Отражения

Джиран закрывает глаза, ему снится море. Огромное, безбрежное, до самого горизонта, гладкое, как стекло. Ни ветерка, только густо-синяя толща воды и опрокинутое в нее небо. Вода кристально чистая, настолько, что, когда Джиран опускает в нее ладонь – видит свои пальцы, чуть дрожащие, искривленные преломленным через воду светом. Джиран пробует море кожей – оно теплое, как будто прогретое солнцем насквозь, до самых своих глубин. Море пахнет солнцем, лижет пальцы Джирана, ласково, как домашний зверь. Джиран трогает море, завороженный бликами на его поверхности. Джиран смотрит в море, как в зеркало. Зеркало трескается единомоментно, в одно бесконечное биение сердца. Море взрывается брызгами, металлом, леденящим холодом. Джиран кричит, но не слышит своего крика, огненно-синие глаза моря впиваются в него, безразличные и безжалостные. Море разевает челюсти, каждая – толщиной с туловище самого Джирана. Металл стремительно взрезает его, острые клыки вспарывают кожу, мясо, дробят кости. Джиран брызжет горячей кровью, болью, ужасом – но ему мучительно холодно. Чудовище дышит холодом, холод выстреливает из его пасти, как тысяча метательных дротиков разом. Кристаллы льда режут Джирану лицо, кровь выступает из множества крошечных царапин. Джиран не в силах закрыть глаза. Море пережевывает его бесконечно стремительно, он чувствует каждое движение чудовищных челюстей всем своим существом. Он слышит хруст собственных костей, воздух тяжело пахнет железом и солью. Густо-синий сменяется густо-алым, Джиран чувствует кровь на языке, кровь пачкает его лицо, кровь брызжет из его раздробленных конечностей, кровь пятнает желтоватые осколки кости. Кровь, кровь, кровь. Кровь заполняет море, огромное, безбрежное, до самого горизонта. Гладкое и спокойное, как стекло. Джиран закрывает глаза, ему снится небо. Нежно-голубое, в перьях облаков, раскинутое над ним, как шатер, и недостижимо высокое. Небо дышит теплым ветром, Джиран вглядывается в него пристально и чувствует, как небо смотрит в ответ. Безглазое, бесстрастное, всеобъемлющее, оно смотрит вниз, и Джиран ощущает его взгляд всей своей сутью. Небо дышит глубоко и спокойно, и Джиран дышит так же, его грудь мерно вздымается и опускается. Он вдыхает и выдыхает небо, медленно пропуская его через себя. А потом небо рвется с высоким, свистящим, скрежещущим криком, небо кричит, как раненый зверь, и падает – стремительно пикирует вниз. Небо цепляет Джирана острыми стальными когтями, рвет его плоть легко, как нож рвет ткань. Джиран смотрит в уродливую морду, и морда дышит на него мертвенным холодом. Кости неба – металл, огромные скрежещущие крылья неба – металл, его когти и жуткий трехчелюстной клюв – железо и холод, и страх, и лед. Клюв вспарывает его живот, и Джиран кричит, и крик, который рвется из его горла – все тот же рев-свист-скрежет, Джиран кричит так, как кричит небо. Острый металл режет, колет, рвет его мягкий живот, вскрывает кожу и мясо, в мгновение ока добираясь до скользких внутренностей. Запах забивает Джирану ноздри, тяжелый, горячий, металлический запах человеческой крови. Небо выдирает кишки из тела Джирана, вскидывает голову вверх и заглатывает с острым режущим звуком. Небо пожирает его, отрывает кусок за куском сочащейся, дрожащей, живой плоти. Каждый раз, когда оно глотает, Джиран слышит скрежет, как будто он сам, и каждая его часть, оказываясь внутри чудовища, становится металлом – железом, страхом и холодом. С сухим хрустом ломается грудная клетка, клюв поддевает ребра, двигает их, раздвигает, и губы у Джирана уже немеют от чужого крика. Небо пробирается внутрь него, вглубь, в горячее и красное – и смыкает свой железный клюв. С прежним металлическим стрекотанием