***
— Хватит, Джейкоб. Мы нисколько не продвинулись, — недовольно отмахнулась Иви, возвращаясь к изучению карты. Молодой ассасин, сидящий позади нее, бесцеремонно закинул одну ногу на стол, словно предъявлял ею претензии. — Как это нисколько? К твоему сведению, мы захватили Сити. Целый лондонский Сити! И уже стоим на пороге Вестминстера, — усмехнулся мужчина и закинул наверх вторую ногу, демонстрируя начищенные ботфорты. — Скоро каждый уголок этого города будет под контролем Грачей — псам Старрика некуда бежать. И все благодаря кому? — подначил он ребячески, расслабленно растянувшись на стуле. — «Спаси-ибо, Джейкоб, отличная работа! И что бы я без тебя делала»? Иви, не выразив особой заинтересованности, скинула его ноги на пол. — Ты прекрасно знаешь, что я об этом думаю, братец, — возразила она, снимая наруч со скрытым клинком; на сегодня ее изыскания были окончены. — И сейчас речь шла о другом: мы нисколько не продвинулись в поисках Частицы Эдема. — Снова ты про эти бабушкины сказки... — пренебрежительно поморщился Фрай. — Это не сказки, а вполне реальные вещи! И они опасны. Мы не можем позволить им попасть не в те руки. — Ты прекрасно знаешь, что я об этом думаю, — передразнил он ее, вставая. — Когда же ты наконец повзрослеешь... — Дамы и господа, встречайте: Иви Элизабет Фрай — точная копия нашего блудного отца! Можно без оваций, — закрыв дверь вагона, продекламировал ассасин воображаемой толпе и со скучающим видом прошелся мимо сестры. — Хоть кто-то из нас двоих действительно на него похож, — съязвила она, вешая камзол на спинку освободившегося стула. — Нашла повод для гордости... Тоже мне. В какой-то момент Джейкоб разместил руки на ее талии, неопределенно коснувшись губами щеки, на что Иви вздрогнула и выронила книгу, едва успев ее взять, как если бы обожглась о страницы. Она развернулась на месте, и ее острый настороженный взгляд встретился с невозмутимым взглядом напротив; в мыслях неожиданно вспыхнул круговорот непрошеных воспоминаний — как назло отчетливых и явных. И постыдных. — Джейкоб?.. — натиск внезапных ненавязчивых ласк был более чем обескураживающим; старшая Фрай даже слегка попятилась, нащупывая края стола позади себя. — Нет. Перестань. Это неправильно. — Да брось, Иви. Тогда ты считала иначе, забыла? — Тогда мы были глупыми подростками, Джейкоб, — в ее словах отчетливо ощущалось смущение, граничащее со стыдом и укором. Что бы сказал отец, если бы увидел их? — И нам не следовало... — Не следовало что? — перебил Фрай, сместив сестру к стене вагона, прежде чем взглянуть на нее. Ее руки упирались ему в плечи, сохраняя жалкую дистанцию, ранее казавшуюся непреодолимой. — Мы были созданы друг для друга, Иви. И ты это знаешь. — Это порочный путь, не сулящий ничего хорошего. Снова заученные философские изречения... Не обратив на них никакого внимания, Джейкоб вновь коснулся губами ее кожи, отгибая податливый ворот камзола.Порочность — это миф, созданный людьми благонравными, когда им нужно было объяснить, почему же иные из нас бывают так странно привлекательны.
Иви могла противостоять ему в чем угодно и сколько угодно. Однако в такие редкие моменты внутри нее каждый раз будто что-то надламывалось, и она сдавалась. Или хотела сдаться. А потом презирала себя за эту слабость, которой они оба, пренебрегая запретами, впервые осознанно поддались еще несколько лет назад, когда им едва исполнилось семнадцать, а юношеское любопытство было выше всяких границ. Джейкоб, казалось, относился к этому куда проще: его в принципе мало что беспокоило — он привык действовать и никогда не задумывался о последствиях. Эта участь, напротив, досталась Иви, однажды все же рискнувшей вверить себя взбалмошному брату. Жалела ли она об этом на самом деле? Ей не хотелось знать ответ. Ей было стыдно его узнать. — «Запретный плод сладок», да? — подзадорил