Клубок влюбленных змей.

Староста был красив, я не отрицала. Но влюбляться в его мрачное очарование остереглась. Тем более, мне нравятся карие глаза. И гетерохромия. У Тома Реддла глаза моря в бурю. Чистый синий шквал безумия. Нулевое попадание. Мне нравятся парни, которые не против телячьих нежностей. Я слишком люблю объятия и тепло человеческого тела, чтобы отказаться от этого в угоду чувствам. Том ненавидит, когда его трогают. И я помогаю девочкам привлечь его внимание, в их письмах мои привычки отвечать язвительностью на язвительность. Он им нравится "несмотря". Я очарована "вопреки". Мне нравятся люди интригующие, харизматичные, со стальным стержнем. Чтобы можно было доверять им, спрятаться за надежным плечом и выдохнуть. Не зря же я пряталась раньше в тени Малфоя? Том Реддл настолько силен морально, что сердце ударяется о ребра болезненно, стоит ему задержать на мне взгляд дольше пары секунд. Я предполагаю, что это намек, чтобы я не пялилась. Я делала вид, что намеков (ни одного из возможных) не понимаю. Любить Тома Реддла было приятно. — Привет, — обольстительная улыбка вызывает бабочек в животе, но я знаю, что это страх. И улыбаюсь в ответ, пряча руки за спиной, глазами хлопая невинно, лишь бы посчитал очередной дурой, что слюни на него пускает. — Привет, — у меня палочка греет ладонь и чувство страха настолько всеобъемлющее, что я почти задыхаюсь. — Ты ведь Гарриет? У меня к тебе просьба, — мне бы соврать, на самом деле, только ложь противна на слух и я произношу совсем не то, что крутится в голове. — Да, это я. Буду рада помочь, — Реддл улыбается как средоточение греха и я отчаянно стараюсь не показывать виду, как больно сердце бьётся о стенки грудной клетки. Он выше меня, вблизи это особенно заметно, но он все равно делает еще один шаг и я едва не отступаю назад на два. Мне до одури страшно, но я почти уверена, что он это спишет на подростковую влюбленность. Мерлин всемогущий, я так не люблю людей. — Мне нужна компания на этот бал выпускников, а ты не похожа на тех, кто тешит себя ложными надеждами, — я поправляю волосы, чтобы не лезли мне в глаза и размышляю об этой просьбе не дольше нескольких секунд. Том Реддл никого и никогда не просит. Он приказывает. Я не знаю, откуда возникает эта мысль, но киваю ему. — Мне было бы очень приятно провести этот вечер с тобой, но у меня очень большие проблемы с танцами. Кажется, все мои партнёры отзывались обо мне негативно, — я уточняю про себя, что девушки как раз от меня в восторге. Я вела в танцах. Вальпурга должна была тренироваться с кем-то, а Флимонт был слишком потерян для мира в своей любви к невесте. Да и не нравился он ей. А я, иррационально, но нравилась. Но Вальпурга не из тех, кто легко отдаст инициативу, с ней в танце нужно было быть почти жестокой. И я делала широкие шаги, уверенно ведя танец, но теперь это мне аукнулось неумением отдать инициативу. — Совсем не умеешь? Не верю, что Поттер не может танцевать, — я улыбнулась максимально неловко, тихо объясняясь. — Я умею танцевать, но вряд ли тебе понравится этот танец, — я тяжело вздохнула. Вот как ему объяснить, что я обычно веду в танцах? — Давай я сам буду решать. Задержись сегодня после урока зельеварения, — после ухода старосты я оглядываю коридор и называю про себя вещи, какие вижу, лишь бы успокоиться. Не хватало заплакать от переизбытка эмоций. Мне еще нужно думать, как попросить девочек помочь мне избежать вынужденного согласия, чтобы меня не прокляли. Я просто молилась, чтобы Тома настолько смутила моя попытка вести, что он найдет себе другого партнера на этот бал. Я планировала прийти с братом, все равно его невеста хотела пригласить какого-то своего друга на курс младше. Придётся сказать им, что план придётся откорректировать. — Что