My Light, My Life

      Нью-Йорк, аэропорт Ла-Гуардия, терминал А.       Не более пятнадцати минут назад объявили о прибытии рейса из Чикаго, и вот первые пассажиры появились в коридоре, кто-то сворачивал к выдаче багажа, кто-то бежал в объятия встречающих, ну и конечно не обходится без тех, кто уже включил деловой режим, повиснув на телефоне и прямиком направляясь к выходу из здания.       Среди всей этой суетящейся толпы вижу его. Черт, да такого сложно не заметить – на голову возвышается над всей массой, красив до неприличия. С кем там обычно сравнивают красивого мужчину? С древнегреческим божеством? Да простят они меня, но никакой Аполлон или брат его Гермес и рядом не стояли. Высокий, ноги длиннющие, стройный подтянутый торс неплотно облегает черная водолазка, оставляющая пространство для фантазии, широкие плечи… Совсем не к месту в голове возникает картинка с моими ногами на этих плечах. Смаргиваю ее. Картинка, может быть, и сморгнулась, а убежденность, что этот мужчина должен быть только моим, никуда не делась. Еще пару минут наблюдаю за ним издалека, как выходит в основной зал, отходит немного в сторону от основного движения и утыкается в телефон. Отлипаю, наконец, от колонны и направляюсь прямо к нему.       — Привет, — губы растягиваются в широченную улыбку, как только подхожу к нему почти вплотную. Ох уж это предательское лицо, выдающее сразу все эмоции как на блюдечке.       Отрывает взгляд от экрана на какие-то пару секунд, скользнув им по мне, и снова в гаджет. — Спасибо, в услугах такси не нуждаюсь.       На лице, ну том, которое не умеет скрывать эмоции, расширяются глаза, и нижняя челюсть слегка больше обычного поддается гравитации. Хм, вот так значит, да? Ну ладно…       — Ну и отлично, потому что я не таксист, — сверлю взглядом это совершенное лицо, ожидая, когда поднимет на меня глаза. Две голубые бездонные пропасти, наконец, смотрят на меня более внимательно.       — Извини, видимо, неправильно понял. Ты что-то хотел?       — Да, хотел. Я стоял вон там, — показываю ему в сторону колонны, которую подпирал всего пару минут назад. — И увидел тебя. Скажу, как есть, ты мой идеал, я не мог не подойти. И я хочу, чтобы отсюда ты уехал со мной.       Молчит, пялится на меня. Что, удивил тебя? Спустя долгие-долгие секунды начинает ржать, нет, не смеяться, не хихикать и не ухмыляться, а именно ржать, громко, заливисто, гортанно. Эх, заткнуть бы этот рот кое-чем, да по самое горло. Кажется, использую всю свою выдержку чтобы сохранять выражение лица спокойным и непринужденным. Жду, когда смешинка иссякнет.       — Боже, парень, да ты дерзкий, и, я бы сказал, отчаянный. Чтобы вот так взять и подойти к мужчине… Мало того, что я могу быть натуралом, но я же могу оказаться и гомофобом, а размером я вдвое больше тебя. Не страшно?       — Твоя реакция уже дала мне ответ, что ты не гомофоб… и не натурал.       — Это почему же? — смотрит заинтересованно, убирая телефон в карман.       — Ну, будь ты гомофобом, до этой стадии наш разговор уже не дошел бы, ты либо врезал бы мне, либо, будь ты сдержанным гомофобом, прошипел бы мне проклятия и отошел подальше. Как видишь, ты все еще здесь.       — А почему ты уверен, что я не натурал?       — Натурал не говорит «я могу быть натуралом», только прямое утверждение, без вариантов. Так что ты не гомофоб, и ты не натурал. И ты должен быть моим, — смотрю на него со всей серьезностью.       — Мне казалось, что меня сложно смутить, но тебе удалось. Тебе не кажется, что такой метод знакомства слишком уж странный, я бы сказал, даже пугающий? Просто палишь вплотную.       — Окей, представь такой расклад, я тебя вижу, но подходить не осмеливаюсь, вместо этого решаю за тобой проследить, узнать, где ты живешь. Потом начинаю отслеживать твои передвижения – работа, рестораны, дом, друзья, магазины. Вычисляю, твои вкусовые предпочтения, возможно, узнаю, например, что у тебя аллергия на фисташки, и в один из вечеров подсыпаю их тебе в какое-нибудь блюдо в ресторане, а потом, когда тебе станет хреново и начнется отек Квинке, и кто-нибудь крикнет на весь ресторан есть ли здесь врач, подбегаю я и вкалываю тебе дозу дексаметазона, тем самым спасая тебя. После этого ты берешь мой контакт, потом звонишь и предлагаешь встретиться, ну чтобы отблагодарить. Во время встречи, узнаешь, что мы оба геи, ты мной, конечно, заинтересовываешься, потому что я действительно хорош собой. И после этого мы начинаем встречаться, ты теряешь от меня голову, предлагаешь съехаться, и вот ты уже не представляешь своей жизни без меня, но моя маленькая тайна навсегда повисает между нами. Крипово звучит, не находишь?       — Жесть, теперь ты меня пугаешь еще больше, на ходу сочинил сценарий, достойный Кинга.       — Я не такой, поэтому просто без расшаркиваний подошел к тебе. Поехали со мной, я отвезу тебя куда надо, и если к концу поездки ты решишь, что не хочешь продолжать общение, то я хотя бы буду знать, что сделал все возможное, — замираю в ожидании ответа, смотрю, чуть задрав голову, в эти потрясающие глаза. Магнитом, словно магнитом тянут к себе. Хочу целовать тебя. Что же ты со мной делаешь?!       Молчит, смотрит пристально на меня, а я, мне кажется, дышать перестаю в ожидании ответа.       — Давай я тоже буду честен с тобой. Ты очень симпатичный парень, и да, я не натурал. Возможно, я не против поехать с тобой, но давай ты чуть угомонишь свой темперамент, и мы переключимся в менее экстремальный режим, хорошо?       Надеюсь, мой выдох был не таким отчаянным, каким я его услышал. — Хорошо, поехали?       