он. — Грехопадение из Книги Бытия, — рефлекторно ответила Иви, прижавшись затылком к стене. По телу пробежали мурашки. — Как же вовремя вспомнил, Джейкоб... — почти прорычала она, недовольная своим положением. — Видишь? Я тоже так умею, всезнайка, — ухмыльнувшись, Грач аккуратно склонился к ней. Старшая Фрай смотрела на него со слегка растерянным, но теперь уже неоднозначным и даже суровым выражением. — За это ты меня и любишь. И не только. Признайся. Любишь ведь, — с вызовом прошептал он ей. Иви прикрыла глаза, принимая первое туше́. Что сделано, то сделано. Глупо было бы отрицать... — Чувства не должны мешать делу, — и все же возразила она, вновь припомнив заветы отца. — Именно! Обязательно скажи это своему мистеру Грину, — легко парировал Джейкоб с ухмылкой, взявшись тщательно исследовать шею сестры. — При чем здесь мистер Грин? — спросила Иви раздраженно, впиваясь пальцами в чужие плечи из-за нарастающего напряжения: ее тело, вопреки протесту ума, охотно отзывалось на такие прикосновения; в конце концов, она так ни с кем и не была с тех пор — не находилось ни партнеров, ни времени. — Думаешь, я не вижу, как он на тебя смотрит? — Как он на меня смотрит — не твоя печаль, Джейкоб, — огрызнулась ассасин, невольно вцепившись одной рукой в его волосы; новая волна мурашек и тяжелый вздох вынудили содрогнуться. Эта парадоксальная ситуация и раздражала, и ублажала одновременно. — А то чья же, сестренка? — Неужели ревнуешь? — Я — самый лучший брат на всем белом свете. Кому как не мне отваживать от тебя ухажеров, которые мне не нравятся? — отозвался он, стаскивая с нее атласный шарф, заправленный в приоткрытое декольте ее рубашки. — Какой же ты болван, — пробормотала она, все явственнее чувствуя, что сдается. Какая-то часть нее хотела оттолкнуть мерзавца и хорошенько ему врезать, выбив из него все бахвальство вместе с самолюбием, но другая... — Ты — наглый, неотесанный... Пылкий требовательный поцелуй стал нетерпеливым ответом Фрая на долгожданную взаимность сестры. Он соскучился по ней. Чертовски. После их последнего раза прошло предостаточно времени, и у него побывало немало женщин, но ни с одной из них он не мог сопоставить ее — она дополняла его, как никто другой. Порой такая невыносимо правильная и раздражающая зануда, гоняющаяся за небылицами, Иви оставалась для Джейкоба вне конкуренции. Его Иви. Его половина. И плевать на условности, правила и запреты — они никогда его не останавливали. «Ничто не истинно, все дозволено», — так гласило учение, которому младший Фрай всегда неукоснительно следовал, возведя его в абсолют. А что до мира и всеобщей морали... Он прогнил уже давно, пресыщенный людским грехом и пороком. Иви тоже это понимала, хотя отчаянно пыталась бороться за свои куда более светлые идеалы, привитые Кредо: она продолжала верить, что Лондон болен — и его еще можно вылечить. Но что, если на самом деле не существовало лекарства? Что, если они тоже больны? Руки Джейкоба расправлялись с застежками на женской одежде так же искусно и ловко, как в бою — владели клинком. Однако он не стремился обнажить сестру, скорее просто получить желаемое: осторожно скользнул ладонью под некогда плотный корсет, вызвав у Иви еще один судорожный вздох, и чуть ниже, чтобы впоследствии заняться злосчастными пуговицами на гульфе штанов. Между тем Джейкоб распустил ей волосы, и они упругими локонами рассыпались по ее плечам, на что она лишь сердито фыркнула, а он не сдержал самодовольной улыбки. Как ни крути, его сестра действительно была красива. Вот только не любила этого показывать, предпочитая ни в чем не уступать брату — мужчине. И все же нельзя было отрицать, что при ней было все, способное пленить любого: длинные каштановые пряди, гармонично обрамлявшие симметричное округлое лицо, усыпанное росчерком мелких веснушек; выразительные ясные глаза, — будь Джейкоб