, что он сидит рядом с ним в своей потертой серой толстовке с капюшоном и старых спортивных шортах, решительный, теплый и очень настоящий.
— Позволишь? — он шепчет, его глаза большие и серьезные, и рука Тэхёна на подбородке дрожит. — Пожалуйста?
Безмолвно, с учащенным сердцебиением, Тэхён кивает. Да, думает он, ждет, хочет и зажмуривает глаза, пожалуйста.
Прикосновение рта Бомгю нежное, нерешительное и мимолетное. Это поцелуй с закрытыми губами, схожий с опытом первого поцелуя в средней школе, когда ни один из них не имел ни малейшего представления о том, что делать. Тем не менее, Тэхён чувствует, что погружается во все это, наклоняясь к Бомгю, поднимая руку, чтобы накрыть лицо Бомгю. Он чувствует, как Бомгю резко вздыхает, коротко, тревожно, прежде чем отстраниться, чтобы встретить выжидающий взгляд Тэхёна.
— Угу, — говорит Бомгю, а затем хихикает. Звук у него пронзительный, явно нервный. Он весь покраснел от ушей до ключиц. Тэхён безнадежно влюблён. — Итак, да, — говорит Бомгю, розовый и довольный, зубы впиваются в пухлую нижнюю губу. — Я не возражал.
Тэхён наконец-то, наконец, чувствует, как он оседает на его коже, нить беспокойства, которая тянула его грудь всю последнюю неделю, растворяется в небытии. Голос Бомгю: Я не возражал. Рука Бомгю на его щеке, его дыхание на губах.
— Снова? — Тэхён отстраняется, надеясь, с широко открытыми глазами, ожидая реакции.
Бомгю встречает его пристальный взгляд и кивает один раз. — Окей, — шепчет он и наклоняется.