My heart, it's yours.

«Вы даже не притронулись к еде». Народный Выбор сегодня вечером был полон народу. Всюду были слышны разговоры и смех окружающих. Аромат жареного мяса и тяжёлых специй заставлял Чайльда пускать слюнки, но если говорить о Чжун Ли, то ему будто было всё равно. Чайльд указал рукой на всё разнообразие принесённых блюд: тушёную рыбу, Нефритовые Мешочки, даже порцию сладкого тофу, а также на тарелку Чжун Ли, которая, несмотря на то, что он был известен гурманом, оставалась нетронутой. Он витал в своих мыслях. Странное поведение для кого-то вроде Чжун Ли. Чайльд был привычен к его острому взгляду. Всегда будучи сосредоточенным, он часто делился своими знаниями за этим самым столом. Сегодня Чжун Ли говорит совсем не с тем энтузиазмом. Он крайне сосредоточен на руках Чайльда. Как они напрягаются, сжимая палочки, каждый раз поднося пищу к его рту. Как его губы сжимаются в узкую линию, когда его кадык двигается при глотке. Чайльд быстро слизнул крошки с кончиков пальцев. Чжун Ли видимо напрягся. «Я, возможно, чем-то вас обидел, Чжун Ли?» Его слова вырывают Чжун Ли из непонятных мыслей, захвативших ум бывшего Архонта. «Нет, совсем нет. Я был… плохим собеседником сегодня вечером. Прошу, прости меня. Я чувствую себя… — Чжун Ли задержался на этой мысли. — нехорошо». Чайльд не думает, что Чжун Ли ему врёт. Его выражение крайне напряжено и полно дискомфорта. Хотя Чайльд и не верит ему на все сто процентов. Чжун Ли, возможно, просто недоговаривает. Чайльд выдавил из себя смешок и улыбку, дабы соответствовать атмосфере в зале. «Я и не подозревал, что на Адептов тоже действуют перепады давления». «Это не совсем так. Человеческие недуги редко доставляют нам неприятности. Это… — и он опять обрывает свою речь, дотронувшись своими пальцами до подбородка, вновь наблюдая, как Чайльд впивается в очередной пельмень. Его горло дёргается от сухого глотка, а на виске, кажется, скопился пот. Он отвёл глаза так стремительно, будто увидел какое-то непотребство. — Это… неважно». Чайльд решил, что лучше не давить. «Давайте я провожу вас до дома?» «Это необходимо? — спрашивает Чжун Ли. Его руки плотно прижаты к столешнице. Дабы успокоить Чайльда, его лицо окрашивается мягкой улыбкой. Это на него не подействовало. — Но если ты настаиваешь, Чайльд, с моей стороны было бы неправильно отказываться». Обычно их путешествие к апартаментам Чжун Ли, которые находятся прямо над Похоронным Бюро, проходит просто восхитительно. Касания пальцев о ткань рукавов, прикосновения плечами, волнение моментов, когда один прижимал другого к двери, упиваясь его вздохами, будто утоляя вечную жажду, стоило им скрыться в покое апартаментов. Сегодняшняя ночь совсем другая. Атмосфера странная. Воздух его душит. Чайльд оттягивает воротник, желая избавиться от жара Ли Юэ. Чжун Ли выглядит по-другому. Он идёт на несколько шагов впереди. Бледность его кожи становится уже болезненной. Очень холодной. Можно было видеть, как он кусает собственную щёку, будучи пугающе тихим в присутствии Чайльда. Под звуками их шагов возникает низкое рокотание. Какое-то утробное рычание. Чайльд знает этот звук с давних времён. Это звуки органов и плоти, что разрывались и сплетались в момент ужасного голода. И всё же, когда Чайльд следует за Чжун Ли по лестнице в квартиру, мужчина останавливается. Прямо перед дверью он оборачивается к Чайльду. «Благодарю тебя. Я надеюсь, что в следующий раз во время нашего ужина, я буду чувствовать себя лучше». «Вы уверены, что не хотите, чтобы я оставался? Чжун Ли, вы…» Он обрывает Чайльда. «Это не будет самым мудрым решением. Пожалуйста, не воспринимай это как грубость». Чжун Ли обводит руками запястье Чайльда, стягивая