сопливым романтиком, сравнил бы их с рассветным апрельским небом, — и контур полнокровных губ в сочетании с острым подбородком. Не удивительно, что даже кабинетный зануда Грин, так допекающий молодого Грача одним своим существованием, не оставил без внимания собственного взгляда ее самые прекрасные черты. При мысли об этом Джейкоб с большей настойчивостью прильнул к сестре в жадном поцелуе, словно заявлял неоспоримое право прикасаться к ней, которое сохранял исключительно за собой. Иви отвечала на ласки как умела и как могла — это не было ее сильной стороной; ей, в отличие от брата, недоставало опыта и находчивости в таких вещах. И все же она не отставала, действуя по наитию и следуя желаниям тела на уровне инстинкта. Все резко отошло на второй план — как ни тяжело признавать, но чувства все-таки мешали делу, и сейчас извечно собранная и педантичная Фрай не могла ни о чем думать: ни о Лондоне, ни о тамплиерах, ни о Плащанице и загадках, оставленных ассасином Эдвардом Кенуэем, ни о Генри и его симпатии, которого ей претило обманывать, ведь он так добр к ней и Джейкобу... Джейкоб. Ее неизменная заноза в заднице с самого детства, постоянно влипающая в неприятности. Между ними часто возникали разногласия и они нередко ссорились: в голове буйствующего брата гулял восточный ветер, и это бесконечно злило Иви, которая не всегда могла его вразумить. И все же он был ей дорог — она по-своему любила его, как и он ее. Было во всем этом и что-то предосудительное и неправильное, — греховное, — но Джейкоб по-прежнему оставался для нее единственным, кого, несмотря на все недостатки, она была готова к себе подпустить. И сама не знала, почему. Когда он, подхватив ее под бедра и торопливо отогнув ткань одежд между ног, наконец овладел ею, она крупно вздрогнула, издав тихий стон. И тут полка стоявшего рядом углового шкафа, за которую Иви слепо ухватилась свободной рукой в поисках опоры, с треском рухнула под давлением ее веса; в пребывающем на вечерней стоянке поезде звук битого стекла и сломанных досок прогремел, казалось, как пушечный выстрел — и наверняка разбудил остальных. — Упс, — довольно усмехнулся Джейкоб, налегке наращивая взятый темп; Иви поморщилась, неловко цепляясь за его плечи, чтобы удержаться, и прикусила губу — ощущения не позволили ей сосредоточиться. Но внезапно в закрытую дверь вагона раздался стук, и ее бесцеремонно выдернуло из подступающего забытья. Генри. — Джейкоб? Мисс Фрай? У вас все в порядке? Кажется, я слышал какой-то шум. Иви тихо выругалась и на несколько мгновений прижала ко рту ладонь, борясь с пьянящими реакциями тела; гневно посмотрела на ухмыляющегося брата сверху вниз и снова нахмурилась, чувствуя нелепую беспомощность. Собравшись с мыслями и попытавшись обрести голос, она ответила, выделяя каждое слово: — Безусловно, мистер Грин! Пустяки. — Маленькая лгунья, — шепнул Фрай, чувственно целуя сестру за ухом, отчего та едва сдержала стон, больнее ухватив его за волосы. — Вы уверены? — вновь уточнил наставник. — Я надеюсь, дело не дошло до драки. — Нет! Не о чем беспокоиться! Все... Под контролем! — из последних сил крикнула Иви и зашипела: стараниями брата внизу живота разгорался пожар. И о каком только контроле она говорит? — Доброй ночи, мистер Грин! — Как изволите. Доброй ночи, мисс Фрай! — Боже... — едва различимо выдохнула она, ненавидя себя за этот фарс. — А ведь могла сказать как на духу: что ты со мной, и что у него нет шансов. Беспокоиться-то есть о чем, — тихо продолжал поддразнивать ассасин, кромкой зубов касаясь подбородка сестры. — Заткнись, Джейкоб! — шикнула Иви, запрокидывая голову от весьма противоречивого удовольствия. В отместку он подкинул ее на себе сильнее, заставляя спиной сбить парочку газетных вырезок, висящих на стене; от более ощутимого проникновения старшая Фрай глухо промычала, прикусив указательный