ты, по твоему, делаешь? — Том почти шипел, и я уверена, что щеки у меня красные, как и уши. Радовало, что этого обычно не видно за легким загаром и волосами, хотя с последнего отдыха на море прошло прилично времени. — Прости, это просто привычка, в основном Вальпурга тренировалась со мной перед балами, вот и получилось... — по чуть сильнее сжавшейся хватке у меня на талии и руке я поняла, что это оправдание его не устроило. Но он отошел от меня на секунду, наложил чары облегчения веса (показательно произнеся заклинание вслух специально для моей паранойи, которая толкала под руку с палочкой выставить щит). Потом он легко поднял меня и поставил на собственные ноги. — Еще раз, — я в очередной раз запела мелодию вальса. Граммафон нам одолжить отказались, он был нужен для урока магловедения, а заклинание было громким и его было неудобно прерывать каждый раз, когда я косячила на нервах. Я любила петь, потому могла похвастаться мощью голосовых связок, когда надо было успокоить толпу в коридорах или на квиддиче. А еще в подобных обстоятельствах я радовалась, что могла хоть немного успокоить своего партнера. Риддла раздражало, когда что-то шло не по плану. В этот раз я буквально физически не смогла бы попытаться перехватить инициативу и я впервые прониклась тем, насколько близко был Реддл. Слишком близко. — Что с твоим сердцебиением? — я передернула плечами, раздумывая над ответом. Сказать всю правду для меня стало бы ужасным стыдом. "Я тебя боюсь, но делаю вид, что люблю, потому что иначе не смогла бы даже смотреть в твою сторону". Глупо же? Тем более, что эти эмоции сплелись в такой тугой комок извивающихся змей, что непонятно теперь, где начало, где конец, а где суть. — Кроме семьи никто не был ко мне так близко и это смущает и волнует, — ну вот, тоже правда, но куда более адекватная. — Ты первая, кого я держал за руку, но тем не менее спокоен, — я думаю недолго, объясняя это сначала себе. Я ему безразлична и слава Мерлину. — Это девчачьи заморочки. Что-то вроде того, что нам вбили на подкорку, как нормальное поведение. Не то чтобы меня это устраивало, но я пока что не знаю, как от этого избавиться, — Том смотрит на меня несколько долгих секунд, но я сажусь на пол, прислонившись к стене и закрыв глаза. Сегодня был насыщенный день. На следующий день мы встречаемся утром на чарах и Реддл кладет мне на парту книгу по окклюменции. Такой я никогда еще даже не видела. Я настолько увлекаюсь новой литературой, что когда настаёт время практики заклинания я делаю его в большей степени благодаря своей любви к чарам и умению их накладывать, чем из-за того, что я внимательно слушала Профессора. И от меня не укрывается ни смешок Реддла, ни теплое прикосновение его магии. Я взвинчена выступлением перед всем классом, потому моя собственная магия это прикосновение воспринимает агрессивно. Судя по тому, как дернулся староста, он это почувствовал. Судя по тому, как он после этого на меня посмотрел, просто так мне это не простят. Сегодня я уже не пыталась перехватить инициативу, но все равно была напряжена сверх меры. Том грозился Петрификусом. Я в один момент просто свалилась на пол, потому что уже отчаялась что либо сделать. Было стыдно перед Реддлом, который тратил на меня свое время. — Что за привычка сидеть на полу, вставай, — я очень не хотела, но встала. Отряхнулась и снова подошла к нему с мрачной решимостью. Поттер я или где? Сейчас точно получится. Только Том посмотрел на меня, и вместо того, чтобы снова встать в позицию для танца, обнял. Прижал к себе крепко-крепко и я вцепилась в его мантию, потому что совершенно этого не ожидала. — Расслабься, — шепот был каким-то шипящим и я лишь сильнее напряглась, прежде чем послушаться и суметь совладать со