Зимний ветер

Вэй Усянь — его сын. Он просто знает это, когда видит мальчишку: необузданного, любопытного и жизнерадостного, как его мать; с её лицом, с её глазами, с её улыбкой; но этот нос, эта глубина чёрного в волосах, эти уловки и жажда знаний — он знает их, также хорошо, как можно ожидать. И ему страшно. Каждый раз, когда мальчик хмурится брови или улыбается на редкость почтительно, он может видеть Ванцзи или Сичэня, и он думает: они узнают. Однако, этого не происходит. (Он думает, что все вокруг слепцы, или же боги смиловались над ним, когда характерные глаза Лань не обошли стороной её кровь). Вэй Усянь существует и дышит также, как его мать; он так похож на неё, что у него болит сердце; на женщину, которую ведёт ветер, и ты или идёшь с ней, или отпускаешь её. Когда он видит, как мальчик играет на музыкальном инструменте, будто у него всегда был талант, то это причиняет боль. И он злится. Он так много злится, что едва может контролировать себя, и ему кажется, что его сердце стучит так громко, что даже этот прекрасный возмутительный мальчик может слышать его. Его старший племянник беспокоится о нём, он ценит это, но не может рассказать никому, почему он чувствует то, что чувствует.

(Она никогда не сможет быть полностью его. Он не хочет быть своим братом, он не хочет брать силой и отбирать волю. Он даже не думает, что даже в таком случае её можно было бы приручить. В конце концов, человек не может себе подчинить силу природу, зимний ветер во плоти. Её смех тонет в его ухе, когда её пальцы в его волосах, и его лента слетает между ними — не то, чтобы её это волновало; не то, чтобы его это волновало — её глаза поглощает зимний солнечный свет, её улыбка похожа на глоток воды после пустыни, её губы могут шептать его имя, и он будет снесён в одно мгновение. Её руки направляют его руки, за одежду, за границы, которые он не думал, что переступит, за то, что будет позорно согревать его сердце следующие десятилетия. Он знал, что он не единственный; такая личность, как Цансе Саньжэнь, живёт одним днём, и берёт от жизни всё, что хочет и до чего может дотянуться; её губы на вкус обжигающие, как алкоголь).

Он думает, что должен был сказать им; своим племянникам, своему клану, своему сыну; но он опоздал. Он может только смотреть на то, как его младший племянник поразительно похож на него, очарованный чужим смехом и чужой улыбкой. Он может только знать, что это не может закончиться хорошо, если он вмешается, если он признается. Он может только думать, что ему придётся унести это с собой в могилу, когда он видит у своего сына такой же взгляд, как у его племянника. Лань Цижэнь может отвернуться и притвориться, что ничего из этого не имеет значения: это его грехи, а не этих детей.