перчатку с кончиков его пальцев. Чайльд очарован не только его действием, но и самим Чжун Ли. Он подносит его руку к своему рту. Чжун Ли вбирает в себя её запах, позволяя своим глазам прикрыться, и одаривает каждый из кончиков пальцев поцелуем. Чжун Ли подавил дрожь, захватившую их. Какой милый жест. Такой целомудренный поцелуй, предоставленный в качестве прощания на ночь. Точнее… если это и вправду было целомудрием. Чем дольше Чжун Ли сдерживается, тем непристойней становятся его действия. Мысли о том, что они делают это на глазах у всех, как-то улетучиваются, стоит Чжун Ли высунуть свой язык. Он танцует вокруг каждой его костяшки, скользя к запястью, оставляя его в тёплой слюне. Чжун Ли издаёт гудящий звук, стоит первому пальцу Чайльда оказаться у него во рту. К его щекам, кажется, возвращается нормальный цвет. Он почти урчит. Да, этот звук почти что заставляет пряжку штанов Чайльда двинуться. Не просто из чистого удовольствия. Во всём этом есть очень подавленный телесный подтекст. Чжун Ли ведёт себя так, будто умирает с голоду. «Чжун Ли, — бормочет Чайльд. Должен ли он остановить его? Чжун Ли, похоже, не слышит его, будучи пленённым его пальцами. Это довольно грубо. Немного на него не похоже. В других обстоятельствах Чайльд бы счёл это горячим. По правде говоря, ему и сейчас так кажется. Если бы только Чжун Ли не вёл себя так странно ранее за ужином. — Чжун Ли, — снова попытался он. — Этого достаточно». Что-то острое прижимается к изгибу его костяшки. С уголка губ Чжун Ли стекает дорожка слюны, капая на рукав рубашки Чайльда. Чайльд пытается вырвать свою руку. Впервые, у него не выходит. Чжун Ли заманил его в ловушку. Клыки лелеют плоть, и из горла Чайльда вырывается крик, когда Чжун Ли, наконец, впивается зубами. «Твою мать!» Вот дерьмо. Чжун Ли прокусил ему руку. На данный момент это была не самая большая его проблема. Такой сильный укус… если бы он инстинктивно не вырвал руку изо рта Чжун Ли… ну, Чайльд, скорее всего, не досчитался бы двух пальцев. «Какого чёрта, Чжун Ли?!» Зубы Чжун Ли окроплены кровью. Его кровью, с руки, что сейчас он прижимал к груди. Чайльд тяжело дышит, будучи испуганным, а Чжун Ли… было такое ощущение, что он пребывал в трансе. Только когда он открыл свои глаза, Чайльд подумал, что, возможно, его догадка верна. Его встретил не знакомый золотистый свет, а чистая тьма его расширенных зрачков. В следующий момент они резко сжимаются в узкие щёлки, а Чжун Ли чуть ли не давится своим вздохом. Будто он был под водой всё это время. Он с ужасом смотрит на окровавленную руку Чайльда. «Я… — Чжун Ли не знает, что ему сказать. Он ничего не может предложить в качестве объяснения. Он не может даже придумать Чайльду отговорку. — Я не знаю… Я не знаю, что на меня нашло. Мне нужно идти. Мне нужно…» Дверь захлопывается прямо перед его лицом, а Чайльд вновь оставлен зализывать свои раны в одиночестве. *** Чжун Ли жил уже очень долго, но ни разу за последние века на него не находила такая жажда. Она душила его. Он сидел на полу у порога, ведь ноги перестали его держать, стоило ему убрать Чайльда из поля зрения. Был ли он всё ещё здесь? Стоял ли прямо за дверью, будучи раненным и ничего не понимающим, истекая кровью прямо на пороге? Кровь… Чжун Ли зажмурил глаза, стоило только этому воспоминанию вспыхнуть. Оно было почти оргазмическим. Этот острый вкус всё ещё танцевал у него на языке. Этого было недостаточно, чтобы насытить его мрачное желание, что вцепилось во всё его существо, но достаточно, чтобы дразнить, чтобы напомнить, в чём нуждается его тело. Чайльд. Его плоть, его кости, его тело и кровь. В какой-то степени Чайльд давал ему это. В бою, а затем и в постели. Приз его сердца