This wonderfully long flight

      По самолету разносилось слабое гудение от кондиционеров. Пассажиры давно спали в своих креслах, или читали купленные в аэропорту журналы, или смотрели фильмы. Ланге и Рэки посчастливилось оказаться на самых задних сидениях и без третьего пассажира. Так на них никто особо не обращал внимания, и на трех креслах оставалось пространство для маневра. – Л-Ланга... – шептал Реки, вздрагивая и косясь на соседние сидения, чтобы удостовериться, что за ними не подсматривают. Три женщины мирно спали в своих креслах, все как одна нацепив маски для сна и воткнув в уши наушники. Это чертова судьба, думает Рэки и сильнее откидывает голову, подставляя шею под влажные губы друга. Они направлялись в Канаду уже второй раз за год. Рэки неслышно грустно усмехается, вспоминая, как рьяно Ланга открещивался от возможности полететь в Канаду в первый раз после его переезда на Окинаву. Он знал, что для Хасегавы было очень тяжело возвращаться и вспоминать все, с чем была связана для него родина. Смерть отца, отказ от сноуборда, потеря смысла жизни. Именно поэтому Рэки не мог оставить его одного. Хасегава должен, обязан был поехать и преодолеть свои страхи. Сам Кян считал Канаду прекрасной страной и всегда мечтал побывать там. А Ланга был слишком привязан к парню, слишком многое тому позволял — и в конце концов сдался. Он вернулся домой вместе с Рэки и в итоге не пожалел. И, к слову, именно там, на родине кленового сиропа, они впервые поцеловались. Возможно, поцелуй в губы — это не тот способ, которым лучшие друзья должны успокаивать вас при панической атаке и накатывающем отчаянии, и Кян все еще краснел всякий раз, вспоминая, как сам первый бросился Хасегаве на шею, тронутый до глубины души его слезами (он никогда еше не видел до того момента, чтобы Ланга плакал), но, как оказалось, наверное, это было самым правильным решением, пусть и безумно рискованным. Что бы делал Рэки, не окажись Ланга геем и не будь он давно тайно влюблен в него? О, он понятия не имеет. Наверное, там бы все и закончилось, и, потеряв Хасэгаву навсегда, Кян сам побежал бы сбрасываться с моста. Но, как любил повторять парень всякий раз перед очередной безумной выходкой: "Что ж, доверимся судьбе!" И судьба его еще ни разу не подводила. Как, например, сейчас. Ланга тихо сопел ему в шею, вылизывая приоткрытые, выглядывающие из-за ворота ключицы, пока другие пассажиры исправно ничего не замечали. Рэки чувствовал, как неумолимо скручивает внизу живота наслаждением, и жар расползается по всему телу от дразнящих ласк его теперь уже бойфренда. Кян перебирал пальцами голубые волосы, нежно поглаживая кожу головы и иногда несильно дергая за пряди. Заняться этим в самолете было ужасной идеей, и оба это понимали — но уже не могли остановиться. — Мы просто поможем друг другу, — поднимая на него глаза, прошептал Ланга, улыбаясь, и Рэки явственно ощутил, как его ведет от одной только этой улыбки — уже не по-дружески застенчивой и мягкой, а жаждущей, заговорщицкой. — И не пророним ни звука, правда? В этот самый момент, словно специально провоцируя его вопреки своим же словам, Хасегава резко опустил руку на уже ощутимый бугорок между ног Рэки. Кян едва успел зажать рот ладонью и проглотить готовый было сорваться с губ жалобный писк. Нет, это точно до добра не доведет. Ланга сохранял почти каменное спокойствие на лице, однако внутри него уже готов был взорваться снаряд. Рэки, прижатый им к спинке кресла, дёргался от каждого крохотного движения; красные волосы разметались по светлой кремовой обивке из кожзама, он весь покраснел и едва сдерживал судорожные вздохи, пока рука Ланги орудовала между его ног. Ткань трусов порядком мешала, так что пришлось с особой осторожностью, не создавая ненужных шорохов, спустить их ниже, чтобы затем вероломно, заставляя Рэки выгнуться и распахнуть глаза и рот, ухватить стоявший колом член у основания. — Ланга, ч-черт... — зашипел на него Кян, отойдя от шока, и слегка дернул бедрами назад, будто говоря, что если так продолжиться, он свернет лавочку грязного петтинга в неположенном месте. Но Хасегава знал, что уже слишком поздно, чтобы останавливаться. Не пойдет же Рэки светить стояком, пробираясь через узкий проход между рядами сидений в туалет, буквально из одного конца самолета в другой? Нет, так что придется заканчивать все на месте. — Мм... — не удержавшись, мурлычет Ланга, опускаясь над самым ухом возлюбленного, еще больше вдавливая того в кресло и вырывая из чужих уст судорожный сдавленный выдох. — Я не виноват, что ты такой чувствительный, Рэки-чан. Рэки возмущенно набирает в грудь воздух, готовый начать защищаться, но рука на члене, до этого лишь слегка касавшаяся и теревшая головку, резко начинает двигаться, сжимая почти до боли, и у Кяна перед глазами вспыхивают белые искры. Узкая ладонь с силой зажимает его рот, когда ничего не соображающий, потерявший связь с реальностью Рэки начинает стонать в голос. Ланга в ужасе замирает и благодарит небо, что он успел прервать этот стон до того, как тот