Когда каждый день смешивается с предыдущим, когда кровь стекает с твоих локтей, когда слёзы уже не могут литься из твоих глаз, когда ты больше не можешь провести ни дня, не выпив свою ежедневную дозу самых разных медикаментов, чтобы банально поддерживать своё
существование — это дерьмо больше нельзя назвать жизнью — именно тогда ты понимаешь, что сходишь с ума. Кожа на руках стала грубой, толстой оболочкой, больше похожей на шкуру огромного животного, красные глаза почти никогда не закрывались, а всё тело тряслось из-за сильнейшего недостатка сна, неправильно подобранных лекарств и обилия таурина в организме. Парень едва ли мог вспомнить своё имя, что уж говорить о выполнении базовых вещей вроде уборки в своей однокомнатной съёмной квартире на окраине города или мытье головы. Джон Доу, как он привык называть себя, давно потерялся среди всего этого мусора, его личность лежала где-то в глубине протухшей еды, различных пакетов, обглоданных костей, окурков, банок из-под алкоголя и энергетиков. Он не выходил из своей зоны комфорта, ему нравилось
гнить. На запах жаловались соседи, жаловались множество раз, но всем было плевать; те деньги, которые они платят за аренду своей квартиры, были настолько ничтожными, что к ним вряд ли приедет полиция. Всем плевать на этот клоповник. Поэтому Джон Доу как помойная крыса ежедневно просыпался и зарывался с головой в горе мусора.
Это стало его зоной комфорта. Едва ли он помнил другую жизнь, ту, что была раньше. Его длинные спутавшиеся волосы неприятно кололись и лезли в рот, глаза, иногда он находил в них ошмётки то ли еды, то ли мусора. От них воняло гнилью, кровью и тем мерзким специфичным запахом, который возникает после долгого времени без душа. Но в случае Джон Доу это время составляло долгие месяцы.
В его квартирке не было зеркал, да и зачем? Он ненавидел свой внешний вид, его тошнило от самого факта своего существования, но по какой-то причине парень всё ещё здесь. Выживает. Даже
терпит каждый ёбаный день. Очевидно работы у него нет, Джон жил на небольшие пособия, выделяемые ему государством по причине безработицы, а так же на перечисления от родителей. Этих денег хватало на оплату аренды и заказ еды доставкой раз в три дня. Но в последнее время с этим стало туго: каждый раз курьеры с ужасом отшатывались от двери Джона Доу и зажимали носы, пытаясь избавиться от зловония его квартиры. Когда же парень показывался сам, то работники с презрением осматривали его и почти кидали еду, а после поскорее сматывались. И сразу же после этого заведения заносили адрес и ФИО Джона Доу в чёрный список.
Как бы сильно он не ненавидел себя, но умирать голодной смертью ему не хотелось. Это слишком долго. И
недостаточно мучительно.
Парень коротал свои дни в интернете, дрожащими руками вбивая сайты и смотря всё, что ему попадётся. По правде ему было плевать, что будет мелькать перед его глазами и заглушать громкие, отвратительные голоса в голове, он всё равно вряд ли запомнит. Мозг перестал воспринимать информацию, может из-за недостатка питательных веществ, а может быть из-за глубокой депрессии и ещё нескольких серьёзных расстройств, названия которых он не запомнил. Ему было по большей части плевать. Единственной его целью было поддерживать жизнь в этом теле, которое он ненавидел. Парень в очередной раз грубо провёл ножом по плечу. Тёмная кровь тут же полилась и впиталась в его чёрную толстовку. Он больше не чувствовал боли. Вообще. Раньше ещё может быть, но сейчас он даже не замечал, как что-то вонзается в кожу. Его тело изжило себя, отключило некоторые функции, притупило все чувства. Единственное, что напоминало парню о том, что он всё ещё жив — тёплая кровь, вытекающая из его тела. Может быть, чувства больше не обрабатывались его мозгом, но кое-что всё так же ярко ощущалось.
