Мальчик

Музыка бьет в уши, что неприятно покалывает в перепонках. Единственный плюс – не слышно голосов подростков, закативших эту нескромную тусовку с выпивкой и прочим. Хенк ходит среди толпы и пытается найти парня с облачками вместо волос, чтобы наконец-то поговорить. Хотя очень сомневается в своих действиях, ведь так дружбу испортить можно: он не знал точно, что Киса чувствует. Боря поначалу и не хотел вовсе это обсуждать, но спустя пару дней ощутил, как стало болеть в районе груди. Груз недосказанности висел на душе Хенкина с прошлого воскресенья. За это время он отрепетировал свою речь: «Кис, ты, наверное, думаешь, что все это было ошибкой, ведь я был пьян, да и ты наклюкался. Но я, правда, хотел те…». Уже сотый раз мысленно слова эти в строгом порядке пронеслись в голове Бори, только до конца не удалось повторить. Он забыл, что хотел произнести, потому что перед носом Киса, красивенький и румяненький (по-другому быть не могло), развязно танцевал. С девчушкой. Хуй пойми откуда взявшейся. Танцевал или трахал у всех на глазах – Боря задумался. Руки его недопарня блуждали по тонкой талии, обернутой в темный кожзам, плавно под юбку спускались, а губы тянулись к гибкой девчачьей шее. А Киса – вампир, сука, – зубками кожу цепляет, посасывает, отметины оставляя, и медленно к губкам скользит, слюной дорожку по изгибу чертит, черт, и впивается резко, что мерзко становится Боре. Теперь не в перепонках колет, а где-то под ребрами. Идиот Конечно, это было ошибкой. Какие могли быть сомнения? Впервые что ли Киса сосется с кем-то по пьяни? Может, Хенк и не первый парень, попавший под прицел очарования Кислова, а десятый… Но точно сотый в списке, состоявшем из девчачьих имен. Хорошо, все-таки, что Боря сейчас решился с Ваней обсудить их поцелуйчики, а не раньше, а то дураком бы совсем выглядел, а так – он только ощущал себя им. Наблюдая за угашенным Кисловым, целующим хуй пойми кого, Боря понял, что в тот пятничный вечер он был на месте этой девчонки – хуй пойми кем. Но Киса не был угашен. Тогда. Не успел опьянеть – иммунитет уже. Сегодня совсем чуть, поэтому отчет в действиях не отдавал, когда слюнявил кожу девушки, имя которой уже забыл. Да и еще причинка была – хотелось забыться и не думать о пухлых губах лучшего друга. А ему пиздец как сложно это сделать, потому что – он сделал вывод – никто лучше Хенкина не целуется. Киса никогда к бетону припечатан не был, но в ту пятницу он на стенке силуэт оставил, да и душу тоже. Так сильно Боря его прижал. Толкнул и навалился, дыханием обжигая, что только от одного этого действия член у Кислова напрягся. – Чего ждешь, Хенкалина? – провоцировал Ваня и носиком к носику тянулся, подталкивая. Давно хотел Борю на вкус попробовать, а время, он посчитал, подходящее, ведь Хенкин выпил немало, да и уже на полпути был к тому, чтоб засосаться. – Испугался, да? Боря дышал тяжело, ему воздуха не хватало, ведь не понял сам, как над Кисой навис. Они ж просто накуривались за углом, алкоголем разбавляя атмосферу, а теперь бы сексуальное напряжение между ними разбавить, а то совсем жарко стало, хотя дубак на улице был. – Нет, – прошептал тогда Хенк. Он правда не боялся, колебался немного, вдруг Киса челюсть бы снес за эти пидорские подкаты. Но реакция была совсем другой. Ваня поддел край хенкинской толстовки, забрался под нее руками и почувствовал напряженные мышцы. Холодными пальцами кубики пересчитал под горячей кожей, мурашки призывая, возбуждая друга еще сильнее. – Ну и в чем проблема, а? – уже лбом ко лбу прижался, требуя действий, потому что еще секунда и беситься бы начал, что и правда бы челюсть снес обладателю золотистых волос, но руки из-под одежды хенкинской вынимать не хотелось, так и оставил. – Я… – на выдохе произнес Хенк, думая, как бы оправдаться, но понял – теряет время, поэтому в губы впился резко, чтобы сразу накрыло. Горьковатые от алкоголя, сладкие от травы – Боря на всю жизнь запомнил Ванин вкус. Он целовал грязно, кусая и оттягивая нижнюю губу, чтобы провести языком, зализать рану для скорого заживления, ведь привкус крови дал знать, что переборщил. Но