Хватаю его за руку и тащу к выходу на парковку. Его рука такая большая и теплая, и так приятно ее держать в своей. Будь моим, пожалуйста.       — У тебя же нет багажа? — где-то на полпути спрашиваю я, на что получаю отрицательное качание головой.       Когда подходим к машине, сам снимаю с его плеча сумку, подцепляя пальцами лямку. Пальто у него в руках, поэтому мои пальцы и его кожу разделяет только ткань водолазки. Сухо сглатываю. Держи себя в руках. Открываю дверь и вижу, как его взгляд задерживается на предмете на заднем сидении. Черт, только не спрашивай чье это, я не смогу солгать. Переводит взгляд на меня, но ничего не говорит, кидает пальто к сумке и отходит, позволяя мне захлопнуть дверцу.       Устраиваясь на пассажирском сидении, не может сдержаться от комментария. — Оу, прямо как под меня, — отмечая, что кресло по максимуму отодвинуто назад, давая больший простор для пассажира спереди.       Лишь могу ухмыльнуться этому, когда сажусь на место водителя и завожу двигатель.       Разворачиваюсь к нему всем корпусом и со всей серьезностью, на какую способен, произношу. — Извини, но тебе придется признаться.       Вижу, как на долю секунды лицо меняется, словно я узнал его сокровенный секрет, но тут же невозмутимо вскидывает бровь. — Это в чем же?       — Куда тебя везти. Ну и в принципе выкладывай, прилетел по делам или вернулся домой?       — Домой, — отвечает с довольной улыбкой на лице, откидываясь на подголовник.       Называет адрес, поясняя, что это на пересечении с 10-ой авеню.       — Красив, обаятелен, да еще и обеспечен. Похоже я сорвал большой куш, — подмигиваю ему, на что он фыркает и иронично лыбится.       — Говорит парень за рулем последней модели Форд Эксплорер.       — Туше, — поднимаю руки. — Но зато ты будешь знать, что я с тобой не из-за денег.       — Ты со мной? Боже, мы же вроде договорились, что ты умеришь свой напор.       Ага-ага, обманывай себя, только все равно этой ночью мои ноги будут на твоих плечах, пока ты будешь вытрахивать из меня всю дерзость.       Выруливаю в сторону выезда с парковки. — Ну хочешь, для твоего душевного спокойствия вообще молчать буду? Включить музыку?       Неопределенно кивает, мол, как сам хочешь. Запускаю один из плейлистов на Spotify. Проезжаем шлагбаум и встаем в небольшое скопление машин перед выездом на шоссе. Когда начинает играть очередная композиция, сначала просто слегка постукиваю пальцами по рулю в ритм песни, особо не вслушиваясь в текст. Когда же начинается припев, довольно ухмыляюсь и кошусь на моего пассажира. Божечки ты мои, а у кого это щечки зарделись? Облокотился на стекло, спрятав улыбку в ладони, и всем видом показывает, что его очень интересует вид из окна. Провоцировать его смущение – мой особый вид удовольствия, поэтому второй припев подхватываю вместе с солистом.       — I could drown myself in someone like you (Я мог бы утонуть в ком-то вроде тебя)             I could dive so deep I never come out (Мог бы нырнуть так глубоко, что никогда не выплыву)             I thought it was impossible (Я думал это невозможно)             But you make it possible (Но ты делаешь это возможным)       — Прекращай это! — шлепает меня по бедру.       — Чтоо!? Слушай, а ты прямо диктатор. Говорить нельзя, петь нельзя. Но знаешь, мне это даже нравится… только в постели. Чтобы меня ограничивали, диктовали, что мне можно делать, а чего нельзя, управляли мной. Понимаешь, о чем я? — поворачиваюсь к нему, играя бровями.       Пальцами одной руки отворачивает мое лицо от себя. — Смотри на дорогу.       — Ого, два физических контакта за минуту. Видишь, ты уже не можешь себя сдерживать, — тихонько хихикаю, возвращая внимание на дорогу.       — Такой придурок, — выдает почти неслышно.       Хотел бы я ехать медленнее, чтобы растянуть это уютное и в то же время покалывающее напряжением единение между нами, но трасса почти пустая, и, как бы я ни старался игнорировать педаль газа, тоннель Куинс-Мидтаун уже оповещал о своем скором приближении соответствующим указателем. После него до пункта назначения останется от силы минут десять-пятнадцать, поэтому решаю понаглеть еще и предложить прогуляться. Да – с самолета, да – наверняка устал, но мне определенно нужно больше времени.       — Может прогуляемся по набережной? Ты наверняка голодный, а я знаю здесь один ларек, где готовят просто обалденные питы с разнообразными начинками. Уверен, тебе понравится.       — Приглашаешь меня на первое свидание? — не дает времени среагировать на его вопрос. — Ну что ж, давай, удиви меня.       Ухожу правее от основной дороги, проезжаю несколько кварталов и сворачиваю на ближайшую к побережью улицу. Припарковав машину в ближайшем свободном кармане, разворачиваюсь к нему.       — Идем?       — Идем.       Хватаем верхнюю одежду с заднего сидения, и только сейчас замечаю, как мы смотримся со стороны. Он в брюках, водолазке и классическом пальто, и я – в трениках, худи и кожаной косухе. Словно остепенившийся старший брат выгуливает проблемного младшего, в надежде наставить на путь истинный. Усмехаюсь этой картине.       — Что? — реагирует он.       — Да так, ничего. Пошли кормить тебя, — беру его за руку и тяну к ближайшему спуску к набережной.       Спустившись, все же отпускаю его. Да-да, я помню, не напирать.       