Вкус и запах. Джон собрал пальцами желеобразные капли свернувшейся крови и погрузил их в рот. Яркий железный вкус разлился по сухому языку, заставляя слюну выделяться, а зрачки расширяться.
Словно наркотик. Доу с упоением слизывал кровь с пальцев, больше не чувствуя себя извращенцем как раньше. Его тело тряслось.
Всё это жалкое существование стёрло личность Джона, закопав её где-то очень глубоко. Но как ни странно в его голове осталась одна единственная мысль, возможно даже мечта.
Или цель?
Доу хотел почувствовать любовь. Ему всегда не хватало её; вряд ли кто-то был бы рад встречаться с замкнутым социофобом, который не умеет верно расценивать чувства и адекватно воспринимать реальность. Но такая нежная, по-детски невинная и глупая надежда не покидала его даже сейчас. Он не знал, где в этом мире можно найти человека, что сможет полюбить его, если даже Доу был бы не против вонзить в себя нож.
Парень не выходил на улицу в течение нескольких лет, возможно часов, возможно месяцев, возможно дней. Ему было без разницы даже на сегодняшнее число. Всё смешалось в один зловонный водоворот из вечного ожидания чего-то, из ежедневных ритуалов по поддержанию своей жизни, запаха мусора, крови и слёз, которые по правде больше не льются. И однажды всё это рутинное выживание неожиданно завершилось. Это был единственный день, который Джон Доу отметил в календаре и написал на каждом миллиметре свободного пространства своей квартирки.
Это был первый раз за его жалкую бесконечность, когда он вышел из комнаты. Все медикаменты закончились, рецепты были просрочены. Нужно было идти в местную больницу для их продления. Парень не стал принимать душ ради этого, лишь поглубже зарылся в толстовку и побрызгал на себя освежителем воздуха, который лишь усугубил ситуацию. Зато у врачей точно не возникнет и мысли о том, что лекарства ему больше не нужны. Весь мир вокруг расплывался; нужный участок закрывался рано, поэтому пришлось выйти днём. Лёгкие Доу сжались, а в ушах звенело. Чувство паники накатило на него со страшной силой, но он продолжил идти вперёд. Больница была совсем недалеко, поэтому вызывать такси не было смысла, да и вряд ли он осмелился бы оставаться с кем-то наедине. Люди вокруг мелькали слишком быстро. Это вызывало приступы тошноты. Их взгляды прожигали Доу насквозь, но к сожалению скрыться от них ничего не помогало; Джон родился с крупной комплекцией, один только высокий рост выделял его на фоне остальных, что уж говорить о лохматых длинных волосах и лице с яркими чертами, которые не спрятать даже под маской и капюшоном. Парень шёл так быстро, что казалось, будто он бежит, расталкивая всех на своём пути. Ему было плевать, вряд ли кто-то подумает что-то высказывать ему, а тем более будет догонять его ради этого. Но в какой-то момент Доу остолбенел. Он только что... заметил человека?
Все вокруг слипались в один большой серый ком, Доу различал лишь два цвета. И прямо сейчас всё было настолько однотонным, что хотелось блевать. Но вдруг в толпе, будто подсвечиваясь, прошла фигура. Точнее человек. Точно. Человек всё ещё может привлечь его внимание. Но не только цвет привлёк его внимание.
Запах. Пахнет его домом; но вместе с этим он чувствовал что-то нежное, родное. Кажется, это был запах комфорта и безопасности. Доу обернулся, человек всё ещё выделялся на фоне остальных. Абсолютно все здравые мысли, которые можно было пересчитать по пальцам одной руки, мгновенно вылетели из головы.
Догнать.
Парень следовал за довольно быстро уходящей фигурой. Он даже не заметил, как зашёл в общественный транспорт, как люди зло шипели на него, как наконец-то автобус остановился и Доу вышел на остановке, находящейся в противоположном конце города. Человек подошёл к небольшому дому, только сейчас Джон заметил, что у него были чемоданы. Видимо, он только что переехал в город и заселился.
