Мы будто бы выжили на войне, Укрылись от пуль и сошли с ума, И всё ничего бы, но вот во мне Осталась ебаная пустота
МУККА
Гермиона никогда не одобряла ту скользкую дорожку, на которую ступил Драко. Он же всегда молча пропускал сквозь себя все её реакции. В этом был их негласный договор. Она ругалась, проклинала его. Ставила ультиматумы, клялась, что уйдёт и он никогда больше её не увидит. Что такой, как он, — это последнее, что ей нужно. Что он настолько погряз в своём деле, что у него уже не только руки запятнаны кровью, а в этом багровом озере искупана его душа. Но вот — очередной вечер. Он — топит себя на дне стакана, в попытке найти там все ответы на её бесконечные вопросы. Она — всё так же стоит по другую сторону стола, греет озябшие руки у камина. Кажется, единственного источника тепла в этом чёртовом кабинете, где между двумя людьми плескались ледяные реки. Малфой чувствовал её осуждение, которое витало в комнате. Вот он протянет руку — и физически ощутит эту чёрную субстанцию. Однако их негласный договор был в действии. Что бы он ни сделал. На какую бы глубину ни нырнул. Гермиона всё равно оставалась рядом. Невидимой тенью в каждом его слове, движении и действии. — Ты должен остановиться, — тихо произнесла она и поджала губы, отводя взгляд в сторону. — Как будто у меня есть выбор. Малфой раздражённо фыркнул, поставив пустой стакан на рабочий стол. Хрусталь жалобно звякнул от столкновения с бокоте. Гермиона вздрогнула от этого звука, но даже не обернулась к нему. — Выбор есть всегда. Чёрт. Она всегда так говорила. Как какой-нибудь Дамблдор, который свято верил во всю эту чушь про свет, который должен рассеять тьму. Тупой бред старого безумца, который погиб из-за своих убеждений и тяги доверять не тем людям. И Драко до невозможности выводило это из себя, будто она не понимала, кем он был, когда его выбирала. Грейнджер всегда это знала. Он глубоко вдохнул, призывая внутреннего зверя не срываться. Хотя бы не на ней. — Скольких ещё ты должен убить, чтобы остановиться? — её дрожащий голос эхом отбивался от пустых стен кабинета. — Сколько ещё людей должно погибнуть, чтобы ты успокоился? — Они все должны быть мертвы, — бесцветным тоном ответил Драко, щедро плеснув себе огневиски. — Тогда да… Думаю, тогда я буду до охерения спокоен. И она снова замолчала. А он не выдерживал этой тишины. Она давила на него, припечатывала к холодному мраморному полу. Сжимала горло и смотрела на то, как в его глазах гаснут остатки жизненных сил. Он слишком долго не видел её до их недавнего воссоединения. Ему было и так достаточно этого убивающего молчания. — Кто был первым? Чёрт. — Ты знаешь кто, — Малфой сузил взгляд. Он медленно встал из-за стола и сделал всего лишь шаг в её сторону. А Гермиона словно сжалась в комок, не желая его прикосновений. Драко выдохнул, с мольбой во взгляде протягивая ей руку, но она резко отпрянула на ещё добрых пару метров. Будто его движение — её боль. И он физически не выдерживал того факта, что её щёки вновь были влажными от слёз. — Кто был первым, Драко? — Люциус Малфой. — И как он умер? — Гермиона смотрела на него, а в её взгляде бежали жалость и боль, которая заставляла его кости ломаться. — Тебе опять хочется перечислить их всех? — он недовольно скривил рот. — Я что, на херовом сеансе у психолога? Он ненавидел эту тему, а она всегда к ней возвращалась. Считала, что его душу ещё можно спасти. Как будто понятия не имела, что его гнилая душа уже расколота настолько, что можно было обложить крестражами весь этот кабинет. Но её