был вполне досягаемым, если бы он только не позволил алчности захватить себя. Внимания и прикосновений стало не хватать. Нет, его тело жаждало большего. Больше, больше и больше. До тех пор, пока его вожделение и одиночество, которые можно было подавить, не превратились в… Голод. Человеческая еда, что он любил, просто бледнела в сравнении. Его удовольствие от этой жизни, его отставка, всё это затмила одна вещь, которую он не мог присвоить себе. Единственная вещь, которую он не мог заставить себя сделать. *** «Чайльд, — проговорил Чжун Ли. — Я хочу тебя съесть». *** Ну и что он должен быть сказать в ответ на такое? Чай в его руках начал остывать. Чжун Ли, которого он знал, начал бы настаивать на том, чтобы он выпил свой чай до того, как он потеряет свою идеальную температуру, но сейчас Чжун Ли, сидящий перед ним, сцепил свои руки с выражением глубокого позора. «Съесть меня, хм? Сколько людей вы съели до этого, Чжун Ли?» «Не могу точно сказать, — ответил Чжун Ли. — Было время, когда я был слишком юн, чтобы быть достойным божеством. Я, возможно…» — Чжун Ли резко замолчал, а Чайльд наконец отпил своего чая. Ромашковый. Успокаивающий. Он думал, что Чайльд начнёт волноваться. Честно говоря, Чайльд тоже так думал, но признание, помимо шока, его не напугало. Наоборот, он преисполнился ненасытным любопытством. «Значит, только я за последнее время? Должен ли я быть польщён?» «Это не шутки. Я угроза для тебя. Будет безответственно продолжать наше общение, зная, что я могу вновь выйти из себя, как до этого». Расставание. Чайльд усмехнулся не совсем уместно. «Нет». «Нет? Чайльд, ты не понимаешь всю серьёзность ситуации. Я просто пытаюсь заботиться о твоём благополучии». «Что насчёт вашего?» «Что?» «Я не видел, чтобы вы ели, с той самой ночи. Люди в городе спрашивали о вас. Они волнуются, что вы заболели. Вы не ели уже несколько недель. Я понимаю, что конституция тела Адепта крепче, чем у смертных, но люди вокруг вас тоже могут вас видеть, знаете ли». «Я не могу переварить еду». «Потому что вы предпочли бы меня». Чжун Ли оставил его без ответа, но Чайльд чувствовал, что был прав. Он оставил чашку на столе. Чайльд поднимается со своего стула, подходя к Чжун Ли. Крылья его носа дёргаются от запаха Чайльда. Запаха соли и пота, горьких цитрусовых и гущи Бездны. «Я не могу, Чайльд. Ты должен… — подлокотник издал трескающийся звук от того, насколько сильно Чжун Ли вцепился в него. Похоже, что Чайльд устроил этому креслу серьёзное испытание. — Уходи, Чайльд. Пожалуйста, ради собственной безопасности». «Я хоть раз о ней волновался? — мужчина дергается, стоит руке Чайльда приблизиться к его щеке. — Лучше, чтобы у меня были вы». «Ты не понимаешь, о чём говоришь. Ты смертен, Чайльд». Смерть. Чайльд никогда не боялся смерти. Его хрупкая оболочка, хотя более крепкая (и менее человеческая), чем у других, была всё также восприимчива к вещам, которые по кусочкам отбирали у него жизнь. Ранения, болезни, время. Он уже довольно близок к своей неминуемой гибели. «Чжун Ли, Чжун Ли… вы недооцениваете меня. Я доверяю вам. Вы понимаете, насколько сильно?» Чайльд хватает одну из рук Чжун Ли, прижимая её к своей груди. Под ней его тело пульсирует: кровь течёт по венам, нервы реагирует резкими сигналами, мышцы напрягаются и расслабляются; его сердце, пойманное в клетку его рёбер, бьётся под ладонью Чжун Ли. «Оно ваше, если хотите». *** Чжун Ли мечтает о сердце Чайльда. Его плотные мускулы, пропитанные железом. Утолщённые клапаны и желудочки, что содрогались с каждым ударом, питая всё его тело, лишь бы он продолжал работать. Оно принадлежит ему. Метафорически говоря, да. Чайльд предложил самого себя с такой уязвимостью, которую он ещё