Динозаврики

Темноты бояться глупо — это Джек знал всегда. Глупо и смешно. Намного страшнее днём встретить в коридоре Томасину, а темнота… темнота, наоборот, прячет тебя, скрывает от её пронизывающего взгляда, достаточно только завести друзей. И если Мишель совсем не умела дружить, разбрасывая своих кукол по всему поместью, отламывая им руки и головы, то Джек своих друзей берёг. Стоило гувернантке выйти за дверь, пожелав ему добрых снов, Джек выскользнул из постели и на цыпочках прокрался к большой коробке, стоящей в углу. Воровато оглянувшись, он стянул с неё крышку и запустил руку внутрь. Добродушный трицератопс, как всегда, ткнулся в ладонь. Бронтозавр потёрся шершавым боком. Джек едва сдержался, чтобы счастливо не расхохотаться. Зря Алисия загоняла спать, как только на улице темнело, ведь именно в это время начинали твориться самые удивительные чудеса. Подождав ещё полчасика — Джек внимательно прислушивался к мерному шуршанию секундной стрелки, считал каждый оборот, — можно зажечь ночник, оживляя не только друзей, но и тени вокруг. Вместо стула со свисающим с его спинки халатиком появлялся опасный горный уступ. Кровать превращалась в плато, куда могли попасть только самые сильные и отважные. Динозавры, попискивая, порыкивая, фыркая и шипя, принялись карабкаться вверх, к Джеку. Их глаза светились зелёным и красным, иногда они ссорились — то тиранозавр куснёт диплодока за ногу, то диплодок хлестнёт его длинным гибким хвостом. Стайка мелких велоцирапторов юркнула под кровать, надеясь полакомиться пластилиновыми яйцами брахиозавров. Джек каждый раз пытался им помешать и почти всегда успевал перепрятать сложенное из сухой травы гнездо повыше. А они каждый раз отыскивали его заново. Как обычно, уснул он далеко за полночь под звуки игр своих друзей, улыбаясь во сне и ничего не опасаясь. — Как-как его зовут? — протянула Мишель, разглядывая нового динозавра, привезенного брату вчера. — Зовут его Эдвард, а называется он уранозавр, — закатил глаза Джек, провёл пальцем по спинному гребню новичка, которого ему предстояло познакомить со всеми остальными. — Это переводится как храбрый ящер. Видишь, какой у него парус на спине! — Это не парус, это ерунда! — задрала нос Мишель. — Паруса у кораблей! — Парус! — упрямо заявил Джек, придвинул Эдварда ближе, чтобы сестра не сумела смахнуть его со стола, как часто делала со своими куклами. — Он помогает уранозаврам не перегреваться днём, а по утрам акка… акку… аккамулировать… собирать тепло! — Ваши Высочества, пора завтракать, — окликнула их гувернантка. Джек кивнул, снова погладил Эдварда и принялся за кашу. Рядом с лучшими друзьями всё казалось намного лучше: день ярче, мерзкая каша вкуснее, а предстоящие уроки с приглашенными учителями — не такими длинными. Тем более что сегодня должен приехать мистер Пински, а ему очень интересно слушать Джека. И он обещал привезти новую книжку. Маму и папу увлечение Джека динозаврами до поры до времени не беспокоило. Они вообще обращали мало внимания на детей. А уж когда Мишель заболела, про Джека и вовсе забыли. Нет, он по-прежнему учился, фехтовал, ездил верхом, ему вовремя подавали еду, а одежда была всегда чистой, но мама и папа совсем перестали заглядывать в его комнаты. А его самого к родителям не пускали. Да Джек и не рвался. Зачем? Когда свой собственный мир куда дружелюбнее и приветливее другого, того, что за стенами поместья, за территорией заросшего бурьяном сада. Джеку было кому жаловаться на разбитое колено, багацератопс Конни зализала ранку и долго кричала над ухом, пока боль полностью не отступила. Старичок стегозавр Руперт всегда давал очень правильные советы. А компсогнат Илай научил, как кидаться камнями в голубей и лучше прятаться, чтобы гувернантки сбились с ног в поисках принца. — Что это? — хмуро спросил король, зайдя в игровую комнату принца и увидев в ней бесчисленных динозавров. — Джек? Ты уже слишком взрослый для игрушек! — Это коллекция, — возразил Джек, едва успевший сунуть под покрывало новый выпуск комиксов с динозаврами и взять в руки вместо него тяжёлый том Джека Лондона. — У мужчины должна быть коллекция оружия. Или дорогих часов, — заявил