жизнь

      каллисто в своих грубых, белых руках сжимает будто не человеческое тело, а куклу из паутины и стекла. в глазах-рубинах отражается будто пустота, а не красота острого взгляда и жестоких губ. каллисто грубо хватается за тонкие запястья, кружева синяков и шрамов тянутся по прозрачной коже, змеятся голубые вены вдоль костей из колючего снега. их танец до смеха и горьких слез неправильный, тень улыбки пенелопы отвратно-лживая, но почему-то так приятно и свободно.       будто бирюзовая вода бесконечных морей с силой врезается в плоть, будто солнце падает в ледяные ладони, будто мраморная луна крошится жемчужинами отчаяния и безумия в хрустальные стаканы.       каллисто весело, ему легко и девушка в его объятиях кажется такой близкой и нужной. будто цветок, спрятавшийся от посторонних в блеклой вазе, в темноте спальни.       пахнет вином, болью, желаниями. чем-то большим, чем похоть и любовь. будто аромат жизни, настоящей, а не кривой, уродливой пародии. за зеркалами трясутся тени-силуэты, голос кронпринца разливается реками радости над головами, вата касается земли и облака рыдают звездами. каллисто целует худые руки, пустые плечи, сдирает шелк притворства и драгоценные камни-крики, застрявшие безмолвным шепотом на болезненном теле. принцесса смотрит в душу и будто сквозь, она будто здесь, но каллисто ясно видит, как ее образ дергается в глади зеркал.       ему почти плевать.       он вонзается в нее дюжиной клинков, один поцелуй — и по артериям течет бордовый яд, в глазах вздрагивают надежда и жизнь, петля на шее затягивается в мгновение око и пенелопа безвольной куклой из серебристой паутины слухов висит над луной и солнцем, над безликими аристократами, над стеклянными озерами, над миром. она красива, будто цветы, сверкающие в темноте роскошных, бесцветных комнат. яркое пятно, подобное пути на свободу.       она будто снова дышит и каллисто восхищенно хлопает, прижимает к себе свою прекрасную и ненаглядную, он что-то радостно хрипит и с жадностью вдыхает ее запах. боль, отчаяние, безнадега. она падает пеплом кроваво-алым, как его разбитые глаза, как двухцветные рассветы, что рождаются за кривой линией горизонта, она падает и не касается горячей кожи. ее размытый силуэт где-то за спиной.       и каллисто, пока его сердце, кучка гнилого, но поющего во весь голос, мяса, не может успокоиться в просторной клетке из ребер, выдыхает:       — чего ты хочешь, принцесса?       — не ломай меня, пожалуйста