Ближе к воде, оказавшись на открытом пространстве, мартовская погода напоминает о себе колючим пронизывающим ветром. Тем самым, который должен в итоге принести тепло в наш город, но сейчас, почти в 12 ночи, это просто чертов дементор, вытягивающий все тепло из твоего тела. Накидываю на голову капюшон и разворачиваюсь к нему всем телом, делая несколько шагов спиной вперед.       — Расскажешь зачем летал в Чикаго?       Застегивает верхнюю пуговицу пальто и приподнимает воротник, невольно ежась при очередном сильном порыве. — По работе. Наша компания занимается проектированием промышленных зданий. Летал защищать на конкурсе проект новой фармацевтической фабрики.       — Ну и как? Ты всех уделал?       Хмыкает и смотрит мне прямо в глаза. Боже, у меня от тебя коленки подгибаются. — Пока не известно. Результаты будут через неделю.       — Уверен, у тебя все получилось. Я бы точно отдал тебе все проекты.       — Стараюсь не обнадеживать себя раньше времени. С годами научился подходить к вопросу с холодной головой, хотя это конечно же не отменяет разочарования при отказе.       — Чтобы ты знал, я тоже очень… очень расстраиваюсь при отказе, — игриво улыбаюсь ему.       Смеется, так мягко, бархатисто, каждым звуком лаская мой слух. Хочу слушать тебя, когда ты впустишь меня в свой рот. — Боже, ты любую тему будешь сводить к сексу?       — Сексу? Кто говорил о сексе? — наигранно удивленно вскидываю брови, но тут же поднимаю руки в сдающемся жесте. — Ладно-ладно, извини. Но если возвращаться к хладнокровному подходу, то мне этому еще учиться и учиться. Когда начинаю работу над новой задачей, мне нужно гореть ей, иначе ничего не получится, особенно на начальном этапе, когда требуется креативить, искать нестандартные решения. Бедные мои близкие в этот период, приходится терпеть все мои выносы мозга.       Он почти незаметно ухмыляется. — И ты…?       — А, концепт-художник персонажей, в основном работаю для гейм-индустрии. Особую страсть питаю к уродливым монстрам и злодеям.       — Плохой мальчик, — покачивает слегка головой с хитрым прищуром.       Ого, кто-то сподобился на флирт?       — Я разносторонний. Для тебя могу быть воплощением самого ангела, — отвечаю елейным голосом и перевожу взгляд вперед. — Вот дерьмо!       — Ого, вот это переходы! Действительно разносторонний.       — Прости, но похоже я тебя не накормлю сегодня.       Смотрит в ту же сторону, куда и я, где метрах в двадцати от нас стоит абсолютно темный куб ларька. — Честно? Я не удивлен. Ты время видел?       — На Манхэттене нет такого понятия.       — Ну да, только мы не на Манхэттене. Ладно, не переживай, — подбадривающе сжимает мое плечо.       Не могу ничего с собой поделать, почему-то действительно расстраиваюсь из-за этой мелочи. — Так себе свидание, да? Заморозил тебя, да еще и голодным оставил, — шмыгаю носом. Черт, надеюсь он не подумает, что я реветь собрался, просто насморк, совершенно нормальная реакция организма на такой холод.       Видимо вид у меня действительно жалкий, так как улыбается мне мягко и снисходительно, словно ребенку, ободравшему коленку и устроившему из этого трагедию века. Разворачивает к себе и притягивает, обнимая за спину. Ну наконец-то! Руки кладу ему на грудь, носом утыкаясь в лацкан его пальто. Тепло.       — Это все такие мелочи. Есть на ночь глядя, между прочим, вредно для здоровья. А вот с холодом надо что-то делать, твои губы цвета индиго меня настораживают.       Улыбаюсь в ткань, после чего поднимаю лицо, не отлипая от него. — Нужно просто разогнать в них кровь. Знаю один действенный способ.       Несколько секунд смотрит на меня сверху вниз и, слава всем богам, без лишних разглагольствований наклоняется и накрывает мои губы своими. Мягкие, нежные, желанные и… такие горячие. И как ему это удается? Мои же словно задеревенели от холода, но ничего, мы сейчас это исправим. Прижимаюсь к нему сильнее, удерживая его за бока, и приоткрываю рот. Он принимает приглашение, всего лишь только проводит языком по моей верхней губе, завернув на внутреннюю сторону, а меня словно всего волной жара окатывает.       Решаюсь сделать вылазку на разведку, не нахожу сопротивления и кончиком языка ласкаюсь с его. На вкус он мятный, настолько мятный, что кажется холодит, только вот он же горячий. Чтобы разобраться с этим парадоксом, проталкиваюсь глубже, и уже он оглаживает мой язык, захватывая ряд верхних зубов. Не сдерживаясь, выстанываю ему в рот, когда чувствую, что кровь разогналась не только в губах, но и с удвоенной скоростью несется к одному вполне определенному месту. Жмусь к нему сильнее, он же наоборот начинает отстраняться.       — Нет-нет, еще, — чуть не хнычу я, тут же снова ощущая холод, как только между нами появляется уже ненавистное мной расстояние.       — Пойдем к машине, не хочу, чтобы ты простыл, — чмокает в висок и протягивает мне руку.       Беру ее… да кого я обманываю – висну на ней, потому что с потребностью быть как можно ближе не справиться. Терпеливо выносит мои закидоны, и я благодарен ему за это. К парковке возвращаемся вдвое быстрее, предвкушая укрытие от ветра и подогрев сидений.       Включив все, что только можно, на обогрев, довольно откидываюсь на спинку, на пару секунд прикрывая глаза, как тут же ощущаю поглаживание по щеке. Оборачиваюсь к нему, руку не убирает, все также легко касаясь, и смотрит на меня, склонив голову набок, таким взглядом… Ну вот у меня точно такой же, когда я в лифте пересекаюсь с соседским щенком лабрадора. Когда уровень милоты зашкаливает, и ты просто опускаешься на корточки, не обращая внимания на то, что рядом взрослый дядька, и начинаешь сиропно сюсюкаться, почесывая за плюшевым ушком. Так и он, мне кажется, вот-вот протянет руку дальше и начнет легонько пошкрябывать коротким ногтем у меня за ухом. А мне останется лишь подрагивать лапкой от удовольствия. Прерывает поток моих мыслей.       — Такой милый, — о чем и речь. — Словно нахохлившийся воробушек, так и хочется тебя всего сгрести в объятия и отогреть.       Все еще водит по моему лицу, очерчивая то линию носа, то челюсти, и когда я собираюсь ответить подробной инструкцией, как меня нужно сгребать, а так же поведать ему о своем любимом способе согрева, прижимает к моим губам средний и указательный пальцы. Знает, уже знает, что могу сказать. Смотрит мне в глаза, и я в который раз готов сдаться ему, вступить в добровольное рабство, сделать все для него.       — Давай поедем? Хочу домой.       Молча киваю, и он одаривает мягкой и слегка уставшей улыбкой, прежде чем пристегнуться и откинуться на подголовник.       Путь до конечного пункта занимает четыре с половиной песни, въезжаю на подземную парковку и останавливаюсь на свободном месте. Глушу двигатель и слегка поворачиваюсь к нему. Я ведь правильно понимаю, что сейчас он должен что-то говорить?       — Спасибо тебе, что довез, — ага-ага, можешь опустить часть с благодарностями, что дальше? Делает небольшую паузу, я же терпеливо жду. — Поднимешься? Если хочешь?       Если хочешь? Серьезно? Если хочешь?!       — Значит, если хочу, да? — всем корпусом оборачиваюсь к нему, лыбится падлюка самодовольно.       Наклоняюсь, словно для поцелуя, и он явно так решает, только вот я лишь тяну его ремень безопасности, достаточно, чтобы петлей обернуть вокруг обоих его запястий, отпускаю, с удовольствием наблюдая, как широкая лента туже стягивается. Определенно удивлен, не ожидал, смотрит сначала на свои закованные руки, потом на меня, вскинув эти прекрасные брови.       — И что это значит?       — Просто пытаюсь проверить, хочу ли я.       На внезапном порыве из смеси похоти, желания победить в этом не озвученном соревновании и просто желании быстро перекочевываю к нему на колени. Да благословенен пусть будет тот человек, что придумал заменить рычаг переключения передач на плоскую шайбу, а то бы неловко могло получиться. Ерзаю немного, устраиваясь удобней, а он кисти, что до этого держал в неплотно сжатых кулаках, расслабляет, поворачивает ладонями вверх и складывает наподобие лодочки.       — Давай ты поможешь мне определиться с моими желаниями, — выходит как-то хрипло и неровно.       Не даю ему возможности ответить, накрываю его рот своим, сразу же проталкиваясь языком глубже. Не сопротивляется, капитулирует, полностью отдавая мне права. Вжимаюсь в его ладони, тем самым, что можно классифицировать как дозиметр желания. Чуть дергает рукой, явно забывая об импровизированных кандалах. Знаю, что хочет выбраться, знаю, что хочет шарить по мне свободно. Но пока только так, дорогой. Чувствуешь, как быстро он наливается кровью? Это все ты. И он, словно в ответ на непроизнесенные слова, слегка сжимает пальцы, чтобы кончиками чувствовать приятную твердость.       Почему так жарко? Почему нечем дышать? Почему перед глазами тонированная пелена? Ах да, потому что его рот словно воронка утягивает в свои недра, и не вырваться. А еще я, похоже, проиграл по объему легких. Руки на его плечах, и приходится буквально оттолкнуть себя от него. Дышать, надо подышать. Прислоняюсь своим лбом к его, судорожно вдыхаю, перехватывая его выдох.       — Я, кстати, Тимоти.       О, этот вибрирующий мягкий смех! Обожаю.       — Арми.       — Арми, — повторяю я, губами скользнув к виску, и дальше к уху. — А-а-а-арми, — тяну первую гласную. — А-р-рми, — на французский манер с горловой р. Сжимает меня почти в кулак. Это реакция на французский вариант? Определенно, ведь это звучит так похоже, если бы у меня во рту был его член.       — Освободишь меня?       Уже дергаюсь, думая, что слезть с него не получится так же эффектно, как забрался. Приподнимает бедра, чтобы остановить меня, потому что по-другому никак, разве что ущипнув меня за промежность.       — Куда? Руки освободи.       — Мстить не будешь?       — Поверь мне, я настроен мирно.       Оттягиваю ремень, ослабляя петлю, и привстаю, выпуская из тесного плена. Поднимает руки, разминает, а я снова опускаюсь на него, и теперь, без этого барьера отчетливо чувствую, как ему тоже хочется. Ухмыляюсь, чуть елозя, на что он тут же вскидывает бедра, увеличивая давление. Мгновение и одна рука путается в моих волосах, вторая по-хозяйски подныривает сзади под худи и без остановок забирается в штаны. Давит на затылок, заставляя наклониться, слегка прикусывает челюсть и опускается ниже, широко раскрыв рот, обхватывает кадык и обводит его кругами влажным языком. И нет, пупырки не начинают бегать мелкой стайкой, нет, они одновременно дружно выскакивают из своих норок по всему телу. На макушке, лопатках, под коленками, никогда не видел мурашки на пятках, но сейчас почти уверен, что и там они отметились. Вторая рука, пропутешествовав вниз по задней стороне бедра почти до подколенной ямки, двинулась снова вверх, на этот раз подцепляя края боксеров и всей пятерней оглаживая более удачливую ягодицу.       — У тебя задница холодная, — сжимает.       — Зато сердце горячее, — отвечаю, что первое в голову пришло.       Боковым зрением замечаем движение в нескольких метрах от нас.       — Боже, мы словно подростки, которые вынуждены ныкаться по темным углам, чтобы пообжиматься, — шлепает меня по заду. — Поехали уже наверх.       — Ну раз ты настаиваешь, — хитро улыбаюсь, давая понять, что моя взяла.       