Нечто странное прошибло парня, заставляя его почувствовать биение своего сердца. Он неожиданно ощутил, как щёки начинают гореть. И... неужели это улыбка расползлась по его лицу? Доу схватился за толстовку, а другой рукой потрогал разгорячённую кожу. Его губы дрожали. Это и вправду была улыбка. Собственное дыхание почти обжигало, парень как-будто видел пар, выходящий из его рта. Он ни на секунду не отводил взгляд от фигуры, копошившейся перед дверью. Но тут наконец-то человек вошёл внутрь и улыбка сползла с лица Доу.
— Не... не уходи... нет... — щёки всё так же горели, а тело тряслось, но теперь Джон упал на колени и почувствовал, как на пересохших красных глазах выступают слёзы.
Сколько лет он не плакал? Казалось, словно целую вечность. Доу подбежал и вплотную прижался к жёлтой двери под номером один. Она ещё ничем не пахла, но совсем тонкие нотки запаха человеческого тела ещё витали в воздухе. Джон вдыхал его настолько жадно и часто, что у него закружилась голова и подкосились ноги. Парень упал на колени и с тихим, по-настоящему сумасшедшим смехом, прижался щекой к холодной поверхности двери. Доу аккуратно гладил её пальцами, словно боясь, что она нечаянно испортится от его мерзких прикосновений. Парень ещё несколько раз вздохнул и, удостоверившись, что запах совсем пропал, нежно, почти невесомо поцеловал преграду, отделявшую его от фигуры, которая стала его столь долгожданным смыслом жизни.
В глазах Доу плясали огни, красная фигура отпечаталась в сознании, и не покидала его ни на секунду.
Моё. Моё. Моё. Моё. Моё. Моё. Моё.
Эти слова эхом отзывались в комнате. Джон расписывал пол, стены, потолок квартиры в сегодняшней дате. Его дыхание было тяжёлым, а лицо горело, словно у него была лихорадка. Хотя, возможно то, что происходило с ним, было именно ей.
Эта любовь не была чувством, она была
расстройством. Диагнозом.
И он не был против вписать его рядом с остальными.
Доу не заметил, как наступило следующее утро. Плотные чёрные шторы не пропускали свет, и только звон будильника сообщил ему о том, что настало восемь часов. Парень бегал по квартире, словно куда-то опаздывает. Его тело впервые переполняла энергия, которую он никак не мог усмирить. Соседи снизу стучали чем-то и кричали, видимо проклиная Джона в очередной раз, но он очевидно не слышал их. Доу трясся, неожиданно он подскочил к заваленной мусором двери и, после того, как разгрёб кучу, из которой кажется выползли и выбежали самые разные существа, населяющие преимущественно помойки, смог открыть её. Лампочка с хрустом медленно загорелась, осветив небольшую ванную комнату.
Это единственное помещение, которое можно было назвать чистым. Доу почти забыл о его существовании, умываясь в раковине на кухне и там же иногда ополаскивая рот и руки. И здесь же было зеркало. Небольшое, пыльное, но ещё не разбитое и даже не завешенное самим Доу. Парень почувствовал страх, проходящий сквозь всё его тело, но на дрожащих ногах вошёл в комнату. Чтобы нечаянно не взглянуть на своё отражение, Джон прикрыл рукой глаза и прыгнул в ванну; он не стал раздеваться. Доу включил воду и неожиданно дёрнулся из-за ледяного душа, окатившего его. Парень взглянул под ноги и увидел, как прозрачная жидкость, лившаяся на него, после контакта с его телом и одеждой становится коричневой и тёмно-красной. Запах железа и гнили стал сильнее. Доу скривился. В таком виде он точно не может показаться перед человеком, в которого влюбился. Парень нашёл совершенно новый флакон с шампунем, мыло, бритву и ножницы. Водные процедуры заняли кучу времени, почти бесконечность. Доу не возился с волосами — как только его пальцы натыкались на очередной колтун, он срезал его. Со временем весь пол был покрыт мокрыми прядками, а вода наконец-то перестала окрашиваться в неестественные цвета. Джон вымыл голову, снял одежду и даже попытался отстирать её. Его раны щипало, но он продолжил отмывать себя от запёкшейся крови, грязи и прочего налипшего на его кожу дерьма. В конце концов с плохим запахом было покончено. Доу встал на пыльный коврик перед раковиной с зеркалом и начал смотреть в пол. Его трясло. Он не знал, как выглядит.
