.
24 февраля 2023 г. в 20:34
Очнувшись от беспокойного сна, Регулус моргнул затуманенными глазами, увидев знакомую фигуру, стоящую рядом с его кроватью. На этот раз она вела себя тихо, он даже не слышал, как она вошла. Возможно, это было свидетельством его собственной усталости — в последние недели каждый день давил на него все больше и больше. Планы Темного Лорда не давали покоя, особенно из-за постоянных перемещений в секретную пещеру и стресса от страданий Кричера. Он наслаждался сном, когда мог его получить.
И все же она была тут, желая увидеть его снова. Ради нее стоило проснуться.
Он вытащил руку из-под шелкового одеяла, на котором лежал на боку, и обхватил длинными пальцами ее запястье. Она была тоньше; бугорок кости слегка выступал, вдавливаясь в ладонь, прежде чем он размял его большим пальцем круговыми движениями. Она, казалось, не удивилась, обнаружив, что он не спит, ее карие глаза просто переместились с прикроватного столика на него, почувствовав прикосновение.
— Гермиона, — ее имя сорвалось с его губ с задумчивым вздохом, его безграничная привязанность была очевидна, даже когда он моргнул, прогоняя сон.
Регулус не мог точно определить момент, когда осознал свои чувства к ней за те месяцы, что Гермиона приходила к нему. Через некоторое время после того, как его инстинктивная защита медленно ослабла, когда она продолжала появляться даже после того, как он поначалу был насторожен и неприятен по отношению к ней. Он подумал, что, вероятно, это случилось в тот раз, когда она крепко обняла его после прогулки с его ненормальной кузиной. В то время как Гермиона обняла его, защищая, когда он прислонился лбом к ее плечу, а ее пальцы успокаивающе расчесывали темные волны его волос.
— Я устал, Гермиона. Я так, так устал.
— Знаю, любимый. Ты не будешь вечно уставать, обещаю.
Он все еще задавался вопросом, когда ее обещание, наконец, станет реальностью.
— Не хотела тебя будить, — сказала она мягким голосом.
— Почти подумал, что ты сон, — лениво пробормотал он. — Как в первый раз.
Она не всегда появлялась во сне, материализуясь в его мире, как прекрасный мираж. Иногда он бодрствовал, подсознательно ожидая, что ее свет пробьется сквозь дымную дымку жизни и напомнит ему, что такая доброта могла существовать там с самого начала. Свет всегда принадлежал его брату, а не ему. Регулус был поражен, обнаружив, что у него может быть свой собственный.
Однако в то первое появление, до того, как пришло осознание и настороженность, Регулус был уверен, что она является плодом его воображения. Конечно, не существовало другого объяснения тому, как она появилась, когда он, казалось, нуждался в ком-то больше всего, заверения в том, что все будет хорошо, с готовностью сорвались с ее языка. Он все еще не знал, как девушка могла быть так уверена, но какая-то часть глубоко внутри него теперь доверяла ей.
Ее глаза, подумал он, все дело в ее глазах. Они были серьезными, добрыми. Насыщенный янтарный оттенок нес в себе тепло, которое ему не посчастливилось познать в своей жизни, пока она не начала приходить к нему. Регулус по-прежнему не был уверен, из какого времени и места она появилась, просто знал, что не отсюда. Этот мир чистокровной мании и удушающей тьмы ей не подходил — ее дикие кудри, нежная улыбка и золотые глаза были красотой миров, намного лучших, чем тот, который он знал.
Регулус иногда задавался вопросом, могла бы она отвести его туда. У него никогда не хватало смелости попросить об этом.
— Все еще не сон, я здесь, — напела она.
Непрошеная печаль отразилась в чертах ее красивого лица. Он хотел разгладить морщинку на ее лбу кончиком большого пальца, поцеловать опущенный край губ, пока они не изогнутся в противоположном направлении. Теперь уже полностью проснувшись, он сжал ее запястье.
— В чем дело? — спросил он.
Это была лишь малая часть ее визитов к нему, которые были связаны с определенным мотивом. Чаще всего она появлялась с бормотанием о том, как она скучает по нему, как ей нужно увидеть его лицо, как она хочет услышать его голос. Еще одна деталь, которая позволяла думать, что он создал ее во сне, а не в реальности, — то, что она, казалось, уже знала его, достаточно, чтобы скучать по нему, достаточно, чтобы жаждать его общества.
Помимо крови, сухожилий и костей, которые физически делали его человеком, Регулус чувствовал ту же тягу к ней. Она просачивалась прямо в его сознание; ее частичка заполняла пустоту, которую создала внутри него его жизнь. Пока Темный Лорд не заговорил о крестражах и расщеплении души, Регулус считал, что значение душ слишком преувеличено. Если можно разорвать душу на части, то, конечно же, нелегко душе сплестись с чужой, способной погубить не только его самого.