король. — С завтрашнего дня ты начнёшь учиться стрелять. После чего король развернулся и вышел. Спорить с отцом было бесполезно, Джек это уже давно уяснил. Как и объяснять что-то. Если Сайлас решил с чем-то не согласиться, то проще сделать, как он говорит. Но расставаться с друзьями Джек не собирался, ни с кем из них. Однако играть с ними теперь можно было только вечером, когда все взрослые уйдут. И только детёныша тирекса Алика Джек везде носил с собой в кармане — малышу было нужно тепло. Стрелять Джеку даже понравилось. Особенно попадать в цель, тогда даже Алик высовывал любопытную мордочку из кармана и негромко попискивал, радуясь успехам друга. Из больницы вернулась выздоровевшая Мишель, которую внезапно стали интересовать не куклы и плюшевые кролики, а наряды и медицина. Джеку и его сестре исполнилось двенадцать, и для них отвели новые раздельные апартаменты. Гувернантку сменил гувернёр, прибавилось новых предметов. Но Джек всё равно находил время, чтобы пообщаться с друзьями, пересадить повыше Руперта, пожаловаться на родителей Конни с Илаем и немного поиграть с повзрослевшим Аликом. — Ты уже большой, — уверял его Джек, но наутро всё равно находил у себя в кармане и, вздыхая лишь для порядка, снова и снова брал с собой. В военную академию Алик тоже уехал с ним, хоть и беспокоился за всех остающихся друзей. В столице строили дворец, и Алик боялся, что его верные товарищи останутся, забытые, в поместье. Но и отпустить Джека одного он тоже не мог, самолично забрался в чемодан, зарылся среди белья и затаился. Хотя Джек и сам обещал ему, что не оставит. В академии Алик, к своему удивлению, подружился с вельветовым зайцем, которого Джекову соседу по комнате сшила младшая сестра. — Я думаю, — сказал этот сосед, устраивая зайца на своей тумбочке, — кто кичится тем, что у него нет ничего милого из детства, связывающего с семьёй, — слабак. Мужество не в том, чтобы отказываться от того, что дорого сердцу. Быть мужчиной, военным — значит всегда помнить, что мы защищаем, понимаешь? У Джека были другие причины везде возить с собой Алика, но и соседа он понять мог легко. А то, что засыпать снова приходилось под весёлую болтовню, Джека нисколько не раздражало, скорее, наоборот, ему казалось, что вместо тесной казарменной комнаты он снова у себя в спальне. Джеку опять восемь и он окружён друзьями. Годы летели, и вот Джек уже на фронте, и Алик вместе с ним. Прочие динозавры скучали в витрине кабинета в апартаментах наследника в королевском дворце, но Алик всегда был вместе с Джеком. Оберегал его сон, следил, чтобы никто не зашёл за спину, помогал справиться со всё острее накатывавшим чувством одиночества, делил вместе с ним все невзгоды и тяготы. И всегда оставался верен Джеку. В Лисьем лесу, перед тем, как ему прилетело прикладом по голове, Джек внезапно увидел огромную зубастую пасть между собой и тем гефским солдатом. Но приклад оказался быстрее. Приходил в себя Джек тяжело, голова болела, тело затекло и не слушалось. А где-то совсем рядом кто-то тихо плакал, тоненько поскуливая. — Алик, — просипел Джек и через силу улыбнулся, почувствовав неслабый тычок в плечо. — Ты живой, — обрадованно выдохнул Алик. Его голос звучал прямо у Джека в голове — низкий, но с какой-то детской интонацией. — Я боялся, что ты умер. Джек хотел сказать очень многое, но горло драло сухим кашлем, а головная боль только усиливалась. Потому, наверное, он и не заметил, что в палатке кроме него есть ещё кто-то. Что за ними пришли. Джек понял это, только когда чужие пальцы ощупали лоб, сдвинули с глаз пропитавшуюся кровью повязку. Да и Алик почему-то смолчал, не предупредил. Алик молчал и дальше, словно очень устал, но биение его сердца на груди Джек чувствовал. Хорошо, что те, кто его обыскивал, не забрали фигурку тирекса. Кто волок его на себе, Джек не знал, он только успевал следить за собственными ногами, заставляя их идти. А потом он куда-то упал, и наступила тьма. Следующим, что Джек помнил, были тряска, смех десятков голосов, а потом всё стихло, кроме громкого, бьющего по барабанным перепонкам стрёкота и недовольного голоса отца, кому-то что-то выговаривавшего. Потом