Забыл. Парень потрогал своё лицо: жёсткая щетина, грубая кожа, разросшиеся брови. Он и правду начал понимать, насколько пугал людей вокруг, а возможно они все просто считали, что он самый обычный бомж.
Но Доу не мог взглянуть в отражение, это было выше его сил, поэтому взял бритву и включил воду. Он решил действовать наугад. Со временем на его лице не осталось волос, но за это он заплатил множеством кровоточащих ранок, которые, впрочем, даже не чувствовал. Доу медленно приоткрыл глаза и взглянул в пыльное отражение: взгляд огромных чёрных глаза прожигал, давил на сломанное сознание, но не пугал. Парень осмотрел своё лицо и...
а он не так уж и плох.
Локоны длинных чёрных вьющихся волос падали на его глаза и плечи, спускаясь ещё ниже. Окровавленное лицо с острыми чертами не пугало, а даже казалось обаятельным. Доу улыбнулся своим мыслям и шарахнулся.
Вот что пугает. Ряд острых, не самых ровных с рождения зубов, покрытых налётом, открывался взору во время кривой гримасы, которую едва ли можно было распознать как улыбку. Скорее
оскал. Но Доу было всё равно. Он знал, что не был настолько же красив, как и фигура. Одно только воспоминание вновь заставило парня покраснеть, а сердце учащённо забиться. Счастливый и переполняемый эмоциями Джон медленно скатился вниз по холодной стене.
Ещё немного, совсем чуть-чуть и они наконец-то буду вместе. Ах, вместе.
Но сначала он должен насладиться этим человеком со стороны, навсегда запечатлеть в памяти этот облик. Чистый. Невинный. Недосягаемый.
Ведь после первого же прикосновения Доу к нему человек станет
опороченным. Не потому, что тот разрешил коснуться его, а потому что был затронут им. Джон мог смыть запах, грязь, но ему никогда не отмыться от своей ничтожности и слабости. И он думал, нет, он
знал, что любой, дотронувшийся до него, станет таким же.
Это заставляло сердце Доу разбиваться на миллионы частей. За что жизнь создала его таким жалким, недостойным любви?
Слёзы полились из его глаз, но парень медленно пришёл в себя и вышел из комнаты, развесив мокрые вещи в месте, которое едва ли можно было назвать спальней.
Завтра он начнёт наблюдать за своей любовью со стороны. Это будоражило его, заставляло кровь кипеть. Впервые за долгое время Доу осознанно лёг спать.
Утро выдалось холодным, но парень всё равно сел на автобус, номер которого чудом отпечатался в его памяти; он искренне верил, что это судьба. Доу сел недалеко от дома человека: достаточно, чтобы отлично видеть дверь номер один, но и так, что заметить его самого было трудно. Джон не вёл счёт времени, более чем возможно, что этим днём дверь и вовсе не откроется, но лишь один взгляд на неё заставлял его щёки алеть. И всё же, когда солнце уже поднялось, фигура вышла. Доу почти подпрыгнул на месте, неужели он увидит свою любовь вновь?! Человек выбросил мусор и встал на остановку, Джон быстро приблизился, стараясь двигаться так, чтобы его не обнаружили. Они вошли в автобус одновременно, но с разных сторон, Доу тут же сел и наклонился так сильно, как только мог, чтобы другие пассажиры смогли закрыть его фигуру от нечаянного взгляда человека. Он ещё не должен был знать о существовании Джона, нет, не сейчас. Слишком рано. Какая-то девушка, смущаясь, дотронулась до его плеча и тихо спросила, не желает ли он с ней познакомиться, но Доу не услышал её, его мысли были полностью заняты другим. Насладиться видом своей любви казалось невозможным.