И все же, это произошло. Регулус безоговорочно знал, что каким-то образом его душа и ее душа были двумя половинками одного большого целого. Золотая нить ее врожденной доброты сплелась с его серебряной нитью отчаяния, сделав их единым целым. За все свои восемнадцать лет жизни он никогда не был так уверен в чем-то, как в этом.
Помимо того, что он заметил скорбное выражение ее лица, холодное чувство ужаса пробежало по его позвоночнику еще до того, как она объяснилась.
— Я думала, что прийти сегодня наконец-то было правильным решением, но теперь я не уверена, — ответила она почти шепотом.
Темные брови сошлись вместе, когда он нахмурился и принял сидячее положение. Его пальцы танцевали по ее коже, спускаясь вниз по ладони и разжимая ее руку из свободно сжатого кулака, чтобы просунуть свои пальцы между ее пальцами. Он откинул одеяло и освободил место на краю кровати, как только выпрямился, мягко потянув ее за руку, чтобы она села. Она легко подчинилась его молчаливой настойчивости.
— О чем ты говоришь? — спросил он.
Пожалуйста, не оставляй меня.
Гермиона подняла вторую руку и прижала к его тыльной стороне, глядя вниз на их соединенные руки в минимальном пространстве между ними. Складка между ее бровей углубилась, и она плотно сомкнула губы, пытаясь подобрать слова или как их преподнести.
— Есть кто-то другой? — надавил он.
Пожалуйста, пусть там не будет кого-то другого.
Такая тривиальная и жалкая проблема, и все же она представляла собой потенциально разрушительный ответ. Они пришли из разных миров во всех возможных смыслах, и только это помешало им установить привязанность с ярлыком. Это молчаливо существовало между ними — фантом, цепляющийся за фалды их отношений пальцами с острыми когтями, ожидающий момента, когда удержание превратится в разрушение.
Она не была его, не по-настоящему. Но в то же время… Они принадлежали друг другу.
— Нет, больше никого нет, — она вздохнула.
Регулус сжал ее руку между своими, держась за спасательный круг ее присутствия, так же как и за уверенность в ее словах. Все остальное, как ему казалось, он мог вынести, лишь бы она не отпускала его.
— Я знаю, что ты планируешь сделать завтра, —сказала она наконец.
Одновременное ощущение холодной тяжести, опускающейся в желудок, смешалось с сердцем, подскочившим к горлу. Его пульс ускорился, когда он сглотнул сквозь невидимые тиски, крепко стиснув зубы.
Все то время, пока Гермиона приходила к нему, он хранил свои планы против Темного Лорда в тайне, под надежным замком. Возможно, он не достаточно храбрый, раз не спросил, откуда она пришла, но он не был настолько глуп, чтобы поделиться своими намерениями, независимо от того, насколько безопасно она заставляла его чувствовать себя. Если он собирался умереть, то собирался сделать это на своих условиях, совершая то, что считал возможным, а не потому, что бездумно доверял ангелу, присматривавшему за ним. Даже если это так легко.
Не услышав об этом от него, она, должно быть, знала, что с ним случилось, с тех самых пор, как явилась сюда. Гермиона знала о его стремлении украсть крестраж-медальон и его последующей неизбежной смерти. То, с чем он смирился с того самого момента, как придумал план тайной борьбы с Темным Лордом, в какой-то степени она пережила последствия.
Но она знала его сейчас, до этого. Когда она возвращалась в то место и время, которое называла домом, вспомнила ли его? Или она помнила о нем только здесь, в его собственном мире? Неужели преданность угасала с прыжком сквозь пространство и время только для того, чтобы снова вспыхнуть, когда она возвращалась сюда? Каждый раз, когда она говорила, что скучает, было ли это иное, нежели чем то, что он предполагал?
Неужели она уже оплакивала его, пока он все еще дышал тем же воздухом, что и она, все еще обнимал ее, словно она была драгоценностью, все еще изливал на нее своим поцелуем все обожание, которое разум не мог выразить вслух?
— Гермиона…
Она шмыгнула носом и резко покачала головой, не позволяя сказать что-нибудь еще.
— Я оставила у Кричера специально зачарованный маховик времени и инструкции. Я знаю, что ты заставишь его сделать. В конечном счете он подчиняется твоим приказам, а не моим, так что ты должен сказать ему, чтобы он выполнил их.
Регулус откинул голову на спинку кровати, медленно моргая, глядя на темную деревянную раму балдахина над ними.
— Пожалуйста, Регулус.
