Лимит на чудо

Знаешь, иногда я забываюсь и кажется, что десяти лет как не бывало. Я пью всё тот же чай, в одно и то же время, с неизменным количеством сахара и молока. Ем на завтрак глазунью из двух яиц. Обедаю в одном и том же кафе каждый рабочий день. Работаю всё в той же больнице, только начальница у меня давно не Сара. Хоть какое-то разнообразие. А кроме этого ничего не изменилось: всё те же насморки, простуды, вывихи да растяжения. Но ты не подумай, я не жалуюсь и не считаю это чем-то неприятным или обременяющим. Это моя жизнь. Я полезен, меня уважают. Я люблю свою работу. Да, хирургом мне не стать. Но я делаю хорошее дело, разве нет? Ты бы, наверно, очень удивился, если бы узнал, что больше я не хожу на свидания. Уже очень давно. Что-то надломилось внутри. Не уверен, что готов снова кем-то увлечься, уж тем более кого-то полюбить. Возможно, еще пару лет, и мной будут пугать детей или даже показывать пальцем, пока я буду ковылять со своей тростью по улице. Хотя, кто знает? Может это делают уже и сейчас, а я просто не замечаю. Я улыбаюсь людям, не причиняю зла, я нужен. Тот, кто знает нашу историю, не осудит. А отношение чужих я переживу. Переживал и не такое. Ровно в восемнадцать тридцать я попрощался с нашим администратором и не спеша пошёл в маленький сквер неподалеку, чтобы пробыть в нём хоть немного. Моя скамейка всегда свободна и ждёт меня. Даже зимой. Да, я прихожу сюда почти каждый день и в любую погоду. Это уже мой ритуал, что ли? Даже не знаю. Вот и сейчас сижу здесь на старенькой потёртой скамейке и пишу тебе письмо. Фонари загорелись, совсем стемнело. Пора идти домой, но уже не на Бейкер-Стрит. Я не живу там очень давно. Семь или восемь лет? Съехал. Не смог. Не вини меня за это, пожалуйста. Сначала я ждал, ведь что мне ещё оставалось делать? Миссис Хадсон вздыхала и приносила булочки. Иногда мы просто молчали, иногда говорили ни о чём, но никогда - о тебе. Странно, правда? Грег заходил поначалу, мы даже выбирались в бар пару раз. А потом всё как-то оборвалось... Он звонил, спрашивал, как жизнь, обещал заскочить, пытался вытащить меня куда-то. Но, знаешь, времени ни на что не оставалось. Работа. Всё как-то навалилось разом. О тебе я ни с кем не говорил и ни о чём не спрашивал. Сейчас я понимаю, что боялся услышать то, что навсегда убило бы во мне надежду. А кто я без неё? Правильно, никто. Но ни Грег, ни Молли, даже твой братец особо и не желали меня в чём-то просвещать. Хотя Майкрофт через несколько месяцев после случившегося пытался начать разговор о тебе, да как-то сдулся и быстро сбежал на своём чёрном автомобиле. Странный. Однажды на меня накатила такая тоска, если бы ты знал. Я звонил твоему брату в три часа ночи, но слушал бесконечные гудки. Как рассвело, я сбежал из нашей квартиры, наскоро покидав какие-то вещи в дорожную сумку. Я оставил там многое, даже свой ноутбук. Но вернуться не смог бы. Ни за что и никогда. Пару дней спустя я нашёл под дверью своей новой квартиры большую коробку с оставленным. Майкрофт... А потом, где-то через год, я узнал, что наша миссис Хадсон умерла. Я не помню, что испытал в тот момент. Но тем вечером я впервые намеренно не пошёл в свой сквер и не написал тебе тогда ни строчки. Грег говорил, что дом продали кому-то. Иногда мне кажется, что в целом Лондоне не осталось ничего нашего: ни квартиры, ни квартирной хозяйки, даже знаменитой входной двери больше нет. Как и кафе на первом этаже. Не знаю, что стало с домом. Не был там с момента похорон нашей дорогой миссис Хадсон. Прости. Майкрофт, должно быть, позаботился о твоём оборудовании и одежде. Уверен, что позаботился. Но я хочу признаться, что забрал