Ему было мало.
Парень выпрыгнул на той же остановке, что и человек. В тот день Джон узнал, кем же и где он работает. Все двенадцать часов дневной смены пролетели как одно мгновение, Доу даже не устал тихо наблюдать, его тело до сих пор переполняла энергия. Особенно он был взбудоражен фотографиями, которые сделал, но, к сожалению, они не передавали ни вкуса, ни запаха человека. Несмотря на это Джон радовался как младенец, которому подарили новую игрушку. Повторив весь маршрут в обратном направлении, Доу секретно проводил свою любовь, а после, удостоверившись, что она не выйдет, прижался к двери и начал судорожно вдыхать любимый запах. Его тело дрожало, это было непередаваемое чувство, как-будто они сейчас совсем рядом рядом друг с другом, не отделяемые дверью. Когда аромат исчез окончательно, опьянённый Доу высунул мокрый язык и провёл им по холодной поверхности. Довольно хихикнув, парень вскочил и побежал на остановку, надеясь успеть на последний автобус.
Так продолжалось неделю, пока Доу не узнал, по каким дням и часам человек работает. Впервые за бесконечность он начал пользоваться календарём и даже понимать, какая же сегодня дата. Джон понял, что ему нужно выводить их отношения на новый уровень, поэтому со следующей недели, удостоверившись, что расписание фигуры не изменилось, не стал ехать за ней, а остался у двери.
— Ах, ключ под ковриком? Это для меня? Как мило, любовь моя, — Доу со смешком прошептал это, крутя в руках маленький железный ключик.
Не теряя времени, парень отпечатал его, чтобы в будущем сделать копию. Джон не смог сдержаться и попробовал железяку на вкус, с по-настоящему извращённой манерой облизывая всю её поверхность.
Солёный. Горький. Почти как кровь. Доу тяжело выдохнул и похлопал себя по щекам. Прямо сейчас у него есть возможность зайти в квартиру человека, но он не стал.
— Я воспользуюсь своим ключом, который ты так учтиво подарил мне, — Джон подмигнул двери и игриво поцеловал слепок, словно обращаясь непосредственно к владельцу квартиры. — Наши отношения вышли на новый уровень? Ох.
Доу медленно встал и на прощание провёл пальцами по полюбившейся цифре один. Сегодня он наконец-то сможет получить полный доступ к пространству, в котором живёт любовь всей его жизни.
Мастер даже не знал, ключ от чего делает для Доу. Парень грубо выхватил его из рук мужчины и бросил деньги. Главное уже у него. Две копии, чтобы быть уверенным, что он сможет если что заменить утерянную реплику. Один из ключей Джон повесил на шею, эта побрякушка стала его любимой игрушкой, которую он никак не мог оставить в покое, вечно теребя между пальцев. Все последующие дни Доу просто сидел под дверью апартаментов и мечтательно поглаживал её, разговаривал и даже смущённо целовал на прощание. Он отходил от неё заранее, чтобы не попасться, но до самого конца наблюдал, пока не вернётся его любовь. Дома Джон не мог спать, он вновь ходил по квартире и стал в разы чаще заглядывать в зеркало, кажется, это занятие действительно полюбилось ему. Парень старался придать своей улыбке естественный и чарующий вид, но получался лишь оскал, что в целом всё равно устраивало его.