Треск в ее голосе заставил его глаза поспешно вернуться к ней. Обе ее руки крепко сжались вокруг его руки — прикосновение оказалось столь же сильным, как и произнесенная ею мольба.
— Позволь мне спасти тебя, — продолжила она дрожащим голосом.
Выражение лица исказилось, дрожащий вздох слетел с его приоткрытых губ. Он освободил свою руку из хватки и обхватил руками ее бедра, притягивая ближе к себе на кровать. Девушка перекинула через него одну ногу, устроившись так, что ее ноги обхватывали его бедра, пока он подталкивал ее к этому. Так он мог смотреть на нее снизу вверх, что давало ей еще пару дюймов над местом, скрытым подушками.
Гермиона заправила свои кудрявые волосы за ухо, а другая рука опустилась на его грудь. Она крепко прижалась к левой стороне, ускоряя и делая пульс заметным. Во взгляде, обращенном на него, в поверхностном дыхании, в том, как она играла пальцами с его пульсом, чувствовалось тихое отчаяние. Она продолжала периодически менять силу давления, словно напоминая о том, что продолжает функционировать внутри, в клетке его ребер.
Он не нуждался в напоминании. Регулус точно знал, где находилось его сердце — буря взгляда сосредоточилась на ней, сидящей у него на коленях и бесконечно неземной. Его сердце и его ангел. Она была так прекрасна, даже несмотря на то, что на ее лице промелькнула боль, пока он молча смотрел на нее.
В медового цвета глазах блестели слезы, и она отвернулась от него, уткнувшись подбородком в плечо. Регулус положил руку на ее горло, чувствуя, как она тяжело сглатывает под ладонью. Его большой и указательный пальцы осторожно взялись за ее подбородок, разворачивая лицо к себе. В ее глазах блеснул тонкий вызов, но почти незаметное дрожание челюсти выдало ее.
Он приподнял темную бровь, как бы безмолвно говоря: «Ты же не думаешь, что теперь сможешь спрятаться от меня, правда?»
— Если ты собираешься попрощаться со мной, сделай это как следует, — сказал он.
Она застонала за несколько секунд до того, как наклонилась вперед — магнит, беспомощно притянутый к своему идеальному двойнику, прежде чем крепко поцеловала его в губы. Не останавливаясь, он ответил на ее поцелуй с таким же пылом. Его рука обхватила ее за талию, увлекая за собой, когда он повернул их тела так, что она оказалась под ним. Когда девушка ахнула от того, как его бедра прижались к ее, Регулус скользнул языком по ее губам, насыщаясь ее вкусом.
Она вцепилась пальцами в его рубашку, пока он не откинулся назад достаточно далеко, чтобы снять ее. Ее джемпер отправился следом, и их одежды были отброшены в сторону так же, как выброшенный мусор. Он проводил по ее шрамам губами, языком, зубами. Ему было интересно, откуда взялся каждый из них, какое проклятие или оружие было наложено на нее. Он хотел знать, чьи руки причинили ей вред, чтобы искоренить их из этого существования прежде, чем они смогут прикоснуться к ней.
Регулус знал, что не может спросить об этом; были правила. Но кроме того, Гермиона хотела спасти его, и это тоже нарушало правила. Возможно, та глупая мантра, которую Сириус повторял о том, что правила созданы для того, чтобы их нарушать, была создана именно для них. Чтобы она могла спасти его. Чтобы он мог заполучить ее.
В его успехе так много сомнений, но если ему суждено умереть в любом случае, и он уже сделал выбор, то какая разница? Разве он мог не дать ей этого, после всего того утешения, которое она подарила ему? Сможет ли она когда-нибудь простить его, если он все-таки попытается?
Регулус слизал огненную дорожку по линии ее горла и поцеловал слезы на ее щеках, каждым своим действием умоляя о прощении. Она была его ангелом — о, его милым, милым ангелом — спустившимся со своей собственной версии небес, чтобы вернуться за ним, чтобы, наконец, принести истинный покой. А он был всего лишь человеком. Отчаявшимся, сломленным, раскаивающимся мужчиной, ищущим своего собственного великолепного спасения между ее бедер. Простой смертный, купающийся в сиянии ее божественного обещания, которого, он не знал, что заслуживал.
У них могло быть это, если не больше. Пальцы прослеживали и хватались за каждый сантиметр, потому что никто из них не хотел забывать. Горячее дыхание между меняющими мир поцелуями, толчки и притяжение его тела к ее, яркая вспышка света, которая кружила вокруг них обоих и, казалось, говорила: «Это правильно, это судьба». Они могли заниматься любовью друг с другом и не говорить, что на этом их история закончилась, даже если это не так. Даже если только один раз.