всегда интересовали лишь конкретные пять имён. И полное игнорирование этой темы оборачивалось долгим игнорированием самого Драко. — Как он умер, Драко? Вот она — цена за то, чтобы слышать голос Грейнджер, который взывал к его человечности. Когда она касалась этой темы, то никогда не давала ему даже возможности коснуться себя. А последние полгода они только об этом и говорили. Каждый. Чёртов. Вечер. Но он хватался за эту ниточку, лишь бы она больше не молчала. Лишь бы её голос заполнял ту пустоту в нём и давал хотя бы иллюзию нормального существования. — Я убил его в штабе Пожирателей, — лениво протянул он, растягивая слова. Драко не мог упустить, как сладко дрогнул его голос, когда он это озвучил. — Я применил комбинацию режущего и кислотного заклинаний. Замедлил процесс и пустил их по его венам. — Она тихо всхлипнула, но он всё же продолжил: — Я хотел, чтобы он прочувствовал каждый миг этой боли. Чтобы он умирал медленно, понимая, что это был я. — И из-за чего ты это сделал? — Из-за того, во что он заставил меня ввязаться, — Драко закатал рукав рубашки, разорвав петлю на запястье, из-за чего небольшая перламутровая пуговица покатилась по полу. Он поднёс предплечье ближе к её глазам, демонстрируя и так известную ей метку. — Из-за того, кем он меня взрастил. В какой ненависти я жил из-за его взглядов, относительно… всего того, что ему было чуждо. — Относительно грязнокровок, — тихо поправила его Гермиона. — Не смей произносить это слово, — сквозь зубы произнёс Драко. — Ты знаешь, я не одобряю всё это. — Конечно же знаю, — она едва заметно улыбнулась, вызвав у него тёплую лавину по спине и рукам, которая постепенно сосредотачивалась где-то в центре груди. Там, где была эта пустота, которая заполнялась теплом и светом, когда Гермиона была рядом. Он опустил взгляд на её левое предплечье, вновь наткнувшись на ненавистный шрам. Клеймо, которое портило её мягкую и бархатную кожу. Хотя нет, не портило. Её ничем нельзя было испортить. — Кто был следующим? — её внезапный, пусть и ожидаемый вопрос вырвал Драко из размышлений. — Зачем мы повторяем это раз за разом? — Малфой нахмурился, опускаясь в кресло у камина. Языки пламени отбрасывали рефлексы на её икры, не прикрытые мягким белым маревом лёгкой юбки. Он медленно поднимал взгляд до ключиц, скользя по похудевшим рукам и бледному лицу, на котором был отпечаток невыносимой скорби. Ей было больно говорить, а ему — отвечать. — Потому что ты забываешь о том, ради чего ты всё это делаешь, — с грустными нотками в голосе ответила Гермиона, но губ её коснулась мягкая улыбка. — Ты перешагиваешь черту. — Я не забывал, Грейнджер. И она вновь замолчала, избегая его взгляда. Драко прикрыл глаза и медленно вдохнул, досчитав до десяти. Он и так знал правила этой игры, и единственное, что ему оставалось, — это подчиниться. — Беллатриса Лестрейндж. — Как она умерла? Драко невольно содрогнулся, но прокашлялся, чтобы продолжить: — Сначала я обездвижил её, когда она пришла к моей матери. Перенёс её тело в подземелье и подвесил на одном из крюков, на которых эльфы обычно развешивали туши животных, знаешь такие? Потом я забрал её клинок и окунул в яд Нагайны, которым она так добродушно поделилась со мной. С каждой «сукой», вырезанной на её коже, яд проникал в кровь и превращал её в желе. Гермиона распахнула глаза, словно её удивила его интонация. Он всегда говорил о смерти Беллатрисы с упоением. С явным и нескрываемым наслаждением. Потому что сука заслужила. — И из-за чего ты это сделал? — Грейнджер! — раздражённо прорычал