Со временем вместе с датой, которая покрывала каждый свободный участок квартиры, появились фото. Сотни. Тысячи фото. В типографии не спрашивали, но презрительно косились на Доу. Не каждый день им приходилось печатать сотни одинаковых фотографий, но Джон оставлял щедрые чаевые. Тревожность и боязнь людей взяла своё: Доу надоело задыхаться от страха в общественных местах, поэтому он наконец-то приобрёл принтер, на котором мог печатать всё, что хотел и сколько хотел. Джон кровью рисовал сердца на каждом фото, оставлял поцелуи, пот и слёзы. Каждый снимок содержал в себе его частичку. Это сводило с ума. Хотя куда сильнее?
Доу начал погружаться в свои фантазии всё глубже: для него больше не было мира, времени и вселенной, его жизнь начиналась с момента, как он видел любимого человека, и заканчивалась, когда он возвращался обратно к себе домой. Он был по истине счастлив.
Это была любовь. Искренняя, чистая, невинная.
Первая. Джон задыхался от переполнявших его чувств, это было невыносимо. И наконец-то пришло время: в очередной день парень на дрожащих ногах подошёл к двери и снял с шеи ключ. Щелчок. Дверь открылась. В нос мгновенно ударил тот самый прекрасный запах, который заставлял рассудок Доу помутиться. В комнате было не очень много мебели, поэтому Джон понюхал, перетрогал и попробовал на вкус всё, что только мог. Начиная от кухонного стола, заканчивая нижним бельём. Его дыхание спирало, а лицо горело. Он даже не думал, что чувства, проснувшиеся в нём спустя столько долгое время, настолько опьянят его. Парень потерял счёт времени и только будильник, который подсказывал, что пора уходить, смог вытащить Доу оттуда. Джон схватил с собой футболку из корзины с грязным бельём и поместил её в зип-пакет, чтобы сохранить запах. Как и всегда парень подождал свою любовь, пока та не вернулась обратно домой. Как только дверь закрылась, он пошёл на остановку.
Этот вечер был особенным, их отношения стали ещё чувственнее, ближе. Наконец-то Доу смог получить что-то, принадлежавшее этому человеку. Парень открыл пакет и почти до потери сознания вдыхал аромат грязной футболки. Его сознание совершенно помутилось. Единственное, о чём он жалел отсутствие вкуса. У Доу не было ни единой возможности получить то, что будет содержать в себе вкус его любви. И это безумно огорчало его. Но он считал себя оптимистом, поэтому не позволял данный факт омрачать его ежедневное счастье. Ещё чуть-чуть. Совсем скоро они будут вместе. И это будет его величайшей наградой.
С прошествием ещё какого-то времени Доу решил, что невежливо будет только брать. Секрет хороших отношений заключается в том, чтобы у вас всё было взаимно.
Берёшь? Отдавай.
И он решил, что настало самое время делать подарки. Размышления над лучшим, что он может отдать, занимали кучу времени. Никогда раньше Джон не думал над тем, что дарить людям. А особенно своей первой любви.
Парень облазил весь интернет, попытался придумать что-то сам, но каждый раз безуспешно. Он не видел во всех этих безделушках ценности. Всё это было без души.
Ах
Душа?
Доу часто слышал, что жизнь — самый ценный и щедрый подарок из всех, что он мог получить. Его лицо вновь скривилось в подобии улыбки. Всё лежало на поверхности.
Он просто отнимет чью-то душу ради своей любви.
Эта идея поразила его. Джон дрожал от предвкушения, но тут же остепенился. Разве это не уголовно наказуемо? Люди... не часто убивают других людей.
И даже если он всего лишь хочет порадовать кого-то от чистого сердца, это может быть рискованно.
Доу не боялся быть пойманным, он точно знал, что любовь всей его жизни дождётся его, но что, если она испугается? Что, если этот человек заявит в полицию и около его квартиры появятся камеры? Что, если он и вовсе съедет отсюда? А если он уедет из города...
Джон попытался разложить всё по полочкам.
Сейчас условия для их совместной жизни идеальны, если они изменятся, то это будет не смертельно, но проблематично.
Всё же ему стоит начать с меньшего.