Открываю пассажирскую дверь и не очень изящно выкарабкиваюсь наружу. Одергиваю штаны и натягиваю худи пониже, ну а вдруг кто по пути встретится. Выбирается следом, окидываю его взглядом – само величество собранность, лишь растекшийся по щекам румянец дает понять, что не все спокойно в Датском королевстве. С нескрываемым удовольствием наблюдаю за ним пару секунд, пока забирает сумку с заднего сидения, после чего захлопывает дверь, хватает меня за руку и ведет к лифту. Ждать не приходится, двери тут же приветственно разъезжаются. Нажимает на нужный этаж и сразу утягивает меня к дальней стене, разворачивается, поясницей упираясь в перила, и тянет меня на себя. Именно тянет, не обнимает, не прижимает, а буквально затягивает на себя, так, что ноги отрываются от пола. И это физическое преобладание действует на меня как крепкая сигарета первая за год, когда конечности чуть немеют и покалывают, а в голове туман, от которого ведет, но в то же время чувствуешь такую легкость. Хочу чувствовать эту силу на себе, хочу быть в его власти, хочу чтобы присваивал меня себе снова и снова.       Весь впечатан в него, пальцами крепко впиваюсь в его плечи и отклоняю голову вбок, когда кусает в районе сонной артерии, и дышит, дышит туда жаром. Смотрю на себя в зеркало поверх его плеча. Я тебя знаю? Прежде чем вынесет меня из лифта, еще успеваю обратить внимание, что глаза совсем темные. Куда делась радужка?       Путь от лифта до квартиры проходим как культурные люди, держа приличные дюймов тридцать расстояния между нами. Только на это, по-видимому, уходят остатки его терпения, потому что дверь захлопывает слишком громко, просто впечатывая меня в нее. Сам же впечатывается в меня, весь, так, что отчетливо чувствую не только давление его стояка на мой, но и пряжку ремня, упирающуюся в мой живот. Удерживает мои руки над головой, переплетя наши пальцы крабиком, а мне отчаянно необходимо его трогать, запустить под водолазку, огладить рельеф мышц на спине, пройтись по бокам и перейти на грудь, чтобы пропустить жесткие волоски между пальцев, сжать и слегка потянуть, затем, словно случайно, поддеть ногтем затвердевшие соски. О, эти соски! Лишенный других возможностей, отыгрываюсь на языке, шарю у него во рту, оглаживаю его язык своим, и он в ответ словно пытается сожрать меня. Да, я твой, поглоти меня полностью! Когда организм трубит набат о необходимости новой порции кислорода, отстраняемся. Щекочет мне кожу тяжелым дыханием где-то за ухом.       — Как же хочу тебя, — шепчет туда же.       И я жду продолжения, как вдруг резко отшатывается от меня. До свидания член, пряжка, губы, только руки еще держит. Смотрит как-то виновато. И тут, откуда-то из глубины квартиры до моего слуха доносятся два голоса. Отпускает и руки.       — Извини, Тим, я не сказал тебе о кое-чем важном…       Не успевает договорить, в этот момент из одной из комнат в коридор выбегает босоногое нечто, громкое шлепая по паркету и на ходу подтягивая штаны с крокодильчиками. На всю квартиру раздается звонкий голосок:       — Папочка!       Арми приседает и своими объятиями останавливает маленький ураганчик, поднимается с ним на руках, помогает ему откинуть с лица явно отросшие кудряшки. Носитель веселых штанишек всеми конечностями вцепляется в мужчину, и виснет, как коала на любимом эвкалиптовом дереве. За ним совсем неслышно подходит молодая женщина лет двадцати пяти.       — С приездом, мистер Хаммер. Вы извините, но Лео наотрез отказался засыпать пока не встретит вас.       — Здравствуй, Софи, все в порядке.       — Папочка, я так скучал.       — Я тоже, мой мальчик, очень-очень, — Арми зацеловывает его щеку и ухо, при этом громко причмокивая, отчего мальчишка начинает извиваться в его руках и громко хихикать.       О, это запрещенный прием! Ладно, дорогой, ты победил! Вклиниваюсь в их идиллию:       — То есть по папочке ты скучал, а про меня все, можно забыть? — наигранно обиженно надуваю губы.       Поворачиваются оба ко мне с большими глазами.       — Ну папуленька, ты же был со мной все время, а папочка был в карман… кармандировке. Я его пять дней не видел! — для пущей убедительности показывает мне растопыренную пятерню.       — Ладно-ладно, я тоже соскучился по нашему папочке, — сгребаю обоих в свои объятия. Теперь все правильно, все на месте.       Арми целует меня в макушку и шепчет. — Привет, муж.       — Привет, — поднимаю лицо, чтобы вместо затылка подставить губы для поцелуя.       Целует тепло, нежно, по-домашнему. Наше любимое нечто вклинивается третьим и слюнявит уголки наших губ, заставляя всех засмеяться.       — Сыночек, уже очень поздно, давай я отнесу тебя в кровать и Софи посидит с тобой, пока ты не уснешь. А завтра я весь твой, сходим все вместе погулять, а потом будем смотреть Разрушителей легенд и есть самое вкусное в мире мороженное.       — С машмело?       — А оно самое вкусное?       — Да, — активно кивает, так, что волосишки снова на глазах.       — Значит, с маршмеллоу.       — А мы можем завтра пойти в метро? Ранвир в саду мне сказал, что в метро по рельсам бежит ток и поэтому поезд едет. А Софи мне сегодня прочитала, что оказывается ток бежит не по этим рельсам, а там есть третья рельса, секретная, — на слове «секретная» он аж голос понижает, будто боясь, что эту тайну кто-то лишний узнает. — Она спрятана сбоку, но я очень хочу ее увидеть, и ток тоже. Можно?       — Решено, завтра идем кататься в метро. А теперь целуй папу и полетели в кровать.       — Спокойной ночи, папуленька, — тянется ко мне и целует в щеку.       — Сладких снов, сынок, — треплю непослушные кудряшки и целую в кончик носа, отчего он его смешно морщит.       Смотрю, как они трое удаляются по коридору в детскую и не могу удержать в себе то безграничное счастье, которое испытываю сейчас, губы растягиваются в широченную улыбку и хочется во все горло что-нибудь запеть, только вот тогда Лео точно не уснет в ближайшее время, а у меня планы на мужа. Поэтому, продолжая испытывать на прочность свои скулы, уношу сумку Арми в гостиную и иду на кухню, чтобы заварить его любимый чай.       Через несколько минут присоединяется ко мне, падая на соседний стул.       — Этот бесёнок не успокоился, пока не рассказал мне всю историю, как Отис создал систему безопасного лифта. И как он вчера пытался прыгать в лифте, чтобы проверить, а Софи ему не разрешила.       — О да! Я прослушал эту лекцию уже не менее семи раз, так что готовься.       — Да я не против. Вот думаю, может мы зря заморачиваемся поиском подходящих школ, возможно стоит сразу приглянуться к Колумбийскому.       — Боже, ты как типичный родитель считаешь своего ребенка самым лучшим и гениальным. Пусть развивается в том темпе, который ему подходит. Может, через год он решит, что танцы это его все, что тогда делать будешь?       — В Колумбийском и направление хореографии есть, — довольно хихикает.       Закатываю глаза на такую остроумность. — Ты мне лучше скажи, что это вообще сегодня было? В услугах такси не нуждаюсь… — пытаюсь передразнить его интонацию.       — Нууу, вчера мой не самый спокойный муж устроил мне текстовую атаку из-за того, что я не мог ответить на видеозвонок, так как находился на деловом ужине, — выуживает из кармана телефон, открывает, по всей видимости, наш чат. — «Ты наверно совсем забыл, как я выгляжу», «пройдешь мимо и не узнаешь», «останусь с Лео отцом-одиночкой», «сколько стоит твой проект? Выкуплю, чтобы смотрел на меня, а не на тех идиотов» и так далее. Вот и решил тебя проучить, показав, каково это, если бы действительно забыл. А ты неожиданно очень легко влился в игру, тогда уже стало интересно, сколько ты продержишься.       — Я был уверен, что все закончится, когда ты спросишь про детское кресло на заднем сидении. У меня бы язык не повернулся соврать, что это для племянника.       — Знаю, поэтому и промолчал, — падает мне лбом на плечо. — Соскучился по тебе, муж.       — И я, незнакомец, — накручиваю на палец его не очень длинные прядки. — Иди в душ, я провожу Софи. Не знаешь, ее надо будет отвезти?       — Нет, сказала, Иван уже едет за ней. Похоже, у них все серьезно.       Легко считываю, что хочет сказать этой фразой. — Боишься, что задумаются о своем ребенке и на Лео уже не будет хватать времени?       Лишь мычит в подмышку.       — Нам действительно очень повезло с ней, но не переживай, мы в любом случае справимся, — целую в макушку, чувствуя запах чужого гостиничного шампуня. — Шуруй в душ, и не вздумай уснуть, иначе изнасилую тебя в отключке.       Хмыкает и поднимается со стула. — И в планах не было, — потягивается, так что полоска оголившегося живота прямо напротив лица.       Тыкаю пальцем прямо в пупок, ибо нечего дразниться, и так уже на пределе. — Иди.

***

      Проводив Софи, еще раз проверяю Лео, подтягиваю повыше одеяло, зная, что все равно ненадолго, запинает его себе в ноги, и будем накрывать повторно как минимум пару раз за ночь. Выключаю в коридорах свет, оставляя один ночник рядом с туалетом для сына, и ухожу в спальню, предусмотрительно закрываясь на замок.       В ванной еще шумит вода. Не суетясь, полностью раздеваюсь и ложусь на кровать. Покрывало холодит и то ли поэтому, то ли от предвкушения слегка ерзаю. Не хочу сейчас возбуждаться, хочу, чтобы от и до было при нем, но ничего не могу с собой поделать, сладостное ожидание уже ускоряет поток крови к члену. Не прикасаюсь к себе. Жду.       Вдруг становится тише, лишь приглушенное шебуршание за дверью ванной, и через пару минут выходит в комнату. Видно, что вытерся наспех, с волос скатываются капельки, продолжая свой путь по телу тонкими полосками, полотенце накидывать не стал. Прикрываться? Действительно, от кого? И видел его таким по меньшей мере несколько тысяч раз, а очередной вдох все равно происходит с задержкой. И лапать, лапать всего его взглядом желание ничуть не угасает, до сих пор порой не могу поверить, что он мой. Но вот только так и есть – мой весь, абсолютно, без остатка. Видимо, в какой-то небесной лотерее мой ангел-хранитель забрал главный приз, и я каждодневно готов благодарить за это.       Подходит к изножью, останавливается и смотрит. Не просто смотрит на меня, а словно любит взглядом, и тело мое тут же отзывается.       — Чего ты хочешь, любимый? — почти шепотом, потому что ночь, потому что кругом тишина, потому что это только между нами.       — Хочу, чтобы трогал меня. Хочу чувствовать тебя всем собой.       Забирается на кровать, я же поднимаю ноги и, согнув в коленях, ставлю ступни ему на грудь. Как и всегда холодные, на его как и всегда горячей, и к этому контрасту, такое чувство, что никогда не привыкнем, всегда будет будоражить и заставлять на какой-то момент задерживать дыхание. Берет одну за лодыжку и подносит к губам, целует косточку, после чего проходится по ней зубами, но аккуратно, не повреждая кожи. После чего беглыми поцелуями проходится вдоль всей голени, наклоняясь чуть вперед и вынуждая тем самым согнуть вторую ногу сильнее и почти упереться коленом в грудь.       