небо глотает сердце Джирана – мокрое, жаркое, все еще бьющееся, человеческое. Голубое небо сменяется белым, в росчерках алого. Недостижимо высокое, небо дышит на Джирана холодом, его крылья раскидываются над ним, как шатер. Джиран смотрит на небо, и небо смотрит в ответ. А потом одним быстрым движением клюва вырывает ему глаза. Джиран закрывает глаза, ему снится земля. Густо-коричневая, почти черная, в тонких прожилках травы, земля джунглей. Она пахнет сыростью и зеленью, дышит прохладой, мнется в пальцах, легко пачкая ладонь. Прислушавшись, Джиран почти слышит, как корни буравят землю, пробиваясь все глубже, как ползают под землей мелкие насекомые. Земля живая, она словно льнет к Джирану, он трогает ее руками и как будто почти ощущает пульс – такой же, как у него самого. Удар за ударом. Земля бьется Джирану в ладонь, как огромное сердце. Он слушает ее и бьется в такт. Удар за ударом, еще удар. А потом земля протекает сквозь его пальцы красным и обжигает кожу. Джиран отдергивает руку с немым вскриком, и мгновение спустя земля под ним вздымается – взрывается – металлом, огнем, ядом и смертью. Смерть выходит из-под земли, ее единственный глаз горит красным, и с металлических боков каплет красный же яд. Смерть смотрит на Джирана, черная, железная, и Джиран слышит ее голос. Шепчет, скрежещет, грохочет, кричит – в голосе смерти нет угрозы, нет гнева, нет злобы, только холодная безжалостность. Яд стекает с ее боков, впитываясь и отравляя землю, яд жжет корни растений и мелких подземных насекомых. Яд пропитывает пальцы, ладони, все руки Джирана такой болью, словно с них сдирают кожу. Яд медленно плавит Джирана – от кожи до мяса, от мяса до костей, до внутренних органов, пока совсем ничего не останется. Смерть говорит с Джираном, он слышит ее, но не понимает ни слова. Все, что он понимает – боль, каплющая с ее поверхности. Жгучая, густая, жидкая боль. Боль разъедает Джирана, растворяет в себе, впитывает его под землю. Джиран кричит, и губы сползают с его лица, и рот забивают комья. Земля черная, пахнет сыростью. Она дышит могильным холодом, она медленно гибнет. И Джиран гибнет вместе с ней. * * * Джиран закрывает глаза. Ему снится Солнце. Горячее, ослепительное всеми оттенками красного. Солнце льется ему в глаза жидким огнем. Джиран пьет Солнце, дышит им, вбирает его каждой порой кожи. Солнце обжигает ему небо и веки, мгновенно обращает пеплом волосы, ресницы и брови. Джиран смотрит на него, не моргая – рыжее, желтое, красное, слепяще-раскаленно-белое, – и его охватывает трепет. Крупная дрожь бьет его; впитывая жар Солнца, он бьется каждой клеточкой тела, ни на мгновение не подумав о том, чтобы вырваться из горячих объятий. Солнце дарит ему огонь, но не дарит боли. Кожа Джирана обугливается, слезает с плоти, глаза запекаются в глазницах, он прогорает до костей – но чувствует только восхитительную ясность. Чистый огонь, который словно рассыпает его на составляющие – и никогда еще Джиран не чувствовал каждую частичку своего тела так ярко. Солнце сжигает его боль и сомнения, страхи, любовь, чувство долга и грусть, Солнце оставляет его обнаженным под своими лучами. И в один-единственный сияющий миг, как только догорает последняя часть его существа, оставляя только жар и красноту под веками, Джиран наконец достигает осознания. Он смотрит внутрь себя, под каждый оттенок красного. Джиран снится себе, и он видит себя – Солнцем. * * * Много лет позже Джиран видит Солнце, отраженное в лезвии меча. И он смеется, надрывно и сухо, и обнаженное счастье брызжет из его горла. Джиран видит Солнце и не может отказать себе в смерти в его горячих лучах. Авад вытирает кровь с лезвия, прежде чем убрать меч в ножны, и закрывает отцу глаза.