был грохочущий рокот над головой и покачивание с редкими провалами. Глаза болели, болела голова, дико хотелось пить. В Шайло доктора тягали Джека из кабинета в кабинет, просвечивали, щупали, задавали по кругу одни и те же вопросы, лишь усиливая головную боль. Не помогли ни лекарства, ни часовой сон на неудобной кушетке, ни равнодушные слова матери. Чуть лучше становилось, стоило засунуть руку в карман, нащупать там Алика и сжать его, погладить вдоль спины большим пальцем. Друг всегда рядом, не осуждает ни за что… Едва Джека выпустили из госпиталя, как он, заехав к себе только чтобы переодеться, отправился по клубам, игнорируя головную боль. Хотелось оттянуться и забыть… Ну не было сил у него, чтобы оплакать погибших парней. Не было! И пусть его осудят, но… Алик тихонько шебуршился в кармане рубашки и молчал. Сутки прошли как в дыму, пока Томасина, королевский дракон — ну да, мужчинам же не пристало играть с динозаврами — не выдернула его едва ли ни за шкирку, чтобы сунуть Джека в другой ад, наполненный сиянием бриллиантов и фальшивыми улыбками. Джек привычно сжимал в ладони Алика, даже не убирая его в карман, а в другой руке держал бокал с виски. Звуки и огни вонзались прямо в мозг, всё вокруг покачивалось и кружилось, и нельзя было уйти, нельзя было лечь, ничего было нельзя — только пить, шутить и притворно улыбаться. А ещё слушать чужие разговоры, вытягивая из нескончаемого гула что-то для себя. Алик бормотал что-то утешительное и уговаривал как можно скорее уйти отсюда. Чтобы не смотреть на белобрысого героя с телячьим лицом, танцующего с Мишель, нарядившейся в алое платье. Чтобы отвлечь Джека от того, что этот бал не в честь принца, вернувшегося с фронта живым, а в честь этого телёнка, обласканного королём. Ближе к полуночи Джек сдался, попрощался с матерью и, полностью проигнорировав отца, скрылся в покоях наследника. В спальню он не пошёл, а устроился на диване в кабинете, наслаждаясь гулом знакомых голосов. Засыпая, он почувствовал, как по нему, цепляясь за ткань, переступают когтистые лапы, и как Алик, захлёбываясь и частя, рассказывает обо всём, что с ними было. Утро встретило сразу несколькими событиями: новым секретарем матери — красивой горячей блондинкой в экстремально узкой юбке и известиями из штаба. Если первым Джек насладился в полной мере, то второе окончательно выбило землю из-под ног. Не помог даже Алик. Он очень просил Джека не пить или хотя бы не сидеть под дождём, возился в кармане, упрашивал, царапался. Но сил справляться с навалившимся пиздецом у того просто не осталось. Хотелось разозлиться, наорать на кого-нибудь, а лучше на отца, высказать ему все накопившиеся за годы претензии, послать к дьяволу. Но у Джека получалось только хлестать кислое вино и стискивать зубы сильнее, чтобы банально не разреветься. А потом явился король. Со свитой. И при всех, при всех отчитал Джека как какого-то щенка. Отверг его. Смешал с грязью, сделав выбор в пользу новой дворняги, верно заглядывающей в глаза и готовой сожрать любое дерьмо, лишь бы дали хоть облизать королевский ботинок. Джек отшатнулся, проглотил горечь и боль, чувствуя, как по щекам текут горячие слёзы. Что-то рвануло карман, так что ткань разошлась с треском, над Джеком и королём стремительно выросла тень, клацнули зубы — и обезглавленное тело упало на ступеньки, некрасиво раскинув ноги и заливая кровью мрамор. Чуть погодя рядом упала голова и покатилась вниз, подпрыгивая, как мяч. А самого Джека прижало к тёплому чешуйчатому боку. Кто-то надрывно кричал, Томасина, сбиваясь, пыталась вызвать скорую, полицию и гвардию одновременно. Джеку же впервые за много лет было хорошо. Казалось, никто, кроме него, не видел огромного Tyrannosaurus rex — его длинного хвоста, гигантской пасти, мощного тела, покрытого мягкой тёплой чешуёй, его жёлто-бело-чёрного в полоску окраса. — Я всегда буду с тобой, — уркнул ему на ухо Алик, боднул в щёку мордой, обжёг горячим дыханием, вселяя в Джека уверенность в том, что теперь-то уж точно всё будет хорошо. Джек потянулся, хрустя позвоночником, поцеловал Алика в нос, утёр слёзы, пригладил волосы и начал распоряжаться. Теперь он здесь король.