Драко. — Из-за того, что она тебя пытала в моём доме. Она подняла на него взгляд и опять поджала губы. Он знал, что она всегда так делала, чтобы никто не видел, как они дрожали. Но её глаза были красноречивее любых слов. Его рука невольно сжалась в кулак. Зачем тогда она оставалась с ним, если её так пугала одна мысль о том, кем он являлся? Чтобы тыкать его в это носом до скончания дней? Ещё один глоток, и его лицо кривится, когда он понимает, что будет дальше. — Третье имя, Драко. И по его шее пробегает рой отрезвляющих мурашек, от которых его передёргивает. — Фенрир Сивый. Малфой невольно закрыл глаза, когда огневиски в бокале ещё вот-вот и выплеснулось бы на брюки из-за того, с какой силой дрожали его руки. Он залпом осушил бокал, но вместо согревающего чувства по глотке проскребло песком. — Из-за чего? Драко не хотел открывать глаза, потому что это вернуло бы его в реальность. В холодный кабинет, где он не чувствовал пламени от камина, и в лёд в её радужках. Он пропускал этот нож через себя, пока желудок стягивало тугим узлом. Когда-то он искренне верил, что всё закончится на убийстве оборотня. Что он остановится. Что голоса в голове замолкнут и к нему вернётся способность дышать. — Драко? — Из-за того, что не успел, — хрипло ответил он. — Скажи об этом, Драко. — Малфой всё же открыл глаза и посмотрел на неё, в потемневшее штормовое озеро её взгляда, который застилали слёзы. — Скажи это, любимый. — Ты была в подземелье после того, как Беллатриса пытала тебя, — голос дрожал, а холод пронизывал кожу, забираясь под лопатки, окутывая их дымкой, из-за которой было трудно дышать. — Волдеморт призвал некоторых Пожирателей к себе, а… Сивый остался в Мэноре. Малфой замолчал, пытаясь сглотнуть тошнотворный комок в горле. Следующая порция алкоголя едва ли смогла прогнать это ощущение и, как ему показалось, лишь усилила его. Гермиона опустилась в кресло напротив, сложив руки на коленях. Когда разговор доходил до этого рубежа, она не торопила его с ответом. Лишь с горькой нежностью смотрела и склоняла голову чуть набок, изучая его движения. — Я вернулся и хотел пойти к тебе, — прошептал Драко, а лицо его застыло непроницаемой маской. Только едва заметно дрожащий подбородок и тяжёлое дыхание выдавало в нём ту бурю, которая проносилась в сознании. — Фенрир поднимался по лестнице и застёгивал ширинку. — Как он умер, Драко? — Я запутал его разум, заставив поверить, что было полнолуние. Но он лишь ломал себе кости, думая, что должен принять волчий облик. Он сдох прямо здесь, — Драко махнул в сторону ковра у камина. Светлый бежевый ворс был покрыт давно засохшей кровью, которую он так и не убрал. Оставил как напоминание. Как трофей. Гермиона же пододвинула босые стопы чуть ближе к креслу, чтобы не коснуться ковра. — И я, блядь, ни капли не жалею об этом. Кабинет вновь погрузился в тишину. Драко, как заворожённый, смотрел на свои руки, которые всё ещё била мелкая дрожь. Не то от страха, не то от злости. Она то отступала, то снова захлёстывала его, заставляя стиснуть челюсти. Но не проходила уже в течение нескольких лет. Казалось, что он привык к этому, но каждый раз почему-то удивлялся дрожащим ладоням. — Следующее имя. — Может, хотя бы не сегодня? — Драко поднял на неё взгляд. — Пожалуйста. Просто один вечер. — Мы будем продолжать, пока ты не поймёшь. — Рон Уизли. Гермиона закрыла глаза, словно окунаясь куда-то вглубь своей души. Между её бровей залегла глубокая морщинка. Драко болезненно поморщился, закусив щёку изнутри. Она не спешила со следующим