своим напряжением. Вне танца мышцы расслаблялись легче. — Вот видишь, не так сложно, — я отошла от партнера на пару-тройку шагов и потерла запястье в приступе неприятного тревожного чувства. Несмотря на ласковый тон Реддла, мне все ещё было жутковато. — В каком платье ты будешь? — я выдохнула и прислонилась к стене, съежая по ней на пол. Холод помогал справиться с туманом в моей голове, когда рядом был Том. — Из того, которое мы с мамой выбрали до поездки я совсем выросла, потому на этой неделе мне нужно сходить в Хогсмид, и после этого я точно скажу, будет ли это мое черное платье или какое-то другое. — Пойдешь со мной, — это не звучит вопросом, потому я лишь пожимаю плечами. Раз хочется ему, то кто я такая, чтобы его отговаривать? Тем более, Том хороший собеседник. И у него явно есть вкус. Шутка появилась в голове и в ту же секунду была озвучена с шалой улыбкой. — В какой момент твой безупречный вкус дал сбой и ты пригласил меня на бал? — чужая усмешка помогает справиться с неловкостью. Поход в Хогсмид максимально неловкий. Том постоянно поправляет мне шарф, который я каждый раз чуть ослабляю, он раздраженно вздыхает, показательно (паранойя бдит) накладывая на меня заклинания, чтобы снег не лип, а я не мерзла. Атмосфера в ателье частично выправляется, но Тому не нравится мое платье. Черное, оно бы подошло похоронам, но не вечеринке и он, вкупе с осуждающим взглядом работницы ателье, все же заставляет меня выбрать другое платье. Женщина настолько увлечена в попытках узнать, какое я бы предпочла "кроме этого черного кошмара", что по итогу я психую и трасфигурирую свой платок в бумагу, а браслет в карандаш. И рисую. Женщина смотрит внимательно на мой рисунок и я вижу, как загораются у нее глаза. — Синий цвет! — ей понравилась идея "подчеркнуть глаза вашего спутника". — Зеленый, — только Том против этой идеи. И они спорили, а я игралась с цветами ткани, перекрашивая их силой воли. Это не требует особой подготовки. — Как насчет этого? — я показываю кусок бумаги, на котором я искала цвет и на меня смотрят почти прожигающе. Но женщина уже через пару секунд в восторге, а Том не злится. На примерки я прихожу тоже вместе с Томом. На третий раз мы с ним находим компромисс. Я накладываю заклинания, чтобы снег/дождь/ветер нас не трогали, а он не трогает мой шарф и не мучает меня наколдованным жаром. Приходится ходить под руку и я с удивлением замечаю, как мое сердцебиение успокаивается к концу прогулки до едва слышного шума. Платье выходит великолепным. Работница ателье (можно просто Гортензия, дорогая) суетилась вокруг, сомневаясь в идеальности своего творения. — Всё-таки, оно слишком темное, вам не кажется? — цвет сосновых иголок в холодную зиму завораживал и я не могла оторвать взгляда от отражения. Крупные "лепестки" невидимо крепились к поясу на талии и я с удивлением увидела, что у меня красивая фигура. Волосы беспорядочно торчали, поскольку сегодня утром я не стала себя мучить заклинанием, что делало их менее буйными, но это ничуть не портило вида. Но после заклинания от Реддла (аккуратного, у меня они куда более резкие получаются) волосы распрямляются и завиваются крупными кольцами, как у моего крестного. У меня слишком Блэковские корни, чтобы кто-нибудь узнал во мне Поттер. Мадам Штольц убегает, бормоча что-то о посетителях и просит подождать ее для окончательных правок. — Выглядишь просто очаровательно для той, что предпочитает таскать вещи брата, — у меня слишком хорошее настроение и я почти мурчу ему в ответ: — И была бы в восторге от возможности хотя бы примерить твою рубашку, — следом я, конечно, осознаю, что и кому только что сказала, краснея настолько сильно, что я вижу в отражении, как румянец перебегает на шею и плечи. Но Реддл не выглядит