твою скрипку и халат. Твой брат не приезжал и не звонил, не требовал ничего вернуть. Не то чтобы я ему что-то отдал... И знаешь, какая странность, Майкрофта последний раз я видел достаточно давно, где-то год назад. Его автомобиль стоял у тротуара недалеко от моего дома. Я узнал его, но сделал вид, что не заметил и прошел мимо. А он, видимо, и не собирался говорить со мной. Что ж, надо идти. Сейчас только допишу и запечатаю письмо в конверте. Недалеко от дома я опущу его в почтовый ящик, вернусь в свою квартиру, приготовлю ужин и даже съем его. А потом лягу спать, чтобы проснуться утром и прожить еще один день без тебя. Иногда со мной случаются недобрые утра. Я просыпаюсь злым на самого себя. Лежу в постели дольше обычного, пытаясь унять участившееся дыхание и сердцебиение и понять, почему за эти десять лет еще не добрался до твоего братца и не вытряс из него всю правду. Но потом на меня обрушиваются такое понимание и усталость, что весь оставшийся день я слоняюсь по пустой квартире тенью самого себя. Из больницы мне не звонят и не интересуются причиной невыхода в смену. Даже поначалу было странно. Я извинялся, конечно, говорил, что обязательно предупрежу, если что... Но меня пока не уволили. Это, наверное, хороший знак? Я говорил об этом со своим врачом. Он настаивает, чтобы я продолжал писать тебе и дальше. Говорит, что это нормализует моё состояние в целом и снижает уровень внутренней агрессии. Как будто бы я мог добровольно от этого отказаться. Ни одно отправленное мной письмо так и не вернулось обратно. Две тысячи триста сорок один конверт, только представь. Две тысячи триста сорок одно письмо было куда-то доставлено и кем-то прочитано, ведь так? И почему, в таком случае, я не могу верить, что прочитаны они были тобой? Ты знаешь, я навсегда запомнил один день. Тогда я сорвался с работы, бежал как угорелый, с одной мыслью: ты мёртв. Тебя нет. Ты никогда не вернёшься. Все наши друзья и знакомые, и твой брат, конечно, знают об этом, но молчат. Ведь Джон Уотсон - чертова пешка в играх сильных мира сего и не полагается ему знать больше положенного, то есть ничего. Я очнулся тогда от громкого стука в дверь, глядя на свои окровавленные руки и переломанную мебель. Соседи не вызвали полицию, святые люди. Я до ночи потом сидел на полу у раскуроченного письменного стола и думал, какой же всё таки Майкрофт наивный. Ведь чтобы покончить с собой, необязательно использовать пистолет. Так зачем же его у меня было забирать?.. Доктор на следующем сеансе выписал мне таблетки, говорил, успокаивающие. Ну да, наверное, он был прав. По крайней мере, с тех пор я не разбил ни одного зеркала и не сломал ни одного стула в своём доме. Ну вот и я пришёл. Постою еще минутку на улице, подышу. Я пережил этот день вполне достойно для человека, сидящего на таблетках, чтобы окончательно не слететь с катушек. Ведь так ещё кто-то говорит, да? Я знаю, что никогда не причиню никому вреда, кроме одного человека - себя. Страшно ли мне? Уже нет. Пока я пишу тебе письмо за письмом, я знаю, что ты жив и непременно вернёшься ко мне. Пока я пишу тебе письмо за письмом, я верю, что ты выберешься хоть из-под земли, из любого плена, ведь тебя ждут. Я очень сильно жду тебя домой. Вернись, пожалуйста, и я клянусь, что больше никогда не отпущу тебя одного, как бы ты или твой братец не настаивали. Как бы не уверяли меня, что займет это от силы полгода, я пойду за тобой куда угодно. Точка. Я знаю, что уже однажды просил об этом. Но вдруг лимит на чудо не исчерпан? Вдруг мы с тобой те самые чёртовы счастливчики? Поэтому, я попрошу еще раз: соверши для меня последнее чудо. Пожалуйста, Шерлок, будь живым.