вопросом, а ему хотелось поскорее с этим покончить. — Он убил Нарциссу, когда вы бежали из Мэнора, — Драко практически рявкнул на неё, скрипнув зубами. — Она не участвовала в войне, а он убил её. Думаешь, он мог остаться безнаказанным? Грейнджер промолчала, но вскоре отрицательно качнула головой, смахивая слёзы. Это всегда было тем именем, которому она не могла найти оправдание. Она никогда не спорила с ним из-за Уизли. — Мне жаль Нарциссу, — прошептала она, подаваясь чуть вперёд. Кресла стояли совсем близко, и он мог бы протянуть к ней руку, чтобы переплести их пальцы. Чтобы он смог отогреть её ладони. Но он знал, что она не позволит этого сделать. — Я знаю, — вновь рыкнул Малфой, рывком подавшись вперёд. Гермиона вздрогнула, но не сдвинулась с места, лишь тяжело сглотнула. Он не хотел на ней срываться, но срывался. Снова и снова, день ото дня. С этим нужно было заканчивать. — Последнее имя, Драко. Он устал. Он так устал от этого списка. Устал от того, что видел в её глазах. Невзирая на то, что он сделал, он всё равно видел в её взгляде любовь. Любовь, пусть и приправленную болью. И пускай даже такой ценой. Она была рядом, а большего Малфой просто не мог желать. — Последнее имя, Драко, — чуть настойчивее сказала Гермиона. — Ты оставишь меня, — прохрипел он, в его голосе беззастенчиво пролетели нотки страха. — Я никогда не оставлю тебя, Драко, — её губы дрогнули в полуулыбке, а пальцы замерли в паре миллиметров от его руки. — Я всегда выбирала тебя. И буду выбирать впредь. — Гарри Поттер. Она выдохнула, а он ощутил в её дыхании смерть. Он был готов пасть к её ногам, лишь бы никогда не видеть больше этого в её взгляде. Но он видел. Каждый. Грёбаный. Больной. Вечер. — Почему ты убил моего лучшего друга? — У меня целый ебучий список причин для ебучего Поттера, — Драко ударил кулаком по мягкой обивке кресла. — Я даже, блядь, теряюсь, с чего начать. Во-первых — всегда ненавидел этого тупого ублюдка. Во-вторых — из-за него Лорд победил. Будь у него чуть больше мозгов, мы жили бы в совершенно другом мире. Что же дальше? Ну да, конечно. У него всегда была идиотская стратегия ведения боя. Не из-за него ли весь твой Орден превратился в гниющее месиво? Он обрёк на смерть всех, кого только знал и кто его поддерживал. Чёрт его знает, что было бы с тобой, если бы мы не нашли друг друга на том поле. По чистой случайности мне удалось тебя спрятать. Нужны ещё причины, Грейнджер? Мне продолжать? Она отрицательно качала головой, пряча лицо в трясущихся ладонях. А он всё ещё не имел никакого права её касаться. Драко почувствовал металлический привкус во рту и перестал кусать собственный язык. В этот вечер он разошёлся гораздо сильнее — раньше он ограничивался лишь первой причиной для золотого мальчика, который всё же не выжил. — И ради кого ты это делаешь? — Ради тебя, — Драко рвано выдохнул, сжимая в руке бокал. — Я всё делаю только ради тебя. — Ты думаешь, я бы это одобрила? — Да какая нахер разница?! — взревел Малфой. Он подскочил с места, опрокинув кресло, и швырнул хрустальный сервиз в стену за её спиной. Осколки разлетелись по полу, отскакивая обратно к их босым ногам. — Какая нахер разница… — прохрипел он, ступая по мелкой крошке к Гермионе. Стекло резало кожу, но он словно не чувствовал этого, не в силах отвести от неё изумлённого взгляда. Он даже на мгновение остановился, не увидев в её тёплой медовой радужке страха. Драко увидел улыбку, которая была вспышкой среди всего мрака, которым он окружал себя. — Какая нахер разница, если тебя здесь даже нет?