разозленным. Он отстранен и спокоен, и я не знаю, пугаться ли мне сильнее или чувствовать облегчение. Когда он замечает мою реакцию на собственные слова, он усмехается в своей дьявольской манере и медленно подходит ближе. Я бормочу что-то о том, что мне стоит пойти и переодеться, но он не позволяет мне убежать от себя за шторку примерочной. Хватает меня за талию со спины, и сердцебиение едва ли позволяет расслышать его слова о просьбе мадам Штольц "ты же не хочешь расстроить ее непослушанием?". Я чувствую себя в ловушке и мотаю головой отрицательно отвечая на риторический вопрос. Горячее дыхание около уха "хорошая девочка" заставляет сердце биться еще более болезненно. Когда я уже сняла платье, я поняла, что свитера, который я с упрямостью носорога забирала у брата, нет. Вместо него лежит белая рубашка. До боли знакомая белая рубашка. Фините Инкатем не работает, а это означает лишь то, что трансфигурированный свитер Флимонта сейчас на Томе. Я сомневаюсь секунды три, накидывая на себя чужую вещь. Рукава едва не целиком покрывают пальцы, а длина рубашки достигает середины моего бедра. Том входит без стука и я чуть испуганно издаю писк. Я в одной его рубашке, которую даже не удосужилась застегнуть, потому вынуждена краснеть и просить его выйти. Только Том снова мне мстит (иначе я это назвать не могу) и подходит, несмотря на мое сопротивление, чтобы с абсолютным спокойствием на лице застегнуть на мне пуговицы. Он отворачивается после этого, но следит за моими действиями сквозь зеркальные поверхности. Как я нервно натягиваю колготки, заправляю его рубашку в юбку, накидываю на себя шарф... После этого он поворачивается и помогает с тяжелой шубой. Натягивает мне на макушку шапку и накрывает капюшоном, подает палочку, которую я чуть не забыла. Всё это молча и со странным выражением удовлетворения на лице. Когда мы выходим из ателье с уменьшенным платьем, я колдую импервиус и цепко ухватываюсь за своего партнера по танцам. — Зачем тебе свитер моего брата? — мое непонимание, вероятно, забавляет его настолько, что он забывает о понятии "личное пространство" и что он его нарушает, наклоняясь прямо к моему лицу. — Если бы я его оставил, то не увидел бы тебя в моей рубашке, — я ослабляю шарф еще немного, потому что иначе я бы задохнулась. Дышать, когда сердце сремится на свободу, приходилось через раз. Иногда я удивляюсь, как глупый орган еще не пробил ребра. — И что, стоило зрелище? — язык мой — враг мой, правильно Долохов говорит. Ухмылка Реддла видится мне почти мечтательной. — Определённо, да, — я едва удерживаюсь от желания спрятать лицо в шарфе. Еще запотевшись очков мне не хватало. — Я сварил тебе зелье, которое на определённое время улучшит твое зрение, — я отвлекаюсь от тяжелого фолианта только чтобы непонимающе на него посмотреть. — Зачем? — он закатывает глаза и отвечает почти зло. — Чтобы ты им воспользовалась на балу, — я кручу кистью в воздухе, чтобы проверить заглушающее. Мадам Пинс очень не любит шума и разговоров в полный голос в своей обители. — Я не про это. Зачем тебе напрягаться с зельем? Тем более, оно даже по программе седьмого курса не проходится, потому что это уже степень подмастерья. Мне просто интересно, какая тебе с этого выгода, — я поправляю волосы, чувствуя себя малость неловко. — Поверь на слово, мне более чем выгодно было сварить это зелье, — я прикинула. Во-первых, он точно делал это под присмотром Слизнорта, а это уже два или даже три вложения в собственную репутацию. Смотря как он ему преподнес это. Вероятно, еще это выгодно в материальном плане, потому что такое зелье варится в больших котлах на продажу за большую сумму. Далее это престиж на балу, мне часто говорят о красоте глаз и сожалеют, что такая красота спрятана за