палец. Эта близость будоражила ее плоть и каждую клетку напряженных мышц, скручивая их в жгуты, и побуждала жаждать скорейшей кульминации как освобождения. Раскрасневшаяся и взъерошенная, Иви прижимала его к себе, нуждаясь только в нем и ни в ком больше. Прямо как тогда. Осознание этого опьяняло Джейкоба не хуже того жара, который распалял их обоих там, внизу; он с трудом сдерживал утробные стоны, стараясь унять эти порывы лаской ее ключиц, чуть открывшихся из-под отворотов белоснежной рубашки прямо перед ним. — Эли-изабет, — промурчал он, и сестра сладостно дернулась, поддавшись дурману его баритона. Иви не любила, когда ее называли вторым именем, и никогда не говорила о нем другим, но сейчас готова была это позволить — только здесь и только Джейкобу. На миг ей даже показалось, что оно действительно звучит красиво. И возбуждающе. «Узел» норовил вот-вот развязаться, и это почти сводило обоих с ума. Тяжело и учащенно дыша, испытывая невообразимый жар, как в лихорадке, Иви целовала Джейкоба и, словно в бреду, просила не останавливаться. Однако крупица сознания все же неизменно ютилась в ее голове, потаенной тревогой предупреждая о том, чем все может закончиться, если она не сдержит своего импульсивного брата в очередной раз. — Джейкоб... — с придыханием выпалила Иви; тот лишь уткнулся ей в шею и увеличил темп, срывая новый стон с ее уст. — Че-ерт, Джейкоб, не смей... Ей еще никогда не было настолько сложно формулировать мысли и облекать их в слова: язык не слушался, а кровь стучала в ушах, как барабанная дробь, наравне с бешено бьющимся сердцем, и заглушала внутренний голос. — Твою мать, Джейкоб!.. Ответом ей послужил низкий, но едва слышный протяжный стон; брат теснее прижался к ней, вдавливая ее в стену вагона, и вздрогнул, как если бы его пронзил холодный клинок. Иви в оцепенении зажала себе рот рукой, сдержав порыв вскрикнуть от удовольствия, и отчетливо ощутила, как расходится внутри чужое тепло вместе с ее собственным. Мышцы будто наполнились жгучим свинцом, и слабое покалывание пронеслось вдоль позвоночника, знаменуя о долгожданной эйфории. Этот краткий миг блаженства действительно затмил собою все, избавляя от усталости, скованности и стрессов. Спустя же несколько мгновений ассасин медленно отступил, освобождая сестру от своей хватки, и они оба опустились на пол рядом друг с другом, усевшись посреди скромного хаоса их страстей. На какое-то время в вагоне воцарилась сумеречная тишина, нарушаемая лишь сбитым дыханием близнецов и подрагиванием огней в керосиновых лампах. — Поверить не могу, что ты это сделал, — наконец произнесла Иви укоризненно, рукой стянув края расстегнутой рубашки, и слабо поморщилась. — Какая же ты все-таки сволочь, Джейкоб Бенджамин Фрай. — Что? — хмыкнул он, облизнув сухие губы. — Не ври, тебе понравилось. — Если... Если только... — она изнуренно прикрыла глаза, подбирая слова; язык все еще не слушался. — Клянусь: я убью тебя, Джейкоб! И снова, снова ему не было никого дела до последствий... Даже сейчас. Не чувствуй Иви такую истому, вытолкнула бы этого паршивца в окно, разбив его пустой головой витражное стекло. — Как там пишут в твоих книжках? Никогда не давай обещаний, которых не сдержишь, — изрек вновь он и, как назло, довольно улыбнулся. Какая-то подозрительная начитанность для такого разгильдяя... Он что, готовился? Все-таки рассердившись, Иви так неожиданно схватилась за доску, оставшуюся от рухнувшей полки, что брат невольно подскочил, на сей раз предпочтя близости с ней более безопасное расстояние. — И я тебя люблю, сестренка. Но лучше пока обойдемся без рукоприкладства, — нарочито ласково отозвался Фрай, застыв в дверях вагона с нагловатой усмешкой. — Тебе, в конце концов, нельзя нервничать! — Джейкоб! И, пока для него не стало слишком поздно, он в спешке исчез на улице, врываясь в теплую летнюю ночь.***