Щекочет подушечками пальцев с задней стороны колена, после – всей пятерней вниз по бедру. Другую ногу, все так же согнутую, отводит в сторону, чтобы склониться надо мной, чтобы пройтись щекой по внутренней стороне бедра. Щетина еле-пробившаяся, не ощутимая, вот завтра будет в самый раз, так, чтобы до жжения. Знает, что я так люблю, поэтому до понедельника точно бриться не будет. Сейчас же словно кот ластится, вдыхает меня, кожей друг друга впитываем, и не насытиться никак, не надышаться.       Поцелуй в пах, еще один ближе к члену, и еще ближе, в основание. И хочется смотреть на него, как языком влажным, проигнорировав эпицентр желаний, ведет выше, и одновременно закрыть глаза, чтобы только кожей ощущать, чтобы мельчайшие касания прочувствовать. Все же откидываюсь назад, и тут же горячая ладонь скользит по животу, заставляя мышцы напрячься, после с давлением вниз до лобка и снова вверх, уже не задерживаясь, по груди и к шее. Всей ладонью накрывает горло, а подушечки пальцев на сонной артерии, так что легко просчитает мой явно участившийся пульс. Сдавливает сильнее, вынуждая инстинктивно приоткрыть рот для спасительного вдоха, и в этот же момент втягивает кожу прямо под тазобедренной косточкой и определенно решает, что просто засоса будет недостаточно, сжимает и перекатывает кусок плоти между зубами. Больно и хочется зашипеть, да только не вдохнуть, да только ведь для меня это делает. Знает мой фетиш на его отметки, как люблю после прикасаться к ним, чуть давить, а может и не чуть, и с каждым нажимом – «я его», «я его». И место сегодня удачное – пояс брюк будет прямо по ней, продеть ремень – «я его», любой наклон – «я его», присесть – «я его». Надену завтра джинсы поуже.       Приподнимается, опираясь на руку, что возле моего бока, и рывком подтягивается выше, все же сдавливая горло на какое-то мгновение сильнее. Тут же накрывает мой рот своим и только тогда ослабляет хватку. Вдыхаю им, можно и носом, но зачем, когда можно изо рта в рот. Опускается на меня всей нижней половиной, марает мой живот своим предэякулятом и вдавливается в мой член своим, словно хочет, чтобы они срослись. Вмиг оплетаю его своими ногами и руками, как слэп-браслет, на который стоит только надавить в нужной точке, как окручивает плотно запястье.       Пятками на ягодицы, пальцы, все десять берут в захват его голову, не позволяя вырваться из плена поцелуя, уже опасного, отбирающего остатки воздуха, но как же хорошо, когда в глазах темнеет, а сверху горячая тяжесть окутывает все тело, словно плотное увесистое одеяло. При очередном плавном толчке бедрами, когда своим каменным членом проходится по моему, выпускаю судорожный стон прямо ему в глотку и все же отстраняюсь для глубокого необходимого вдоха.       — Боже, да! Хорошо, — подкидываю бедра вверх на сколько могу. Роняет голову мне на плечо, мазнув губами по краю ключицы, и дышит, горячо дышит, почти опаляя вдруг ставшую сверхчувствительной кожу. — Арми… любимый, спроси меня чего я хочу.       Носом по шее и следом влажный след от языка вплоть до уха. — Чего тебе хочется, детка?       — Хочу, чтобы вошел в меня без подготовки. Не растягивай. Хочу, чтобы было туго, чувствовать, как сжимаю тебя, а ты все равно будешь протискиваться, пока не заполнишь полностью. Хочу, чтобы членом своим почувствовал мой пульс.       Выдыхает резко, словно забыл это сделать пару десятков секунд назад. — Ты меня когда-нибудь с ума сведешь.       — Ни в коем случае. У меня на тебя корыстные далекоидущие планы.       Ноги все также скрещены на его пояснице, поэтому, когда быстро садится на пятки, проезжаюсь вперед и оказываюсь почти всей спиной лежащим на его бедрах. Видно, что не ожидал, выгибает бровь и довольно ухмыляется.       — Ну привет, мой расчетливый муж, — обеими руками по бокам вверх почти до подмышек, после – вперед к солнечному сплетению и снова в бока по дугам ребер. — Отпустишь меня за смазкой?       Качаю отрицательно головой и поднимаю руки, запуская под подушку. Шарю пару секунд. Приходится расцепить ноги и слегка отодвинуться, чтобы нащупать флакон почти у изголовья. Протягиваю ему.       — Любимый расчетливый муж, — тянет каждое слово смакуя. Лишь кончиками пальцев оглаживает мой член от основания к головке, где предсказуемо выступает предсемя. Собирает его средним пальцем и слизывает, почти полностью погружая в свой рот. — Уверен, что без подготовки?       — Давай уже. Иначе под вопросом будет кто кого с ума сводит.       Подталкивает подушку под меня. Щелчок крышки. Смазку наносит только на себя, я же подтягиваю колени к груди, максимально открываясь перед ним. Водит головкой у входа, размазывая то ли естественную смазку, то ли из флакона, а меня уже потряхивает от предвкушения. Давит, вжимается напористо, и когда головка во мне, делает лишь секундную паузу и продолжает уверенное вторжение. Взгляд не отводит от моего лица все это время, перехватывая каждую эмоцию, у меня же все плывет перед глазами, хватает только на то, чтобы стиснуть зубы и выдохнуть прерывисто через нос. Большой, слишком большой для меня и идеальный. Когда наполовину во мне, опускается всем торсом мне на голени и одним сильным, но плавным движением входит до конца, и уже тогда берет паузу, давая мне время привыкнуть.       — Боже, детка, — выстанывает в бок моей коленки, туда же прилетает быстрый поцелуй. — Как ты?       — Хорошо, очень хорошо. Сейчас, — прикрываю глаза, пытаясь восстановить дыхание и расслабиться там, где нужно расслабиться.       