очками. — Ладно, глупый был вопрос. Но очки у меня не самые простые и тебе придется везде брать меня с собой, потому что я буду беззащитна, как котенок, — Поттеры не зря славятся своими артефактами. И мои очки лишь одни из немногих работ родственников, причем, не самые лучшие из них. Вот мантия-невидимка, которая передается по наследству уже очень много веков, вот она да, она воистину прекрасна, а мои очки... Так, забава, склеенная на коленке. — Это совпадает с моими планами, — у меня, вероятно, глаза загораются интересом ярче, чем убивающее проклятие. — Поделишься? — Том смотрит на меня насмешливо и отрицательно мотает головой. — Не-а, — я собираю все свое наигранное возмущение, чтобы первой нарушить его личное пространство. Мой толчок всем телом его не сдвигает, зато я едва не валяюсь на старосте Слизерина, опираясь на его колени руками. — Ууу, злой какой, сначала заинтриговал, а потом молчит, как партизан! — надо меньше общаться с Долоховым, Тоша плохо влияет на мой инстинкт самосохранения. Когда Том аккуратно поддерживает меня за спину, чтобы я не смогла отстраниться, и наклоняется к моему уху, меня мучает сложное чувство дежавю. — Я планировал представить тебя своим друзьям в качестве девушки, которую я хочу видеть своей женой, — я стремительно краснею на это смелое заявление и произношу, чтобы перевести тему. — Вал захочет стать подружкой невесты и убьет меня, если другом жениха станет ее будущий муж, — на чужую вздернутую бровь я не реагирую и Реддл уточняет: — Это согласие? Благословление родителей и даже твоего брата я получил, хотя с последним и пришлось повозиться, — шутка зарождается в моей голове и я озвучиваю ее до того, как успеваю осмыслить. — Я думаю, в каждой девушке должна быть загадка и у меня это будет фамилия. Гарриет Поттер-Реддл, звучит? И самое сложное, это получить благословление Блэковской родни, они меня обожают и матушка уже сказала мне, что я могу всю жизнь прожить без мужа и никто мне и слова не скажет, — Том сначала закатывает глаза (я знаю, что шутка про фамилию уже как седьмой курс не смешная), а потом наклоняется и целует меня. В губы. И, я знаю, что поцелуй это с большой натяжкой, простое прикосновение губ, считай, но грудную клетку почти разрывает чертово сердцебиение. — Знаешь, любить тебя очень и очень больно, — тяжело отстраняюсь и рука со спины соскальзывает мне на колено. Мне полноценный вдох сделать сложно не столько потому что туман гуляет в голове и мягкое возбуждение ворочается в низу живота, сколько потому что сердце и без того болезненно бьётся в грудной клетке. — И как это понимать? — Реддл сам отстраняется, убирая руку с моего колена. — Буквально. Иногда мне кажется, что сердце проигнорирует наличие у меня ребер или попытается сломать их и вырвется из груди. А это достаточно больно, — Том смотрел на меня несколько секунд прежде чем приложить тыльную сторону ладони к месту, где было сердце. Он, вероятно, почувствовал, насколько оно сильно бьется, потому что я увидела в его глазах любопытство. — Так каждый раз было? — я кивнула, потирая место, где недавно была чужая рука. Не то чтобы это особо сильно помогало справиться с болью, но хотя бы не добавляло неприятных ощущений. — Ты всегда был слишком впечатляющим, чтобы не заметить тебя, — просто поначалу я цеплялась за старые вкусы, а позже за иррациональное чувство страха, которое переплелось с влюбленностью в клубок змей. Любить слизеринского старосту было почти также невероятно, как летать. — У меня смутное ощущение, что такое сердцебиение ненормально, — я неловко пожала плечами. Я не знала, откуда моя нелюбовь к больницам и иже с этим, но иногда я почти говорила причину. Не то чтобы она была уместной. — Я никому о нем не говорила, — ведь это значило, что