от него не видел. Податливый и тёплый. Он позволил Чжун Ли провести свой так называемый пир. Его язык очерчивал каждую линию его тела, оставляя засосы и кусая до тех пор, пока плоть Чайльда не была покрыта кровавыми подтёками, а Чжун Ли не был вновь оставлен с воспоминанием соли и железа, что так и жгли его язык. Доверие. Так это назвал Чайльд. Доверие. Было ли это наивностью? Парень продолжать спать рядом с ним. Ему всё равно на жуткое признание Чжун Ли. Его грудь вздымается и опускается с каждым вздохом. Чжун Ли любопытно наблюдает. Знает ли Чайльд, какую титаническую сдержанность проявляет сейчас Чжун Ли? Как сильно он держит свои желания в узде? Часть его уже давно бы сорвалась. Обернулась бы драконом и проглотила бы возлюбленного за один раз. Кратковременное удовольствие бы принесло ему вострог, но, говоря о грядущих днях, Чжун Ли бы этого не выдержал. Вместо этого он смотрит, наполняет свою жажду, пока Чайльд спит. Дотронуться здесь, прикусить там. Совсем чуть-чуть. Как бальзам на душу. Небольшое дополнение к тому, что реально хочет Чжун Ли. В одиночку любовь Чайльда не может больше его насытить. Он жаждет добраться до его сердца. Настоящего, бьющегося, истекающего кровью, сердца. Сокровище, вырванное из его грудной клетки. Чистые белые перила, приглашающие Чжун Ли внутрь. Он бы похоронил себя в груди Чайльда, нежно храня в руках чужую жизнь. Его зубы внезапно стали длиннее, наблюдая за тем, как свет танцевал на чертах лица Чайльда. Эти хрупкие людские мускулы будут нечем перед его клыками, будучи разорванными в клочья, попадая в чужое тело. Оно продолжает биться. Чайльд продолжает дышать, продолжает жить. Чжун Ли был Богом Контрактов, и, если он и научился чему-нибудь, так это тому, что всегда можно было сделать компромисс.

***

Чайльд чувствует странную тяжесть в груди. Ему тяжело вновь присоединиться к миру. Кровать очень холодная. Или, возможно, он сам. В Ли Юэ никогда не бывает так холодно. Потеря крови? Чжун Ли перестарался? Следов от укусов на его руках не больше, чем обычно. Они все оставлены заживать, пока плоть сама себя перекраивает. Место Чжун Ли оставлено неприбранным. Не похоже на него. «Чжун Ли!» — позвал Чайльд. Его голос очень сух, и он спотыкается о свои собственные ноги, поднимаясь с кровати. Сцена вокруг заставляет его замереть от шока. Кровь. Литры повсюду. Там где он спал. Она пропитала простыни, стекая на пол. Похоронное Бюро внизу наверняка уже всё было в ней. Но всё же… его тело чисто. Ни крови, ни рваной раны. Только в груди его что-то болит. Оно стучит, будто резонирует, и Чайльд снова пытается дозваться до Чжун Ли. Раздаётся звук, подавленный тяжёлый вздох. Что-то падает, и стекло бьётся. «Чжун Ли, Я!..» — Чайльд держится из последних сил за дверной проход. Не только чтобы открыть её, но и чтобы самому удержаться. Чжун Ли здесь. Он сидит за столом. Чайльд моргнул и на секунду задумался, какой бы завтрак его ожидал. Чашка свежезаваренного чая, и какое-нибудь блюдо, на приготовление которого Чжун Ли потратил был неприличное количество времени. Но сегодня на столе Чжун Ли приготовил нечто иное. Это кровь. Его. Чайльд чувствует это. Он чувствует фантомную боль в груди. Это не… Его рука замирает над полостью. Там что-то есть. Но оно… неправильное. Оно не его. Оно слишком тяжёлое, слишком твёрдое. Оно сдавливает его лёгкие, не позволяя ему нормально дышать. Оно давит на артерии, заставляя голову кружиться. В руках Чжун Ли лежит кусочек плоти. Полусъеденное, оно всё ещё извергало струйки крови из своих немногочисленных артерий. «Это то, что ты обещал», — сказал Чжун Ли, будучи в хорошем настроении. Наконец-то, наконец-то, избавленным от этого голода. Его сердце.