Содрогаясь, они оба задыхались и цеплялись друг за друга, как будто только этого было достаточно, чтобы остаться здесь, в этом моменте, навсегда. Темные волосы Регулуса прилипли к его влажному лбу, когда он прижался к ее шее, нанося нежные поцелуи. Грудь Гермионы вздымалась, когда она пыталась вернуться на землю, чтобы снова присоединиться к нему, а с губ, покрытых ссадинами от поцелуев, слетали вздохи, тело дрожало в его руках.
Их время неизбежно подходило к концу, как это всегда бывало, и они оба это знали. Когда они неохотно расстались, страстный жар, витавший в воздухе, уступил место пустому холоду, характерному для его дома. Он снова натянул штаны, но не те, в которых обычно спал, сидя едва одетый, вцепившись в край кровати и наблюдая, как она одевается. Закончив, она встала перед ним, подняв руку, чтобы откинуть темные волны волос с его лба.
— Я люблю тебя, Регулус, — пробормотала Гермиона, проводя кончиками пальцев по линии его подбородка.
Регулус повернул голову, его губы запечатлели обжигающий поцелуй на нежной коже ее запястья.
— В каждой жизни, которую мы проживаем, мое сердце принадлежит тебе, Гермиона. Что бы ни случилось.
Слезы вновь навернулись на ее глаза, и она неэлегантно шмыгнула носом, но все же смогла кивнуть. Его идеальный ангел, делающий для него все, что в ее силах. Ее рука упала с его лица, когда она сделала небольшой шаг назад — всего на несколько дюймов, что создало между ними невидимую пропасть, которую они больше не могли пересечь. Она полезла в сумку, с которой всегда приходила, и достала нужный ей прибор. Прежде чем развернуться и отправиться домой, она посмотрела на него. Они запомнили друг друга в великой паузе, две души, все еще сплетенные вместе и не желающие отпускать друг друга.
— Не позволяй этому стать прощанием, — умоляла она шепотом.
Как бы мягко она ни говорила, ее слова пробили что-то глубоко внутри Регулуса, раскололи его фундамент. В последний, долгий момент, когда он смотрел на нее, глубоко вдыхая и наполняя легкие уже увядающими остатками лаванды и ванили, остающимися на его коже.
— Увидимся через минуту, — тихо ответил он.
Это не было официальным обещанием, и все же Гермиона все равно исчезла у него на глазах с яркостью надежды, горящей в ее глазах.
Когда Регулус проснулся на следующий день, чтобы увидеть, какую миссию он перед собой поставил, Кричер оказался рядом с ним. Когда проклятое зелье, которое Темный Лорд использовал для защиты осколков своей души, причинило Регулусу непостижимую боль, его эльф оставался рядом с ним, пока он не завершил начатое. Когда он обратился ко всем известным божествам, о которых только мог вспомнить, моля о прекращении страданий, чтобы жажда наконец утолилась, золотой маховик времени был надет ему на шею, а затем вложен в дрожащую ладонь.
Тогда, и только тогда, открылись его личные небесные врата, показывая то самое спокойствие, которого он так жаждал. Прошло несколько мгновений, прежде чем он сориентировался, дневной свет щипал глаза, пробиваясь сквозь плавающие пылинки в знакомой спальне. Он никогда не оставлял занавески вот так открытыми, никогда не позволял солнечному свету сражаться с тьмой, которая против его воли поселилась в каждом аспекте его жизни. И все же кто-то открыл каждое из массивных окон, чтобы поприветствовать его.
Шатаясь, Регулус ухватился за выцветший деревянный столб кровати. Здесь все было старым, покрытым слоем грязи даже несмотря на беспорядок. Он неуверенно обернулся на звук движения у двери. Его палочка была спрятана в нагрудном кармане мантии, но голова слишком кружилась от путешествия во времени, чтобы сделать шаг к ней.
Серые глаза заметались по комнате, и наконец обнаружили знакомый силуэт в ореоле золотого света в открытом дверном проеме. Он застыл, пойманный в ловушку широко раскрытыми глазами того самого ангела, спасшего его во всех смыслах этого слова. Палочка Гермионы выскользнула из ее пальцев, стукнувшись о деревянный пол. В воздухе закружилась пыль, когда она бросилась бежать через широкую комнату.
Он чувствовал себя полностью подавленным этим благословенным слиянием двух их переплетенных душ, которые бросили вызов самому времени, чтобы просто быть друг с другом. Его тело было слабым, но сердце отбивало тяжелое стаккато, отчаянно взывая к ней, когда он оттолкнулся от столбика кровати.
Потому что она была там, спешила к нему. Она стоила того, чтобы встретиться с ней на полпути.
Она стоила всего.