Кисе такой Боря нравился – в тихом омуте черти водятся. Представил, как он оттрахать может, если в поцелуе рот насилует. Киса думал, что это он нетерпеливый, а тут оказалось, что Хенк без тормозов. Рукам уже место нашел – от шеи, которую придушивал слегка, сразу же к застежке брюк направился, а потом под белье. У Кисы – колом. – Ебать…– в губы тогда прошептал Хенк, потому что член у Вани огромный и твердый, как железо. Естественной смазки хватило для разгона, поэтому Боря уверенно стал другу дрочить, иногда пальцем большим головку задевая. Киса от одного прикосновения чуть не кончил, но сдержался, и, почувствовав крепкую хватку, начал толкаться, ритм подхватывая, да дышал громко и учащенно, хотя стонать ему ой как хотелось – на весь город. Раз Два Три «Давай до пяти, прошу,» – пронеслось в голове у Вани тогда, испугался, что Хенкин придумает себе всякого. А Боря профессионал, потому что Киса от четырех движений его волшебных ручек к оргазму подошел, а от последующих трех кончил. – Ебать…– теперь очередь Ивана удивляться, потому что так быстро он ни с кем не кончал, тем более просто от дрочки. Сердце билось бешено. У обоих. Киса чувствовал под пальцами, как выпрыгивает из груди сосудистое Бори, будто еще чуть-чуть и вырвется на свободу. Но Ваня был не против, себе забрал бы его и ухаживал, никогда бы не разбил. Но все же вышло наоборот, потому что, наблюдая за котом темноволосым, Хенк почувствовал, как под ребром треснуло, да так громко, что все стихло: музыка, голоса, топот. И время, кажется, остановилось. Он и пялился на них минут десять в ступоре, пока глазки кисины блестящие не поймал. Тот отлип, наконец, от своей спутницы и уставился на Хенка, выражение его лица изучая. На нем смешалось все: ненависть, злость, разочарование. И все это не к Ване, а к самому себе, ведь надумал же всякого. Чуть ли не до свадьбы дошло – так жизнь с ним распланировал. «Уедем, Кис, в Москву, может? Там посвободнее будет,» – это в объяснительной речи тоже было, но можно теперь благополучно забыть. Не важно, что хотел Хенк. Уже совершенно не важно. Это же просто по пьяни все было, идиот И опять пялится стоит в ступоре, не понимая, что делать. Конечно же, свалить Хенк даже рукой не махнул в значении «ну, и похуй!», а просто развернулся к выходу и быстро зашагал, будто его сейчас зверь догонит и сожрет. А Киса сам-то прихуел. Проводил Борю взглядом, а потом понял, что остановить надо, объясниться. Но речь он в отличие от друга не готовил, потому что и подумать не мог, что этот самый друг вообще что-то помнит, ведь он так умело притворялся дураком. Девушку Ваня оставил, даже толкнул случайно, что та чуть не упала, – так спешил к Боре. Пробирался сквозь толпу к выходу скорее, а то Хенкин так втопил, что Ваня боялся не догонит. Потерянная татушка ебаная Злился Кислов на Хенка, ведь хотел же с ним поговорить сразу, только Боря совсем будто не при делах был. Пришел в мастерскую на следующий день и давай чесать: «Ой, нажрался… ничего не помню». Да так протяжно запевал, что Ваня поверил. «Хороша дурь была,» – подумал он и смирился. Любил на расстоянии. – Эй, Хенкалина, – орет в спину, догнав друга. – Че случилось-то? А тот уже с лицом невозмутимым, темп сбавил, но дышит тяжко, будто задыхается. Не хочет показывать Кислову, что все еще неприятно, но темноволосый все равно все понимает. – Твоя цыпа была что ли? – конечно, Киса отшучивается, тоже решил дураком прикинуться, чтоб Борю подколоть. Лучше так, чем уебать в очередной раз. А хотелось очень. Не любит Ваня, когда с ним играют, особенно в делах сердечных. – Бро, я ж не специально. Она вообще сама полезла. Молчит Хенкин, продолжает к дому идти, а Киса его за куртку хватает крепко, чтоб не спешил. Хватает и дергает на себя – в глаза посмотреть хочет дурачку этому. Сумел же на эмоции вывести своим биполярным поведением: то пофигистом прикидывается, то ревность показывает. А Ване этой неопределенности не надо: он для себя все давно определил. – Ты охерел? – спокойно произносит Хенк, но тело все в напряге. Резко одергивает руку кисловскую и толкает со всей силы