На следующий день житель квартиры номер один обнаружил на пороге свою фотографию, подписанную кривой надписью, которую писали в очевидной спешке:
"Я Ты пр осто Твои гла за Я ТЕБЯ Л ЮБ ЛЮ очен ь"
Доу вспыхнул, когда увидел, как любовь всей его жизни рассмеялась и положила фото к себе в портфель. Его тело тряслось, а сердце стучало как сумасшедшее. Обрадованный и невероятно взволнованный, он скатился по кирпичной стене на тротуар, закрывая лицо руками и кусая локоны непослушных волос.
С тех пор в течение некоторого времени фотографии появлялись на пороге квартиры, каждый раз подписи становились всё длиннее, а житель квартиры смеялся всё реже. В самый последний раз фотография с кровавым отпечатком вызвала на лице человека отвращение, и он тут же разорвал её, а после выбросил. Но Джон расценил этот поступок по своему, решив, что он просто устал от одинаковых подарков. Неужели... пришло время?
Доу дрожал, стоя перед зеркалом. Он проверял своей внешний вид в последний раз, прежде чем выдвинуться в путь.
Сегодня. Сегодня он наконец-то заговорит со своей любовью, и они будут вместе.
Вместе навсегда.
То же время, тот же автобус, то же время. Но в этот раз в транспорте были лишь они. Судьба? Да, это очевидно судьба!
Доу улыбнулся, точнее, он не мог
перестать улыбаться. Впервые человек посмотрел на него, из-за этого сердце Джона было готово выпрыгнуть из груди. Они вновь вышли вместе, но парню нужно было время, чтобы собраться с мыслями.
И вот наконец-то он чувствует любимый аромат совсем рядом.
Так близко, Боже.
— Привет, — вышло более нервно, чем хотелось бы.
Его любовь выглядела немного обескураженной. Ничего, ничего, нужно дать ей привыкнуть, она же не знает Доу так близко, как он её.
— Ты приятно пахнешь, — на лице собеседника читается непонимание. Ох, вырвалось. Твою мать.
Человек называл Джону своё имя, но оно не имеет значения для него. Он полюбит его, каким бы оно не было.
— Ах, меня зовут, — парень усмехнулся и что-то пробормотал, если честно, в этой мешанине звуков не было смысла, ведь
он всё равно не помнит. — Но ты зови меня Джон Доу.
После короткого кивка и нервного смеха, человек собирался развернуться и уйти, но парень поспешил задать последний вопрос.
— Вы свободны после работы? —
если честно, в этом вопросе не было смысла. Он всё равно придёт.
В этот раз ожидание было бесконечным, впервые Доу впивался глазами в часы. Каждая секунда казалась двумя секундами, каждая минута четырьмя минутами, каждый час шестнадцатью часами.
Это было невыносимо.
И наконец-то конец смены, любовь всей жизни вышла и Доу в ту же секунду вырос перед ней.
Милый испуг заставил щёки Джона порозоветь.
Человек смущённо что-то отвечал, но
если честно, в этом не было смысла. Они всё равно будут вместе этим вечером.
Доу какое-то время проехал с любовью всей его жизни, но вышел чуть раньше. Ему обязательно нужно было попасть в
их дом первым. Иначе как он оставит там подарок?
Открыв дверь своим ключом, Джон сразу же прошёл на кухню и вытащил из сумки заранее подготовленный пакет с подарком.
Душа. Никто так и не сказал, где она точно находится, поэтому Доу взял всё и сразу, но пакет предательски порвался. Подарок с вязким, отвратительно липким звуком упал на пол. Дверь открылась. Собирать всё с пола и красиво раскладывать времени не было, поэтому Джон тихо спрятался; он заранее знал, где будет ждать.
Спустя какое-то время человек всё же зашёл на кухню и с отвращением глянул на месиво, в которое вступил. Его лицо скривилось, а из глаз брызнули слёзы. Фигура быстро удалилась с гостиную и начала там очень быстро дышать, пытаясь сдержать рвотные позывы.