превратился бы в нечто действительно громкое. Вместо этого в воздухе повисает короткий неоднозначный скулеж, на который вроде бы пассажиры рядом не обращают никакого внимания. — Рэ-эки-и, — тянет Ланга, против воли расплываясь в хищной улыбке, – тише, нас же... Но он не успевает договорить, когда замечает, что Рэки странно притих, растекшись на сидении под ним так, что вот-вот готов был оказаться на полу, если бы Хасегава его не держал. Тело парня мелко подрагивало, расфокусированный взгляд невидяще уставился в потолок, туда, где жужжал кондиционер. Опустив взгляд, Ланга распахнул глаза в удивлении, а собственный член его дернулся и сладко заныл: между ног у Кяна влажно блестело от смазки и семени. Он кончил всего от пары движений — и Ланге хотелось взвыть при одной этой мысли. Запустив руку в штаны, Хасегава принялся надрачивать уже себе, жадно вбирая образ Рэки: распластавшегося в кресле, полностью расслабленного, все еще медленно приходящего в себя после оргазма. Лёгкая тревога зудела в теле, не давая расслабиться от мысли, что они все еще сидят на задних сидениях самолёта, и оттого разрядка не приходила долго даже несмотря на соблазнительный вид его парня прямо под носом. Увлекшись, прикрыв глаза и пытаясь абстрагироваться от того, что они занимаются непотребствами в общественном месте, Хасегава не заметил, как Рэки уже пришел в себя и смотрит на него. "Ох, черт..." — их взгляды встретились, и по телу Ланги прошла мелкая дрожь от загривка до пят. Кян с нечитаемым выражением лица пристально смотрел на бойфренда, пока чужая рука продолжала быстро скользить по все еще твердому члену. Не выдержав такого накала, чувствуя, что еще немного — и он подберётся к сухому оргазму, Ланга дернул головой и закрыл глаза. И тогда внезапно ощутил робкое прикосновение к собственной руке, зажатой между ног. Распахнул глаза. Рэки, склонившийся перед ним, покраснел так сильно, что Хасегава всерьез забеспокоился о его самочувствии. — Что ты... — задохнулся Ланга, ощутив, как новая, в сотни раз сильнее прежних, волна возбуждения окатила внутренности. Рэки, ерзая из-за неудобной позы, согнувшись в три погибели, устроился между его ног и неловко коснулся губами налитой кровью головки. Тут же, откликаясь на реакции хозяина, из щелки сверху выступил предъеякулят. И Кян с готовностью, но зардевшись еще больше, слизнул его. После этот до безобразия неловкий полет Ланга будет вспоминать ещё много, очень много раз. Несмотря на то что заняться петтингом в салоне было его идеей, он и представить не мог, что все дойдёт до такого. Что первый блядский раз, когда его недавно обретенный парень решиться сделать ему минет (по собственной воле, без всяких неловких договоренностей) будет проходить именно в таком месте и именно так. Но больше всего Хасегаве будет стыдно... Потому что стоит ему почувствовать, как мягкие губы несмело обхватывают головку, как Рэки прерывисто дышит, и его дыхание обжигает чувствительную кожу; стоит Ланге одновременно с этим посмотреть вниз — туда, где маячит лицо Кяна, зажатое между его дрожащих, все еще скрытых за тканью джинс бедер... ...и он мгновенно доходит по пика, не успевая даже предупредить партнера. И лицо — это милое, невинное личико его довольно робкого несмотря на живую, бурлящую экстравертность Рэки — покрывается белесым семенем. О.Мой.Бог. — П... — Ланга перестаёт дышать, а потом замирает и на выдохе резко кричит на весь салон: до того ему стыдно и неловко в этот момент. — Прости, Рэки! — Э-э... — остолбенело тянет Кян и, спохватившись, сконфуженно озирается по сторонам. А когда видит, что редкие пассажиры все же начали поворачивать головы в их сторону, быстро толкает Лангу, пытаясь прикрыть их все еще оголенные причинные места. К тому моменту, когда до их ряда добирается стюардесса и профессионально вежливо интересуется, все ли у них в порядке, парни уже успевают натянуть трусы, штаны и застегнуть все ширинки. Лицо Рэки Ланга тщательно вытерает кучей влажных салфеток, не переставая при этом шёпотом тараторить слова извинения и ругать себя за оплошность. — Всё в порядке, — только и говорит Рэки, все еще смущаясь, но улыбается так нежно и счастливо, что это заставляет Хасегаву изумлённо заткнуться. Кажется, у него остановилось сердце. Теперь они выглядят до ужаса помятыми и красными и старательно отводят глаза от проницательного взгляда молодой женщины в фирменном костюме авиакомпании. Должно быть, слепой бы догадался, чем они тут занимались. Но стюардесса лишь коротко приподнимает уголки губ и понимающе кивает, стараясь скрасить неловкую ситуацию. Хотя, кажется, она сама еще не доконца знает, права ли и как к этому относится.       В Канаду они все же прилетают благополучно. Международный аэропорт Эдмонтон встречает их светом дневных ламп уже глубокой ночью, и парни, засыпая на ходу, забирают свой багаж и вызывают такси до ближайшего отеля. До Лейк-Луиз им еще ехать несколько часов, и этим лучше заняться, только хорошенько выспавшись. Особенно после такого бурного, полного впечатлений полета.