подальше, чтоб морду эту краснощекую не видеть. Больно было Хенку. Ничего он не мог с собой поделать. Зашагал дальше. Не хотел с Ваней вообще разговаривать, даже вопрос тот через силу произнес. Эмоций внутри бушует много – тут либо разрыдаться, либо уебать. Но самый лучший вариант – просто уйти. Правильно же поступает, только снова Киса не дает, когда тянет обратно – только в этот раз за капюшон – да встряхивает бодро, что Боря чувствует себя куколкой-марионеткой. – Да че с тобой, сука, такое? – кричит Ваня, разворачивая Хенкина к себе лицом. Все-таки, правда, глаза в глаза хочет, чтоб не спиздел в этот раз. А Хенк все равно не поддается, поэтому толкает Кису, о стенку железную ударяя, – шли мимо гаражей – и прижимает телом, прям как тогда. Дышит часто от злости, челюсть напряжена. Дотронься – и порезаться можно. Но Киса не боится ничего, потом пластырем заклеит, поэтому тянется осторожно, чтоб лицо горячее пальцами ледяными охладить. Проводит рукой по щечке мягкой, удобное положение для ладошки находя, устраивается, чтоб пальцем большим поглаживать шероховатую кожу. Успокаивает. Чувствует Ваня, как хватка Хенкина ослабевает. – Борь, – мягко так говорит, еле слышно. – Поцелуй меня. Губы у Хенка приоткрываются, сказать что-то хочет, да как назло все забыл. Сначала красивые слова подбирал для признания, а потом гадостей наговорить захотелось, когда вспомнил Кисину морду похотливую и шею девчонки, на которой ДНК Ванина осталась. Колебался Боря опять, но глаза на друга поднял. Хотел убедиться, что тот понимает вообще, о чем просит. А Ваня понимал. Руку свою к шее хенкинской теперь потянул, чтоб удобнее направлять было. Пальцами в волосы мягкие зарылся, перебирая отросшие кудряшки. – Мне и не сдался никто, кроме тебя, Хенкалина. Ты за эту девку не думай даже… Это ваще никто, – губу нижнюю закусывает, неловко так оправдывается, как пятиклассник влюбленный. И желание свое побороть не может. Быть ближе хочет к Боре, поэтому, недолго думая, носиком к щеке горячей прижимается, водит лениво, плавно к ушку скользит, чтоб признание прошептать. – А ты – всё… Хенк сглатывает. Не ожидал от Вани слов таких. Громких. Это ж звучит почти как «я тебя люблю», только на кисловском языке. Отстраняется Боря, чтоб по глазам прочитать, не брешет ли? И ведь правда не брехал. – Кис, – второе слово за вечер произносит. – А ты правда хочешь? Ну, чтоб я… – Хочу, – перебивает Ваня, чтоб быстрее к делу подвести. – Просто…– мнется Хенкин как девчонка семилетняя. – Ты с девушкой так… тебе проще с ней. А я…мы…так открыто не сможем. Не сможем Кислов это понимал, но это проблема Вани и Хенка из будущего. Сейчас можно просто насладиться моментом. – Да защелкнись ты уже, блядь! – усмехается Ваня и давит на позвонки, чтоб Борю притянуть. Жадно впивается, даже секунды не дает настроиться. Не может дать, потому что очень скучал. Сминает губы Хенка медленно, языком еще не пробираясь. Чувствует, как поддается светловолосый, телом сильнее прижимается, аж стук его сердца ощущает. Хенк опять на скоростях действует, свитер Ванин задирает, пальцами на ребрах играя, вот-вот и мелодию услышит. Скользит по телу подушечками пальцев, еле касаясь, плавно к талии плывет, чтоб Кису обнять и не выпускать никогда. Мокрым касанием по нижней губе проводит, а сам чувствует, как шероховатый кончик языка Вани делает мазок, влагой делится, что екает у Хенкина в районе паха. Такие незначительные действия, а заводит жутко. Вот, как действовал Кислов на ментеныша, с пол-оборота. И тогда, в ту пятницу, он с пол-оборота завелся, только отрицал ходил какое-то время. И стыдно стало, что врал прямо в глаза. Все он помнил, не мог из головы выбросить горячий язык Кисы, руки его под толстовкой и член, который прям сейчас бы попробовал, да небезопасно. – Кис, – между поцелуями говорит, оторваться не может. – Прости меня. – Баклан, – усмехается в губы. – Чтоб больше таких выкидышей не было. Ваня приказывает, а если Хенк ослушается, то на дуэль вызвать придется, больше не потерпит такого. Но вслух мысли свои не произносит, знает, что Боря мальчик хороший. И только его мальчик.