Терпеливо ждет. Одной рукой упирается в матрас у моей головы, вторую же заводит назад и оглаживает по дуге то место, что максимально сейчас растянуто вокруг его члена. Постепенно покалывающая боль сменяется тянущими ощущениями, и уже хочется, чтобы двигался. Чуть веду бедрами, другого сигнала ему и не нужно. Отводит одну мою ногу в сторону, чтобы быть еще ниже ко мне. Опускается на локти, подныривая ладонями под мои плечи, и обхватывает их пальцами снизу вверх. Так почти максимально близко друг к другу, ближе только если совсем упадет на меня.       Бедрами покачивает еле-еле, но, когда весь во мне, и этой минимальной амплитуды хватает, чтобы все сладко заныло внизу живота, особенно когда мой собственный член так тесно сжат между нами. Носом утыкаюсь в его висок, вдыхаю, теперь пахнет собой, по-родному, легкий аромат тимьяна с нотками цитрусовых. Вдыхаю глубже, словно это поможет отпечатать запах в каждой поре легких, чтобы всегда был со мной.       — Люблю тебя, знаешь? — просто захотелось сказать. Да, возможно именно это был десятитысячный раз, но смысл, в какой бы раз это ни было сказано и при какой ситуации, не меняется. Выражение старо, как мир. Означает – я рад тебя видеть, я хочу заботиться о тебе, мне приятны твои прикосновения, хочу целовать тебя, хочу сделать тебе хорошо, ты прекрасен, со всеми своими недостатками прекрасен, потому что они делают тебя тобой, хочу дарить тебе спокойствие и одновременно провоцировать возбуждение, просто хочу тебя.       — Знаю, любимый, — привстает, нависает надо мной и целует, глубоко, как надо. Почти выходит из меня и тут же с силой подается вперед, заставляя протяжно застонать от смеси боли и невероятного наслаждения, — Чшш… ты должен быть тихим, — сам же только наращивает темп.       Мне же остается только мычать, всем телом выгибаясь от сладкой муки. Когда чувствую, что уже совсем на грани, прошу. — Подними меня.       Понимает меня. Садится на пятки, одновременно, цепко стиснув мои ребра, явно оставляя следы от пальцев, поднимает меня, усаживая на себя. Всем весом давлю, вбирая его до предела, после чего начинаю двигаться, перехватив у него эстафету. Обеими ладонями проходится по спине и крепко обнимает, так что член оказывается плотно зажат между нашими животами. И этого тесного трения оказывается достаточно, чтобы начать изливаться, в то же время пульсирующе сжимать его в себе. Перед закрытыми глазами картинка, как белесая жидкость стекает от пупка, по греховной дорожке к его лобку, и от этого все тело еще раз пробивает приятной судорогой. Только через несколько секунд, придя в себя, понимаю, что внутри мокро и уже не так распирает.       — Черт, я чуть не вырубился.       Только хмыкает мне в ухо и, обхватив за спину, привстает вместе со мной и аккуратно укладывает на кровать. Какой же все-таки он у меня сильный. Дотягивается до салфеток, наспех вытирает нас и падает рядом. Тут же перебираюсь к нему на плечо.       Какое-то время лежим в умиротворяющей тишине. Он зарылся мне в кудри и подушечками пальцев массирует кожу головы. Я на его груди вырисовываю неведомую зверушку, у которой на концах разветвленных рогов выросли его соски.       — Ты прости, что вчера выносил тебе мозг, просто я дико соскучился и было такое чувство, что не видел тебя вечность, — нарушаю молчание.       — Пять дней, — уточняет он.       — Невыносимые пять дней.       — И ежедневные видеозвонки.       Легонько щипаю его за сосок. — Знаю. Ну вот такой я армизависимый. Гугл сказал, что это не лечится, так что придется тебе терпеть.       Смеется тихонечко, утыкаясь мне в макушку. — Хорошо, я же давал клятву – и в болезни, и в здравии.       — Знаешь, мне иногда снятся кошмары про день, когда мы познакомились. Сюжет всегда разный, но итог один – мы с тобой не встретились на той станции метро. Либо я задерживаюсь на каком-то светофоре, и ты уходишь раньше. Иногда снится, что у тебя отменилась деловая встреча в том районе, и в это время ты оказываешься совсем на другом конце города. Или же просто я надел зимние ботинки, вместо кроссовок, и не поскользнулся на той лестнице, где врезался в тебя, а вместо этого не глядя пробежал мимо. Столько всяких «если» могло произойти в тот день, и мы бы никогда не встретились, — колючие мурашки от своих же слов. — У меня тогда в наушниках заиграл Linkin Park «When They Come For Me», и в тот момент, когда ты обернулся посмотреть на того, кто чуть не столкнул тебя с лестницы, и я увидел твои глаза, было полное ощущение, что Честер отбивает не на барабанах, а прямо по моему сердцу. Это любовь с первого взгляда?       — Да, кажется люди это так называют, — крепко-крепко обнимает меня. — Я не хочу даже представлять, что могло быть все иначе. Ты врезался, я обернулся, Честер ударил по барабанам и теперь ты мой.       Перебираюсь полностью на него, смотрю в небесные любимые глаза. — Только твой, — втягиваю в долгий поцелуй. — Раз у нас завтра покатушки на метро, может доедем до нашей станции? — спрашиваю, когда все-таки приходится отстраниться.       — Обязательно. А теперь давай дуй в душ, — шлепает мягко по ягодице. — Одно очень любознательное чудо явно не даст нам отсыпаться до обеда. Я проверю Лео и присоединюсь к тебе.       Наигранно трагично вздыхаю и перекатываюсь с него обратно на кровать. Наблюдаю, как поднимается, сверкая аппетитной задницей, дефилирует к шкафу, достает домашние штаны и быстро натягивает. У двери, прежде чем отпереть замок и выйти, игриво подмигивает.       Мой идеальный незнакомец.       Мой свет и моя жизнь.       Моя любовь.