Just a bite

      Изначально Хэ Сюань думает, что всё нормально. Он строит свою месть годами, в мечтах лелея еë перед сном. В мыслях о том, как он причиняет боль своему врагу, нет ничего удивительного.       Потом он думает, что слегка помешался. Слишком уж часто он ловит себя, смотрящим на чужую открытую шею и запястья. Кожа у Повелителя Ветров белая и тонкая, независимо от того, в каком облике он находится, через неё легко просвечивают синие вены, по которым, пульсируя, течёт кровь. И это не должно привлекать такого внимания. Но Хэ Сюань не может перестать смотреть, краем взгляда ловя неодобрительное выражение лица Ши Уду. Но как же ему впервые наплевать на этого самодура.       Вместо планов мести Черновод начинает перед сном представлять, как прокусывает этот фарфор и пьëт божественную кровь. Не с целью навредить. Он не позволяет себе думать о чём-либо в такие моменты. Просто наслаждается, вспоминая, как звучит на языке металлический с солëными нотками вкус. Хэ Сюань уже и не знает, когда в последний раз его чувствовал. У демонов нет крови, не было еë и у Преподобного Пустых Слов, у бесчисленных водных гулей, что он съел. Она не сочилась из перманентно искусанных губ истинного облика Черновода. Но Хэ Сюань всë равно помнит этот вкус, может, ещё со смертной жизни. Кровь Ши Цинсюаня такая же?       Эти мысли одолевают его месяцами, пока в один момент он не находит себя в кровати во дворце Повелителя Земли с испачканной в сперме рукой.       Он не просто слегка помешался. Он сошëл с ума.       Надо было послушать Хуа Чэна, который давно ему высказал, что месть до добра не доводит. Надо было не сближаться с блядским Цинсюанем, который находил его буквально везде и таскал за собой, улыбке которого невозможно было отказать. Надо было смириться и упокоиться с миром, а не становиться демоном и создавать самому себе головную боль и проблемы.       Надо было… Но сейчас это всё бесполезно. Они наедине в спальне Повелителя Ветров. Тот только что вернулся в свой истинный облик и теперь, стоя перед зеркалом, плавно расчёсывает распущенные, струящиеся по белоснежному ханьфу, волосы. Ши Цинсюань весело о чëм-то рассказывает, но Хэ Сюань не слышит ни слова. Чужую белую шею сегодня совершенно не скрывает низкий ворот, и он не может отвести взгляд от того, как шевелится кадык, когда Повелитель Ветров гулко сглатывает, прерывая болтовню. Воцаряется абсолютная тишина. — Мин-сюн? — Ши Цинсюань откладывает гребень и озадаченно смотрит на друга, который, казалось, был загипнотизирован и не сводил глаз с одной точки добрых пять минут, — Всë хорошо?       Нет, не хорошо.       Хэ Сюань подскакивает с кровати, на краю которой сидел, за три крупных шага преодолевает расстояние между ними и вжимает чужое тело в стену. Почти мгновенно в уже привычной маскировке происходят изменения, ногти удлиняются и чернеют, а клыки отрастают, выбиваясь из ровного ряда зубов. Черновод ещё сильнее распахивает и без того свободный ворот руками, вжимается в место рядом с сонной артерией, несильно царапает, проводя клыками вниз, к ключицам. Поверх белых полос выступают совсем крошечные капельки крови, но даже от их вида Хэ Сюань скулит и слизывает их широким мазком языка, с трудом себя останавливая, напоследок проводя путь обратно кончиком носа и переводя резко сбившееся дыхание. — Мин-сюн, — неожиданно хрипло и слегка посмеиваясь, тянет Ши Цинсюань, — Ты мог просто сказать, а не доводить себя до такого состояния.       Хэ Сюань поражённо отстраняется, резко очнувшись от дурмана, кажется, только сейчас полноценно осознавая, что сделал. Он смотрит в чужие глаза и видит в них то же безумие, что чувствует сам. — Не останавливайся, Мин-сюн, — просяще стонет Цинсюань, — я может и наивный, но не совсем слепой, чтобы не замечать… — Не называй меня так, — не успевая подумать, перебивает ​Черновод, натыкаясь на озадаченный и слегка обиженный взгляд. Так как терять уже нечего, добавляет, — Мин И — это псевдоним. Моë настоящее имя Хэ Сюань.       Не глядя на реакцию, он возвращается к чужой шее, уже не жалея и прокусывая кожу, пьëт чёртову сладкую кровь. Сладкая?!       Сверху слышится тихий вскрик, а в волосы вплетаются длинные пальцы, сжимая у корней, но не оттягивая. Ши Цинсюань наоборот подталкивает его ближе, выгибается всем телом и хнычет, когда Черновод вынимает клыки, посасывая рану губами, наслаждаясь вкусом. Даже лучше, чем он представлял. Невозможно. Возникает ощущение, будто это очередной эротический сон, после которого лишь увеличится неудовлетворённость, но Цинсюань так близко, ластится под прижимающие за талию, оглаживающие руки. Он весь горит, с трудом отстраняется, чтобы обхватить чужое лицо ладонями и поцеловать сразу глубоко, дико. Хэ Сюань не протестует, разделяет его же вкус, чувствуя, как медленно утекает самоконтроль и хвалëное спокойствие, которым славился Черновод.       Они останавливаются только спустя несколько минут, соприкасаясь лбами и закрыв глаза, тяжело дышат, не нарушая плетения рук и ног. Хэ Сюань первым отдаляется, но только для того чтобы полюбоваться тем, что сделал. Кровь продолжает течь из двух узких ран, пачкая ханьфу, постепенно замедляясь, оставляя за собой темнеющие следы. Не сдерживая порыв, он поднимает руку и размазывает еë по шее, рисуя спирали, отвлекаясь только когда чувствует прикосновение к своим губам. Ши Цинсюань осторожно приподнимает верхнюю большим пальцем и оглаживает клык. Черновод усмехается, приоткрывая челюсти, показывая зубы во всей красе, и с трудом сдерживает откровенный смех, когда видит загорающиеся детским восторгом яркие глаза. Цинсюань проводит по ровному ряду от клыка до клыка, а потом специально царапается об острый кончик, заторможенно наблюдает за наливающейся капелькой на подушечке пальца. Хэ Сюань слизывает её и вновь целует, но уже коротко, берёт раненную руку с свою, оглаживая и смотря в глаза спрашивает: — Нравится? — А не видно? — отвечая вопросом на вопрос, Повелитель Ветров смотрит лукаво, ничуть не скрывая желания, и Черновод чувствует себя дураком. Как он не заметил раньше?       Но все мысли улетучиваются из головы, когда Ши Цинсюаню надоедает просто стоять, и он с нажимом отирается своим пахом о чужой. Если бы не это, Хэ Сюань и не заметил бы, насколько возбуждëн. С губ непроизвольно срывается громкий стон, а бёдра движутся навстречу чужим. — Может, переместимся на кровать? — вся Небесная столица свидетели, эти глаза в сочетании с хриплым голосом убьют его во второй раз, — Хэ-сюн.