я должна рассказать о страхе и влюбленности, о приятном томлении внизу живота, о том, как я резко поменяла свои вкусы... И должна была рассказать об этом в первую очередь родителям. — Давай сходим в больничное крыло, — я нехотя кивнула на это, но послушно отнесла книги на место и собрала вещи. Насколько я знала Тома, он не любил взрослых, но почему-то очень хорошо относился к врачам. К целительнице больничного крыла — особенно. — О, Том, давненько тебя не видела! Все хорошо? — женщина нравилась и мне, мне не нравились условия, при которых мы встречаемся обычно. — Я в абсолютном порядке вашими стараниями, но хотелось бы получить консультацию. У Гарриет болезненное сердцебиение, — и добродушное лицо нахмурилось. — Мисс Поттер? Как давно? — мне пришлось напрячь память. — Когда родители провожали меня в Хогвартс, если не ошибаюсь, был первый раз, — меня распросили подробнее, продиагностировали, взяли кровь на анализы... Больничная суета вызывала глубокое чувство отторжения. — Прошу, не суетитесь, меня не пытались убить и василиск меня не укусил, — просьба вырвалась раньше, чем я ее осознала. Мне действительно было бы проще тут находиться, если бы мадам Пофри не носилась по всему кабинету со скоростью бладжера! — Мисс, вы совсем безответственно относитесь к своему здоровью! А если бы к вашему недугу не было бы зелья? — я нахмурилась и пробурчала скорее себе, чем кому-то из присутствующих. — Это было бы лучше, чем зелья бы мне не помогали вовсе, как маггловские медикаменты, — Том кивнул на мои слова. — Вот, мистер Реддл, проследите, это зелье на ночь, это выпить завтра утром во время завтрака, а это, — медиковедьма посмотрела на календарь и отсчитала какое-то количество дней. — в воскресенье утром. Если будут жалобы, сразу идите ко мне, все ясно? — я кивнула, хотя знала, что вряд ли пойду очень охотно. — Том, я могу тебя поздравить? — уже на выходе она кликнула моего жениха. — Да, мадам Помфри, она дала свое согласие на помолвку буквально сегодня, — учителя теперь смотрели на нашу пару с плохо скрываемым удовлетворением. Слагхорн, правда, прочитал лекцию о детях и откуда они появляются (лично Тому, мне было даже жалко бедного старосту), а Дамблдор смотрел с удивлением, но в остальном все вели себя так, будто они знали, что так и будет. Правда, случился один инцидент, после которого Том пообещал открутить преподавателю трансфигурации голову... — Мисс Поттер, останьтесь после уроков, — профессор нес какую-то чушь про дитя амортенции (будто бы Реддл любить не может по определению), про какую-то тьму (единственная тьма в Томе — это цвет его волос), про то, что он жесток (я прикинула, и оказалось, что он имеет в виду ненависть к магглам, которые сделали ему много нехорошего в жизни), в общем, нес ахинею и ожидал, что я поверю. — Профессор, если у вас в личной жизни не сложилось, прошу, не пытайтесь расстроить мою. Том очаровательный жених, он мне доверяет, уважает мои желания и беспокоится о моем здоровье больше меня. Не стоит говорить, что он не способен любить, если сами лишены этого чувства, — Том меня расцеловал, когда я позволила ему посмотреть это воспоминание. Впервые он вел себя так, будто я самое драгоценное, что ему доводилось видеть и держать в руках. Было невероятно приятно, но также максимально странно. — Ты не представляешь, что для меня значит твое доверие, — мне оставалось лишь недоуменно моргать. — Ты всерьёз думал, что я ему поверю? Том Марволо Реддл, за кого ты меня принимаешь? — в моем голосе не было настоящено возмущения, только недоумение и немного смеха. — Гарриет Лилиан Поттер, девушку, за которую я готов убить, — на мое закатывание глаз Том лишь дарит мне очередной поцелуй. Я замечаю, что зелье не помогло. — Том, мне кажется, тогда