Ах
Они вместе
Наконец-то лишь они
Как только человек заметил Доу, то сразу же отскочил, с нескрываемым страхом пялясь на раскрасневшегося парня.
— КАК ТЫ ПОПАЛ СЮДА?! — фигура кричала, дрожа всем телом.
— Вы сами меня впустили, ещё тогда, оставив мне ключ от
нашей квартиры, — Джон игриво закрутил волос. — Вы такие забывчивые.
Человек дрожал, а Доу сходил с ума от запаха. Так близко, так сильно... и совсем скоро он наконец-то узнает его
вкус.
— Вы ведь тоже чувствуете это, разве нет? — настал момент для прощания. Как только Джон дотронется до своей любви, она тут же потеряет свою невинность и чистоту.
Он сделает её подобной себе, чтобы они могли быть вместе. Другого способа не существует. — Что-то, что только между нами...
Доу последний раз взглянул в живые глаза, из которых лились слёзы. Он старался запомнить каждую секунду. Ему было жаль, искренне, бесконечно жаль, что он больше не сможет услышать любимый голос, сделать фото ещё тёплого тела, мозг которого не мёртв. Но больше всего он жалел о том, что ему придётся лишить этого человека его чистоты. Ему придётся пожертвовать собой, чтобы они были вместе.
Ох, как же жаль...
— Ведь я же люблю тебя. Люблю. Люблю! — Доу присел перед фигурой и схватил её за плечо. Тёплое. Мягкое. Живое тело. Сквозь его руку будто прошёл разряд. Оно того стоило, Боже. Потеря невинности этого человека стоила каждой доли секунды, каждого момента, который Доу проводил рядом с ним. Но особенно оно стоило этих касаний. — ТЫ МЕНЯ ЛЮБИШЬ? —
а возможно оно будет стоить и вкуса.
Джону не нужен был ответ, он знал, что человек перед ним любит его так же искренне.
Парень выхватил нож, на котором до сих пор была его давным-давно свернувшаяся кровь, и грубо всадил в тело своей единственной любви. Лицо человека скривилось, а изо рта полилась кровь. Но он ещё был жив.
Доу дрожал так сильно, как никогда прежде. Это было необъяснимо, просто невероятно. В его голове не осталось ничего, кроме собственного громкого крика: "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!"
— Уф, мне так хорошо с тобой, — наконец-то тот самый момент. Запах самой сладкой крови на свете уже окутал Джона, настало время
вкуса.
Парень склонился над вспоротым животом человека и нежно поцеловал вывалившиеся наружу органы.
О Господи.
Этот запах, этот вкус, это
чувство — каждая составляющая оправдывала время, проведённое рядом с его любовью. Жар, казалось, скоро убьёт Доу, но он был бы счастлив умереть прямо сейчас. Парень не мог оторваться от внутренностей, облизывая, кусая, целуя их.
Ему было мало.
Джон ненадолго оторвался от вкушения своей любви, чтобы в последний раз взглянуть в её ещё живые, блестящие глаза.
— Я люблю тебя, — Доу аккуратно примкнул к лицу человека и поцеловал в уже охолодевшие губы, он аккуратно слизывал с них кровь и кусал.
До конца превращения его самой невероятной любви в грязь осталось совсем немного, и Джон приоткрыл её глаз, проводя по нему языком. После этого свет в них больше не отражался.
Человека больше не существовало.
Доу почувствовал, как запах медленно начал исчезать, а вкус становился горьким, отвратительным. Цвет его любви так же становился всё менее насыщенным.
У него осталось совсем немного времени.
Парень оторвался от вкушения органов и тихо присел рядом с трупом, беря того за холодную руку. Он переплёл их пальцы и поцеловал бездыханное тело в последний раз.
«Неопознанное тело Джона Доу было найдено в квартире, принадлежавшей ******* ***********, чей труп был так же найден на месте преступления. По всей видимости, Джон Доу убил жертву, после чего совершил самоубийство тем же орудием, оставшимся в его теле...»