у мадам Помфри я накаркала. Мне всё ещё больно, — мадам Помфри суетится и я даже не могу попросить этого не делать, в этот раз действительно что-то непонятное. Рядом стоит Слагхорн — именно он варил зелья. Как оказалось, у меня уже были приступы, в детстве, на хеллоуин и каждый день рождения, просто я этого не помню, и родители попросили своего знакомого об одолжении. — Говорите, приступы участились? — я кивнула, потирая место около сердца. Всеобщая суета не давала мне успокоиться. — В последнее время очень много сильных эмоций. Том, даже не смей себя за это винить, прокляну, — по непроницаемому лицу старосты мало что можно было сказать, но я его хорошо знаю. Все мои проблемы он называет также своими и винит себя, если не помог. Отвлекаясь на него, я позволила себе чуть расслабиться. У меня недавно взяли кровь для анализа. Что-то мешало зелью подействовать. — Я даже и не думал, — на мой поцелуй в щеку он позволяет себе легкую улыбку при взгляде на меня. Вот так, я всё еще рядом и никуда от тебя не денусь. — Мисс Поттер, откуда у вас в крови смертельный яд?! — вот уж спасибо, мне явно не хватало поводов для волнения. — В смысле у нее в крови смертельный яд? — голос Тома пробрал до мурашек. Холодный, тихий, мне сразу захотелось спрятаться за ним, чтобы не стоять на пути, но я лишь схватила его ладонь цепко, чтобы он не нервничал. Несмотря на смертельный яд, я еще была жива и чувствовала себя вполне неплохо. — У нее в крови яд василиска. И что-то ещё, что не дает ее убить, возможно, слезы Феникса. Теперь, мисс, будьте добры поделиться, где вы нашли василиска? — по моим растерянным глазам, наверное видно, что я в душе не понимаю, про какого василиска они говорят. Но, вспоминая прошлый поход в медицинское крыло, выходило, что если я не помню осознанно, в подсознании точно что-то сохранилось. — Можно нам пару минут наедине? — я постаралась сказать это серьёзно, несмотря на беспокойство и очередной приступ боли. Мадам Помфри закрылась с Слагхорном в лаборатории, очевидно, собиралась потратить это время с пользой. Она бросила что-то про "полчаса, не больше". — Примени ко мне легилименцию. Я этого сама не вспомню, потому прошу тебя. Постарайся найти, что откуда, сможешь? — Том хотел сопротивляться, но под моим взглядом молча достал палочку и я опустила окклюментные щиты (я помню, как в один не очень счастливый день стала как одержимая их создавать). Том в сознании почти не ощущался, разве что память начала проигрываться. Мысли-эмоции-тысяча и одна картинка-мама. Или не мама? Рыжая женщина с зелеными глазами. У нее очаровательная улыбка. Яркая. А это?.. Папа. Джеймс Флимонт Поттер. Аврор. Умер. Вместе с мамой умер. На хеллуин. Троль. Девочка. Гермиона, моя дорогая!.. Рон. Рыжий, пропускающий красное словцо. Снейп. Северус Снейп. Принц-полукровка. Зелья. Оборотное. Малфой, Драко Малфой. Чудовище Слизерина. Василиск. Том Марволо Реддл, Джинни. Феникс, меч гриффиндора, укус, боль-боль-боль, черная тетрадь, уничтожить... Снова Феникс, он плачет... Том передо мной тяжело дышит и сам хватается за сердце, а я, будто кто-то отдирает штукатурку, вижу свою-не-свою жизнь. Первый, второй, третий, четвертый-пятый-шестой курс, седьмой. Восьмой. Удар в спину, проклятье, дары смерти....... Я сама хватаюсь за сердце. — Зови Помфри, это проклятье, — выдавливаю из себя слова и Том срывается с места и ломится в лабораторию. Дальнейшее я осознаю с трудом. Вот локация сменяется, ступени, суета, крики, вспышки заклинаний, мою палочку отбирают, укладывают силой на постель, пристегивают. Протяжный крик. Это мой? О, Том. Беспокоится. Криков стало меньше. — Ты спишь уже третий день, знаешь? — и мой хриплый шепот в ответ. — Теперь знаю, — и опять суета, но в этот раз у меня есть уголок спокойствия рядом с Реддлом. Мне еще предстоит смириться, что я не совсем из этого времени. — Ты выглядишь потрясающе, — шепот на ухо, когда он выводит меня из гостинной под руку. Мне тепло и сердце впервые не пытается вырваться из груди, хотя и бьется чуть чаще, когда он в очередной раз нарушает мое личное пространство. — И я ничего не вижу, — я смотрю туда, где, предположительно, находится его лицо. Перед глазами летают мушки, но хотя бы четкие, а не непонятные пятна чужой магии. — Зелье не помогло? — я шиплю ему на парселтанге, потому что это явно не то, что стоит знать посторонним. — Небольшая особенность моего рода, всего лишь вижу магию, — магия Тома взбудоражена и я опознаю в ней мурашки. В чем причина подобной реакции? — Ты можешь говорить на языке змей? — у меня у самой дрожь вдоль позвоночника. Звучит... волнующе, даже без интонации. — Я тебе потом покажу. Это твой подарок, — не буду проверять его выдержку, если я правильно поняла его реакцию, то мое шипение действует на него весьма волнующе. Том водил меня от человека к человеку, представлял своим друзьям и знакомым, его поздравляли с удачной помолвкой, а я цеплялась за его руку и прятала взгляд в складках пышного наряда. Единственный, кто удостоились моего внимания, были близкие или уважаемые люди. Флимонт с невестой, Тоша с очередной пассией, учителя... Никто кроме брата не заподозрил в моей крепкой хватке за руку жениха панику. В Хогвартсе я хотя бы видела стены, поскольку их знатно зачаровали, я видела людей, но столы с едой, стулья и всё подобное было мне почти недоступно и я хваталась за свой оплот стабильности едва скрывая эмоции. — У Малфоя проклятие на уровне ширинки, — смех Реддла был для меня бальзамом на душу, его ласковые прикосновение — успокоительным, а низкий, с легкой хрипотцой, шепот прямо на ухо — проверкой терпения. Его магия кружила вокруг нас плотным коконом и оберегала от мелких сглазов, в то время как я мутным взглядом рассматривала своих знакомых. Дышать постепенно становилось тяжело. Я ненавидела чувствовать себя беспомощной, потому что это аукалось мне страхом. И пусть присутствие Тома сглаживало мое состояние поначалу, чуть позже я готова была умолять выйти подышать туда, где людей поменьше. Умолять не пришлось. Том аккуратно вывел меня, уточняя местоположение ступеней и других преград. — Ты золото, Том, — легкий поцелуй пришелся в уголок губ и я чуть сдвинулась еще, целуя полноценно. — Пойдём вглубь лабиринта, дорогая моя, — я подозревала, что он хочет поговорить на тему моего зрения и языка змей, потому позволила ему вывести себя наружу. — Смотри в глаза, — шепчу, окклюментные щиты сминая и выбрасывая куда-то в сторону воспоминаний о занятиях со Снейпом. — Видишь? Судя по сорванному дыханию, видит. И духа на первом курсе, и Василиска, и мираж, который вызывают у меня дементоры, и бледнолицее уродище, и смерть Сириуса, и пророчество, и... Всё остальное. Думать об этом действительно было больно. — Вся моя жизнь шла под откос и только Смерть это исправила, — мое шипение не вызвало той же реакции, что и раньше, Реддл просто очнулся от увиденного и крепко меня обнял. — Пообещай, что остановишь меня, если что-то пойдёт не так, — он был в ужасе. Я это слышала так отчетливо, что не сдержала желания поцеловать его в лоб, раз он наклонился. — Никто из нас не сможет жить спокойно, пока жив другой. Неужели ты думаешь, что я позволю тебе бездарно умереть? — наверное, это звучало обещанием, потому что поцелуй, последовавший за этим, был и не в половину таким отчаянным, каким был голос Тома секунды назад. Возможно, мы просто были клубком влюбленных змей. Возможно, я не хотела ничего с этим делать. Возможно, весь мир может идти к черту, пока я стою вровень с Томом.